Василий Агафонов - Неман! Неман! Я — Дунай!

• Название: Неман! Неман! Я — Дунай!
• Автор: Василий Агафонов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1967

В великой победе, которую одержала над врагом Советская Армия, не последнюю роль сыграли воины-связисты. Воспоминания В. П. Агафонова — первая книга о связистах в серии «Военные мемуары». В дни Великой Отечественной войны автор являлся начальником связи 11-й, а затем 27-й армий, с которыми прошел боевой путь от Немана до Дуная. Тепло и взволнованно рассказывает В. П. Агафонов о своих товарищах, с которыми форсировал Днепр, участвовал в Корсунь-Шевченковской и Ясско-Кишиневской операциях, сражался за Балатон. Словно живые, встают на страницах книги рядовые связисты и офицеры — люди, беззаветно преданные воинскому долгу, люди, чье мастерство мужало в боях.

Эта книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера. militera.lib.ru

---

Таким небывалым способом от Бужанки до Тырново (на расстояние более 300 километров!) было перенесено: несколько аккумуляторов на 120 вольт, зарядный агрегат, два аппарата СТ-35, два аппарата Морзе, три телефонных коммутатора (на 10 и 20 номеров), два швейцарских коммутатора, 15 километров полевого телефонного кабеля и кое-какое другое имущество.

Несмотря на это, мы делали все, чтобы поддерживать в ходе операции надежную связь.

В первые два дня после прорыва обороны противника со всеми подчиненными соединениями поддерживалась устойчивая проводная связь. Но войска все увеличивали темпы наступления. Смена районов КП корпусов так участилась, что проводную связь с ними едва успевали организовывать по рубежам.

Наиболее устойчиво работала проводная связь со штабом 35-го гвардейского стрелкового корпуса, ось перемещения которого совпадала с осью перемещения армии. Тяжелые условия создались для начальника направления связи к 33-му стрелковому корпусу при подходе к Южному Бугу. Постоянные линии в полосе корпуса отсутствовали. Сильно растянув свои средства по пути движения корпуса, ННС не мог их своевременно подтянуть из-за бездорожья, и проводная связь с корпусом на некоторое время была потеряна. Только ценою неимоверных усилий всего личного состава роты капитан Фомин сумел обеспечить связь с корпусом при форсировании Южного Буга. Когда останавливались обессилевшие лошади, Фомин со своими бойцами разгружал повозки и перетаскивал имущество на себе. Отличный специалист и смелый командир, Евгений Петрович Фомин получил боевое крещение под Старой Руссой. Тогда он был заместителем командира роты. Под Ахтыркой его рота, находясь в резерве, отбила атаку танков и пехоты противника, прорвавшего нашу оборону. И не случайно я был спокоен за участок, где действовала рота капитана Фомина.

В этой операции отчетливо проявились качественные изменения, которые произошли в нашей армии за годы войны. Дело было не только в приобретенном опыте. Изменилась психология людей. Теперь, ставя боевую задачу командиру роты или офицеру отдела, можно было полностью рассчитывать на его инициативу и изобретательность, не опекать мелочными советами. Каждый офицер, в свою очередь, мог рассчитывать на инициативу солдат и младших командиров. Условия, в которых нам приходилось в то время воевать, не стали легче, но мы сами начали действовать увереннее. Имея за плечами крупные победы над врагом, мы поверили: любая операция, любое сражение, любой бой будут успешными. А это, наверное, самое главное.

* * *

12 марта на рассвете началось форсирование Южного Буга. К середине дня передовые отряды захватили на правом берегу плацдарм. Разведав дно реки, на плацдарм удалось переправить семь танков Т-34. Танки прошли под водой, и их появление было полкой неожиданностью для противника. Нашим передовым отрядам удалось значительно расширить свой плацдарм и уже утром следующего дня приступить к восстановлению 60-тонного моста (по нему потом переправились главные силы).

А надо сказать, момент для форсирования Южного Буга был не самым удачным. Начался паводок, река вышла из берегов, затопила на большой площади прибрежные участки. Но дожидаться окончания паводка означало потерять темп наступления, потерять инициативу, которую мы прочно держали в своих руках.

Отходя к Южному Бугу, гитлеровцы побросали много боевой техники, средств связи, автотранспорта и даже лошадей. Этим не преминули воспользоваться наши связисты: они пополнили свои запасы трофейным кабелем, заменили немецкими неисправные аппараты и, что тоже очень важно, подобрали лошадей, на которых можно было перевозить свое хозяйство.

И снова разыскивались подручные средства, наскоро сколачивались плоты, промокшие насквозь бойцы тянули на правый берег телефонные линии. Лошадей переправляли вплавь.

