Михаил Розенфельд - Ущелье Алмасов

• Название: Ущелье Алмасов
• Автор: Михаил Розенфельд
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1957

По следам древней легенды в ущелье Аламасских гор отправилась в поход научная экспедиция во главе с монгольским ученым Джамбоном. Но вражеская разведка стремится во что бы то ни стало помешать им.

Повесть была написана в 1935 году.

---

— Завтра будет жара. — Монголовед, кряхтя, вытянулся на шкуре. — Придется встать пораньше. Завтра к полудню мы доберемся к Цза-Загтухану. Наконец-то мы увидим живых людей! Даже я, полжизни проведший в степях, начинаю постепенно приходить в уныние. Каково же ваше состояние — столичных людей, привыкших к шумным улицам и площадям! За пять дней нам не попался ни один всадник. В таких краях поневоле обрадуешься встрече хотя бы с алмасами.

— С алмасами? Кто такие алмасы? — пододвинулись мы к старику, зная, что он сейчас обязательно расскажет что-нибудь удивительное.

И мы не ошиблись.

— Алмасы?.. Но разве вы не слыхали про Алмасские горы и про неведомых людей из недоступных ущелий? О-о! Тогда вы должны узнать загадочную историю, которая занимает меня вот уже тридцать лет… Однажды в селении «Светлая степь», возле Желтой пустыни, — начал он, — во время снежного бурана монголы попрятались в юрты. Внезапно все собаки кочевья с безумным лаем кинулись на холмы. Кочевники выскочили за ними и в страхе застыли от того, что им пришлось увидеть. В бушующем урагане, в вихрях падающего снега с диким ревом метался черный волосатый человек.

«Чекемби?» («Кто ты?») — закричали монголы. И таинственный человек, увидев людей, убежал. И сразу метель стихла. На следующий день монголы заметили на снегу его следы — следы человеческих ног, но странные следы. На снегу четко выделялись когти и оттопыренный большой палец. Следы уходили через степь к Алмасским горам и терялись у обрыва бездонной пропасти.

Узнав о случившемся, я решил, что это, может быть, дикий человек — один из алмасов, о которых, повторяю, мне приходилось много слышать. Я мог бы рассказать массу подобных случаев, слышанных от кочевников на протяжении тридцати лет, но боюсь, что все это покажется вам легендой или суеверием темных людей. Однако меня эти рассказы убеждают, что алмасы, возможно, существуют и до сих пор. Знакомясь с описанием путешествий по Центральной Азии, нередко находишь упоминание о диких, неведомых людях. О них рассказывает Марко Поло, затем Плано Карпини. Все эти факты идут из глубокой древности. Но есть и более поздние источники, документы нашего времени.

В 1906 году петербургский профессор Барадин возвращался из экспедиции со своим караваном. В момент захода солнца каравановожатый, оглядываясь, искал места для ночлега и вдруг с криком упал на колени. Караван верблюдов остановился, и все увидели на песчаном бугре фигуру волосатого человека, похожего на обезьяну. В лучах заходящего солнца он стоял, согнувшись и опустив длинные руки, пытливо рассматривая людей. Взволнованный, Барадин попросил монголов нагнать его, схватить, но никто из проводников не решился. Алмас, медленно отступая, скрылся за песчаными холмами… Ах, если бы нашлось несколько молодых людей! — мечтательно произнес Н. — Снарядить экспедицию и отправиться в глубину Желтой пустыни… Нужен испытанный отряд, который не боялся бы лишений и опасностей. Представьте себе: вот мы, например, проникаем в безводные пески, пробираемся в недоступные ущелья скал и… вдруг находим неведомых черных людей!..

Последние слова старик произнес нараспев, затем он завернулся в халат и сразу же уснул.

Угасал костер, темнота стала еще гуще.

Алмасы… Легенда, сказка, суеверие или правда? Можно ли предположить, что где-то в недоступных горах живут дикие люди?

Беспокойные мысли прервал звук шагов. Кто-то приближался к палатке, и, не отдавая себе отчета, кто это мог быть, вскочив на ноги, я кинулся ему навстречу.

В глаза хлестнул резкий свет электрического фонаря.

— Осторожней, товарищ, — послышался спокойный голос, — уберите оружие. К вам идут потерпевшие кораблекрушение.

