Филипп Эрланже - Резня в ночь на святого Варфоломея

• Название: Резня в ночь на святого Варфоломея
• Автор: Филипп Эрланже
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-8071-0113-8

Варфоломеевская ночь — кульминационная точка жестокой войны между католиками и гугенотами, момент истины, в котором каждый человек, будучи гражданином Франции, должен был встать на сторону убийц или примкнуть к их жертвам. Потоки крови, захлестнувшие улицы Парижа, разделили всю страну на долгое время на два непримиримых лагеря, каждый из которых считал себя правым. В ту ночь решалась судьба государства, избравшего, в конечном счете, путь насилия и нетерпимости. Книга Филиппа Эрланже рисует трагическую картину этого события, анализируя по часам «черную ночь» в истории Франции, ставшей своеобразным предупреждением потомкам, которые пытаются разрешить вопросы веры с помощью меча.

---

Телиньи спасся. Его разыскали и умертвили. Тела его и других, обвязав веревками, волочили по улицам, точно павших животных, затем кинули в Сену, откуда трупы впоследствии вытащили.

Пиль, выйдя из опочивальни короля Наваррского, чтобы бежать прочь из дворца, был убит швейцарцем. Прежде чем испустить дух, он дважды воскликнул: «Вот обещанный мир! Вот чего стоит их слово!» Его товарищам выпала та же участь.

Были слышны крики: «Бей их, бей их!» Поднялся изрядный шум, и побоище все нарастало.

В предместье Сен-Жермен жили Монтгомери и видам Шартрский. Разбуженные шумом, они вскочили в седло и, сопровождаемые шестьюдесятью из своих, устремились в бой к Пре-о-Клер. Провансалец Вен на службе герцога Анжуйского вышел им навстречу. Он спросил, чего они хотят и что делают. Они ответили криком: «Мир!» и сетовали, что их предали. Вен разрядил в них свою аркебузу. Тут подоспел Гиз, с огромной оравой, и шестьдесят гугенотов пустились в бегство. Монтгомери обязан спасением быстроте своего коня, который летел как на крыльях; он домчался с видамом и еще восемью или десятью спутниками до леса Монфор. Остальных убили.

Невер и Монпансье прочесывали город с отрядами пехотинцев и конных, следя, чтобы нападали только на гугенотов. Не щадили никого. Были обобраны их дома числом около четырех сотен, не считая наемных комнат и гостиниц. Пятнадцать сотен лиц было убито в один день и столько же в два последующих дня. Только и можно было встретить, что людей, которые бежали, и других, которые преследовали их, вопя: «Бей их, бей!» Были такие мужчины и женщины, которые, когда от них, приставив нож к горлу, требовали отречься ради спасения жизни, упорствовали, теряя, таким образом, душу вместе с жизнью. Ни пол, ни возраст не вызывали сострадания. То действительно была бойня. Улицы оказались завалены трупами, нагими и истерзанными, трупы плыли и по реке. Убийцы оставляли открытым левый рукав рубашки. Их паролем было: «Слава Господу и королю!»

Как только настал день, герцог Анжуйский сел на коня и поехал по городу и предместьям с восемью сотнями всадников, тысячью пехотинцев и четырьмя отборными отрядами, предназначенными для штурма домов, которые окажут сопротивление. Штурма не потребовалось. Застигнутые врасплох, гугеноты помышляли только о бегстве.

Среди криков нигде не раздавалось смеха. Победители не позволяли себе, как обычно, бурно выразить радость, настолько зрелище, которое предстало их глазам, было душераздирающим и жутким…

Лувр оставался заперт, все было погружено в ужас и безмолвие. Король не покидал своей опочивальни; он принял довольный вид, веселился и насмехался. Двор давно привели в порядок, и почти восстановилось спокойствие. Сегодня каждый стремится воспользоваться случаем, ища должности или милостей. Доныне никто не дозволил бы маркизу де Виллару занять положение адмирала. Король в испуге, и неясно, что он теперь повелит.

Говорят, что Колиньи получил восемь дней назад вместе со своим зятем Телиньи предсказание астролога, который сказал, что его повесят, за что подвергся насмешкам, но адмирал сказал: «Посмотрите, есть знак, что предсказание истинное; по меньшей мере, я слышал накануне, что будет повешено мое чучело, такое, каким я был, в течение нескольких месяцев». Итак, астролог сказал правду, ибо его труп, протащенный по улицам и подвергавшийся глумлению до конца, был обезглавлен и повешен за ноги на виселице Монфокона, чтобы стать поживой для воронья.

Такой жалкий конец выпал тому, кто недавно был властителем половины Франции. На нем нашли медаль, на которой были выгравированы слова: «Либо полная победа, либо прочный мир, либо почетная смерть». Ни одному из этих желаний не суждено было сбыться.

Трагедия продолжалась целых три дня со всплесками необузданной ярости. Едва ли и теперь город успокоился. Награблена огромная добыча: ее оценивают в полтора миллиона золотых экю. Более четырехсот дворян, самых храбрых и лучших военачальников своей партии, погибли. Невероятно большое число их явилось, отлично обеспеченное одеждой, драгоценностями и деньгами, чтобы не ударить в грязь лицом на свадьбе короля Наваррского. Население обогатилось за их счет.

