Гала Рихтер - Мальчик, который умел летать

• Название: Мальчик, который умел летать
• Автор: Гала Рихтер
• Жанр: Фэнтези

Калека. Горбун. Мальчик-бродяга с прошлым покрытым тайной, и загадочной судьбой, ищет свой путь в пространстве. Найдет ли? Не знаю. Но он научится летать.

---

В такой тишине, которая установилась сейчас, очень трудно. Я не выдерживаю первый.

— Я так котлеты буду, без картошки.

Глупо это сейчас говорить. Но я не могу сказать ничего ободряющего.

Тимур резким рывком вскакивает и становится у плиты.

— Ага, сейчас дожарятся, я уже тоже есть хочу. Расскажи пока о замке, Кир.

Я не знаю что это за место. Правда, не знаю.

Они называли его Замок Средь Миров. Сказали, что в нем учатся те, кому предназначено менять свой мир. Девушка добавила, что из нашего мира туда почти никто не попадает. Наш мир меняют не те, кто умеет летать.

Я не спросил почему они выбрали меня. Может быть из жалости. Может, потому что так легче — забрать того, кого не станут искать.

Меня не станут. Некому.

Никто не ищет тех, кто живет на улице.

Меня вернули в мою палату. Никто даже не заметил того, что меня не было.

Я решил, что это был очередной сон. От лекарства иногда бывает такое.

Но потом пришло письмо.

По кухне разносится аппетитный запах котлет. Тимур кладет их на большую тарелку, достает из холодильника кетчуп.

— Хлеба нет, ты уж извини. Тут неделю никого не было после похорон, а сегодня я купить не догадался. Да ешь ты уже! — нетерпеливо говорит он.

Я согласно киваю и начинаю рассказывать о Замке. То что помню. Тимур слушает меня очень внимательно, словно на уроке. Когда я говорю о письме, он кривится.

— И ты его сжег? Кир, ну ты и дурак.

Он мне не верит. Конечно, не верит. На миг я жалею, что сжег письмо и не могу показать его, сказать что оно настоящее.

— Жалко, — вдруг говорит Тимур, — Я бы ушел в этот замок. Раньше — нет, конечно, а сейчас ушел бы. Странно, что ты остался, для тебя это был шанс. Ну, не ходить, так летать. Даже лучше, — он улыбается. Я понимаю, что он и вправду так думает. Что так лучше. Только для меня это плохой выбор. Я не могу ни ходить, ни летать.

Мы доедаем котлеты и снова пьем чай. Я давно не чувствовал себя таким сытым. И спокойным.

Наверное, в любом настоящем доме человек чувствует себя именно так.

Тихо урчит холодильник и стучат стрелки настенных часов. За окном шумит дорога. Из подъезда доносится звук поднимающегося лифта. Я бы отдал всё на свете за то, чтобы слушать эту сосредоточенную тишину вечно.

Только ее разбивает звонок мобильника. Какая-то модная мелодия. Ее часто ставили в ларьке с пиратскими дисками, в переходе, там, где я сидел. Некоторые песни мне нравятся, некоторые не очень. Я не слишком разбираюсь в музыке.

Тимур вздрагивает и берет трубку.

— Да! — кидает быстрый взгляд на часы, — Дома я, цветы поливал…, - раздраженно бросает, — Через полчаса буду. Пока!

Отжимает красную кнопку и бросает мобильник на стол.

— Бл…, на два часа уйти нельзя, ё-моё, как маленькие! — и объясняет мне, уже успокаиваясь, — Сестра звонила. Мне ехать пора.

Подтаскиваю к себе костыли, тяжело поднимаюсь со стула.

— Кир! Ты куда сейчас, в "Гаврош"? — спрашивает Тимур ни с того, ни с сего. Я озадаченно моргаю. Еще не думал.

— Не знаю пока. Я сбежал вообще-то.

Наверно смешно слышать "сбежал" от калеки. Но Тимур не смеется.

— И куда пойдешь? Своих искать?

Пожимаю плечами. Где их найдешь теперь, своих? Откуда едва успели уйти, возвращаться не станут.

— Кир, слушай… — у него сейчас голос человека, решающего что-то важное. Поднимаю голову — Тимур меня намного выше. Все ровесники выше меня. Лицо у Тимура сосредоточенное.

— Что?

Секунда молчания. А потом резкое:

— Оставайся здесь! Я серьезно. Все равно здесь никто кроме меня не появится. Ключи только у меня. Здесь же лучше, чем в приюте или на улице.

Я не знаю что сказать. Молчу, пытаясь придумать какие-то слова. А Тимур в это время лихорадочно шарит по кухонным ящикам и холодильнику.

— Так, мяса чуть осталось, пельмени есть. Тут макароны, гречка, консервы. Картошка есть, но она старая, прошлогодняя. Хлеба нет, масла тоже нет, зато есть сыр. С голоду не помрешь, по крайней мере, сегодня. А завтра я что-нибудь придумаю, ладно? — тараторит он, пока я, наконец, не перебиваю.

— Нет. Не надо.