К исходу 13 марта войска главной ударной группировки форсировали Южный Буг и начали на широком фронте развивать наступление в еще более высоком темпе. Корпусные телефонисты, используя внутрирайонные постоянные линии и уцелевшие телефонные станции, поддерживали через них связь с дивизиями и даже с населенными пунктами, занятыми еще противником. И если там на коммутаторе оказывались русские телефонистки, они передавали нам важные сведения о вражеских войсках.

После форсирования Южного Буга проводная связь между оперативной группой армии и штабами соединений организовывалась по прежней схеме, то есть только к исходу дня.

В эти дни состоялось заседание Военного совета армии, на которое пригласили и меня. В конце заседания, когда был решен главный вопрос о подвозе войскам боеприпасов и продовольствия, член Военного совета генерал-майор И. П. Шевченко сказал командарму:

— Предлагаю, Сергей Георгиевич, указать полковнику Агафонову на плохое обеспечение нас связью. Куда это годится, если я в течение дня не могу переговорить с соединениями по телефону?!

— А ты что хочешь, Иван Петрович, чтобы, как только мы сели на коней, за нами сразу прокладывали кабель и бежал телефонист с аппаратом? — резко спросил Трофименко.

— Я хочу сказать, что в то время как наши войска успешно громят противника и быстро продвигаются вперед, связисты отстают…

— Здесь нет прямой зависимости. Скорее, обратная, — возразил командарм. — Чем быстрее продвигаются войска, тем труднее обеспечивать связь. Это нельзя забывать. Полковник Агафонов делает правильно: в течение дня мы имеем хорошую связь с соединениями по радио, а на ночь устанавливается проводная. У меня претензий к связистам нет. Заседание Военного совета закончено.

Позиция, занятая генералом Трофименко, очень поддержала меня в тот трудный период: ведь всей связью армии фактически руководили мы с подполковником Поповичем. И еще — я окончательно убедился в справедливости командарма. В одном из последующих боев это дало мне силы вмешаться в его решение, не отступить перед его резкостью и настоять на своем.

* * *

Никакие трудности, связанные с бездорожьем, не могли остановить стремительного темпа наступления наших войск. Местные жители, освобожденные из немецко-фашистской неволи, охотно помогали нам. Сотки подвод везли военные грузы, тысячи людей несли на руках снаряды и мины, ящики с патронами и гранатами. Там, где не могли пройти лошади, проходили люди, неся на себе бесценный военный груз. Но попадались места, где не под силу было пройти даже людям…

Танк стоит большой, приземистый, хищно вытянув вперед длинный ствол. Он похож на слона, опустившегося на колени. На боках его многочисленные вмятины, следы глубоких царапин, танк тяжело дышит, готовый сорваться с места.

— Ну, вперед на врага, — весело командует генерал Трофименко, и мы бежим к танку, вскарабкиваемся на броню, помогаем взобраться двум телефонисткам и двум телеграфисткам, привязываем к скобам наше небогатое штабное имущество. Мы — это оперативная группа командарма, целиком уместившаяся на броне одного танка.

Впереди море непроходимой грязи.

— Поплыли, — бросает кто-то с облегчением.

И действительно, танк словно плывет по раскисшей пашне, оставляя после себя широкий след, который сразу заполняет вода.

— Не дай бог сорваться и загреметь туда, — с напускным страхом говорит молоденькая телефонистка.

— Появятся немецкие пикировщики, сама полезешь под танк, — замечает кто-то из офицеров.

— Лучше помереть здесь, чем прятаться под танком, — не сдается телефонистка.

— Ну, это потом выберешь, что лучше, — резонно заключает тот же офицер.

А танк упрямо ползет вперед, прибавляет скорость на более сухих местах, потом опять, словно нехотя, лезет в воду.

— Не худо бы оставить этот танк за собой, — мечтает кто-то вслух, с явным расчетом на то, что его услышит командарм.

И командарм услышал.

— Вчера этот танк был просто танк, сегодня он — танковая рота, завтра будет танковым полком, — как бы между прочим рассуждает генерал Трофименко и неожиданно задает вопрос: — А знаете вы, сколько в танковых армиях осталось танков?

Мы знаем это, и разговор продолжения не имеет.

Проехав километров сорок, достигли села, в котором намечалось развернуть армейский пункт управления. Как и всюду, жители встретили нас очень радушно: пригласили в дома, стали накрывать столы. Обычно мы с удовольствием откликались на гостеприимные приглашения. Да и как откажешься? Наша группа на протяжении всей операции продовольствием не снабжалась, и полагаться приходилось все на тот же «бабушкин аттестат».

Но в тот раз на счету была каждая минута: к вечеру предстояло наладить телефонную связь с соединениями. Мы с Поповичем очень торопились. Пришлось нарушить добрую и приятную традицию и сразу браться за дело.

* * *

15 марта был освобожден крупный железнодорожный узел Вапнярка. Развивая наступление, войска нашей армии во взаимодействии с частями 6-й танковой армии ворвались в Могилев-Подольский и вышли на левый берег Днестра.