Жители Парижа довольны; они чувствуют, что утешились: вчера они ненавидели королеву, сегодня славят ее, объявляя матерью страны и хранительницей христианской веры.

(Public par A. Desjardins dans Charles IX, deux annees de regne, Douai, 1873.)

Донесение Шевалье де Гомикура, агента герцога Альбы в Париже

22 августа 1572 г., когда адмирал вышел из Лувра в Париж и отправился к себе домой обедать, он читал письмо, и в то время, как он ехал мимо дома одного каноника, который прежде был исповедником г-на де Гиза, в него выстрелили из аркебузы, заряженной четырьмя пулями, которыми ему оторвало почти целиком палец с правой руки, а на левой руке пуля попала в ладонь и прошла выше, разбив ему все кости, и вышла на два пальца выше локтя. В этом доме парадная дверь была заперта, а задняя открыта, и перед ней ждал испанский жеребец, на котором спасся тот, кто его ранил. Когда адмирал почувствовал, что ранен, то стал обсуждать со своими гугенотами, как убить короля, его высочайших братьев и королеву, говоря, что зло исходит от них; и решил немедленно собрать 400 человек в предместье Сен-Жермен, что легко было сделать во всякий раз, когда он пожелает; но он не смог исполнить это тайно, дабы король и королева не узнали; ибо адмирал позвал короля Наваррского в свой дом и сказал ему такие или подобные слова: «Сударь, я полагаю, Вы знаете, как верно я служил Вашему высочайшему отцу, и сколь ревностно — Вашему высочайшему дяде, принцу де Конде, и настолько желаю по-прежнему, со всей моей доброй волей служить и Вам, что, будучи в настоящее время смертельно ранен (ибо пули отравлены), я обдумываю свое завещание, готовясь умереть, и оставлю Французское королевство Вам в наследство» и открыл средства, которые для него приготовил.

Когда Наваррский король все выслушал, он вернулся к себе, где пребывал в большой печали и задумчивости, предвидя великие бедствия для своего брата-короля и других, и его жена настолько упорно его расспрашивала, что он немедля открыл ей, что замышляет означенный адмирал; и когда она это услышала, после многих увещеваний воздержаться от того, чтобы запятнать руки кровью короля, его шурина, она, не откладывая, сообщила все королю и королеве, его матери.

Итак, в день Св. Варфоломея, 24-го сего месяца в час ночи, вступив в дом упомянутого адмирала, герцог Гиз, д'Омаль, шевалье д'Ангулем и другие, сопровождавшие их, вошли в спальню означенного адмирала, где адмирал со своими людьми пытался обороняться, но быстро потерпел поражение. Видя это, адмирал вернулся к своей постели, прикидываясь мертвым, но был вытащен оттуда за раненую руку. Когда господи Кузен154 решил бросить его сверху из окна вниз, он уперся стопой в стену, по какой причине названный Кузен ему сказал: «Вот как? Старый лис, значит, Вы прикинулись мертвым?» С этими словами он выглянул во двор дома, где ждал герцог Гиз, которому он сказал: «Глядите, сударь, вот изменник, который сжил со свету Вашего отца». Когда это выслушал указанный Гиз, кузен приблизился к адмиралу и бросил ему такие слова: «Вот что, злодей; я не совершу угодного Богу, если запятнаю руки твоей кровью» и, ударив его ногой, отступил от него. Немедленно подошел некто, выстреливший адмиралу из пистолета в голову. После этого его на решетке поволокли по городу. Один дворянин отсек ему голову ножом и, воздев на острие своей шпаги, нес по городу, крича: «Вот голова злодея, который принес столько бед Французскому королевству!» И когда людям из Парламента было поручено отыскать тело названного адмирала, чтобы исполнить старый приговор, вынесенный ему во время смут, он был растерзан так, что никто потом не смог отыскать ни кусочка. Если бы помедлили четыре часа, адмирал сделал бы с означенными принцами то, что они с ним сделали, и убил бы короля и его высочайших братьев. И в тот же миг явились к дому Ларошфуко, где сделали то же самое, и со всеми другими, кто попал им в руки, и убили Брикемо, маркиза де Реца, Леспондийанов,155 Телиньи, и 62 самых важных из дворян, каковые были выволочены на улицу. И тогда же католики громили всех гугенотов данного города и раздевали их и бросали в реку. Также и гвардия короля прошла по городу и входила в дома гугенотов, убивая их и приканчивая столь ловко, что немного времени спустя они истребили более трех тысяч. Самые важные из дворян были брошены в шахты Клер, куда бросают падших животных.

В Руане было убито 10 или 12 сотен гугенотов; в Мо и в Орлеане от них избавились полностью. И когда г-н де Гомикур готовился в обратный путь, он спросил у королевы-матери ответа на свое поручение: она отвечала ему, что не знает никакого иного ответа, кроме того, который Иисус Христос дал ученикам, по Евангелию от Иоанна, и произнесла по-латыни: «Ite et nuntiate quo vidistis et audivistis; coeci vedent, claudi ambulant, leprosi mundantur»156 и т. д., и сказала ему, чтобы не забыл передать герцогу Альбе: «Beatus, qui поп fuerit in me scandalisatus», и что она всегда будет поддерживать добрые взаимные отношения с католическим государем.