Он останавливается, со стуком закрывает дверцу ящика.

— Я с улицы, — неуклюже пытаюсь объяснить, — Если что-то пропадет или…

Тимур матерится. Не как Валерка, по-другому. Валера матерится, как говорит. А Тимур словно выплевывает слова, злится.

— Да пусть пропадает пропадом! — почти кричит он, — Думаешь, мне есть до этого дело? Теперь уж все равно!

Я осторожно касаюсь его рукой:

— Тимур, почему?

Почему он предложил остаться? Потому что пожалел полузнакомого калеку с улицы? Или потому что теперь нас связала одна тайна на двоих?

Он смотрит на меня как на больного:

— Потому что тебе некуда идти, Кир. Мой отец друзей не бросал. И я не бросаю.

Я не успеваю ничего сказать в ответ, раздается знакомая трель звонка.

— Алло! Да, Алин, я уже еду, — бросает трубку, — Кир, я побежал, а то сеструхе обещал лекарство для тетки купить, надо в аптеку еще заскочить. Ключи запасные у вешалки висят, еда есть. Я приеду завтра, часов в десять утра.

Он выскочил из кухни, не дожидаясь ответа. Я услышал лишь хлопанье двери.

У меня нет друзей. Так уж получилось.

Друзья есть у тех, кто может ходить, бежать наперегонки, играть. Нет, не так.

Друзья есть у тех, кто умеет улыбаться. Доверять. Делиться радостью и горем.

Ребята с Кирова мне были…ну, чем-то вроде семьи. Валерка для нас всех был старшим братом. Строгим, иногда сердитым, но защитником.

Денька дружит с Рустиком, у них какие-то свои секреты. Белка одинаково легко сходится со всеми. Валера и Рыжая постоянно вместе.

Но друзей у меня никогда не было.

Я осматриваюсь в квартире. Большой зал. Уютная спальня с белыми занавесками. Родительская, наверное. Прямоугольная, как пенал, комнатка. Туда я захожу.

Стол у окна. Разбросанные везде диски с фильмами и играми. Полка с книгами. На кровати открытый фотоальбом. Мельком замечаю семейные фото и закрываю. Я не имею права его смотреть.

Внезапно накатывает усталость. Я выхожу из комнаты, по дороге закрываю дверь родительской спальни. Это слишком личное. Иду в зал и устраиваюсь на диване.

Что если закрыть глаза и представить что это мой дом? Что у меня здоровые ноги и прямая спина? И я не беспризорник, а школьник на каникулах. Что сейчас вернутся с работы родители, в доме будет шумно от их разговоров…

Хватит, останавливаю я себя. Нельзя выдумывать такое. Замок Средь Миров и то реальнее.

И все же я лежу так до самого вечера и придумываю другую жизнь.

Ночью мне снова снится замок. В этот раз он как на картине Тимура. Ясный день, синее небо. Я иду по коридору, стук костылей отдает эхом от каменных стен. Навстречу мне идут они.

Почему вы не отвяжитесь, с тоской думаю я. Почему? Но уйти не могу. Сны живут по своим законам. Здесь мы ничего не решаем.

Старик и девушка ведут меня в странный круглый зал. На стенах — вышитые картины. Старик подводит меня к одному из них.

— Посмотри на гобелен, — он указывает на картину. На верхней части две фигуры, летящие, раскинув руки, в ночном небе. На нижней, двое пацанов в старинной одежде. Один из них похож на Тимура. Высокий, улыбающийся, с серыми глазами и темными волосами. У второго русые волосы, худое усталое лицо и грустный взгляд.

До меня не сразу доходит, что он похож на меня. Только горба нет, и стоит он нормально, без костылей.

— Что это? Кто?

— Во все времена, во всех пространствах, — нараспев начинает старик, — когда мир начинает принимать темную сторону, когда впереди появляется мрак, рождаются те, кто умеют летать. Они приносят людям надежду и веру, они разгоняют зло. В твоем мире сейчас не самое лучшее время, Кир, и тебе выпало освещать людям путь.

— Чушь. Бред.

Девушка, стоявшая поодаль, подходит ближе.

— Ты и сам знаешь, что Замок Средь Миров существует.

— Бред что этот ваш герой — это я! И… — до меня вдруг доходит, — здесь же Тимур на картине.

— Он тоже из меняющих мир, — пожимает девушка плечами, — Художник. Но он лишь Спутник. Он будет помогать тебе там, где ты не будешь справляться.

Смотрю на гобелен еще раз. У нарисованного меня тонкая шея и не очень широкие плечи. Рядом с Тимуром я кажусь себе совсем мальчишкой.

— Почему на картине я здоров? Ведь я же…

Старик усмехается.

— Калека? — спрашивает он, — Ты такой, каким себя считаешь. Сможешь полететь, станешь таким, — он указывает на картину, — Будешь бояться, останешься прежним. Но и мир вокруг будет меняться только к худшему.

Я хочу прокричать, что я никогда не стану таким, как на гобелене. Хочу, но что-то внутри останавливает.

— Тебе придет письмо, — доносится в дымке полудремы голос старика.