Снова сверкнул карманный фонарь, и высокий, худощавый молодой человек, вежливо поклонившись, представился:

— Геолог Висковский. Если не ошибаюсь, — кивнул он на автомобиль, — вы едете к нам. Как мне повезло! — рассмеялся он. — Я спасен. В самом деле, здесь ничего не стоит погибнуть, когда твой конь сбил ногу и ты вынужден идти пешком. Не правда ли, геологический молоток — плохой компас? Сегодня на рассвете я выехал на разведку, мой конь захромал, и я заночевал среди курганов.

Приход неожиданного гостя разбудил старика и его секретаря, и мы до утра разговаривали с новым знакомым. С восходом солнца автомобиль поехал вперед, мы же с Висковский пошли пешком. Он вел на поводу хромавшего коня. По дороге я передал геологу ночной рассказ монголоведа, и Висковский, слушая, замедлил шаг.

— Да, — задумчиво промолвил он, — занятно. Но должен вам сказать, что я склонен подойти ко всему этому серьезно. Алмасские горы, как их называют кочевники, совершенно не освещены. Трудно вообразить и у нас это не укладывается в сознании, но факт остается фактом: в недоступных Алмасских горах не бывал ни один человек. И вполне естественно, почему возникают легенды, суеверия. Но при современных средствах сообщения, по-моему, возможно пробраться к горам… Хорошо снаряженная экспедиция и… — Дернув повод, Висковский горячо воскликнул: — Я был бы счастлив участвовать в такой экспедиции!

В селении Цза-Загтухан геолог во все дни стоянки находился возле монголоведа, и часто, удаляясь от общества они вели продолжительные беседы. Двадцать дней мы ездили вместе, и между нами завязались крепкие приятельские отношения. Вернувшись в СССР, мы нередко переписывались. Висковский писал с Памира и Дальнего Востока, и вот сейчас он промелькнул на невском пароходе.

…Пятьдесят три сорок восемь. Номер телефона. Не заходя в парк, немедленно пересев на отходящий к Летнему саду пароход, я вернулся в город. Первая попавшаяся будка телефона-автомата — и через полчаса мы пожимаем друг другу руки под фонарями моста лейтенанта Шмидта.

— Как хорошо, что мы встретились! — сказал он. — А я уже хотел было писать вам. Но разве опишешь… Я только три дня назад приехал из Монголии. Два месяца я работал в Ученом комитете и в начале июня должен был вернуться в Ленинград. Но пять лет я не был в отпуску и решил провести его в Монголии. Никогда вы не представите себе, где я побывал… Угадайте, куда… куда я поехал?

— К алмасам, — сказал я в шутку, напоминая о совместных странствованиях.

Но Висковский с серьезным лицом тихо и твердо ответил:

— К алмасам… Да… Я был там!.. Я отправился к алмасам…

Ночь, всю ночь, мы, не замечая времени, ходили по набережной Невы. Утром, когда по городу двинулись первые трамваи, мы поехали на квартиру к Висковскому, перелистывали тетради дневников и читали документы. Записи подтвердили, дополнили поразительный рассказ геолога. С разрешения Висковского изменив лишь, по его настоянию, фамилии участников происшедших событий, мы передадим читателю все, что было нами услышано на набережной ночной Невы.

У старого Джамбона

В первых числах июня Висковский закончил свою работу в Улан-Баторе и, твердо решившись совершить поездку в Желтую пустыню, с рекомендательным письмом местных друзей пошел к старому монгольскому ученому Джамбону, надеясь получить у него совет.

Джамбон, историк и археолог, с весны поселился на горе Богдоул, куда обычно в летние месяцы выезжают на дачи жители Улан-Батора. Богдоул — единственное место в окрестностях монгольской столицы, где еще сохранились деревья. Народно-революционное правительство республики объявило леса и животных Богдоула государственным заповедником.

В двух километрах от города Висковский перешел вброд разлившуюся реку Толу. Отсюда начинался подъем, и, приближаясь к своей цели, он впервые призадумался над тем, какой прием ожидает его у Джамбона. Улан-баторские знакомые сочли своим долгом предупредить геолога о странном характере одинокого старика. Двадцать лет назад, оставив кафедру в Петербургском университете, совершенно обрусевший, Джамбон вернулся на родину. Великие события чередовались в стране — китайская оккупация, нашествие барона Унгерна, установление народно-революционного правительства, — но Джамбон, запершись в своем доме, не участвовал в политической жизни страны. Двадцать лет он скрывался от мира в своем кабинете. Постепенно старика забыли, между тем как его имя еще продолжают произносить с трибун научных конгрессов и труды его переведены на языки многих стран Европы, Америки и Азии. Окончив образование в Петербурге, Джамбон совершил несколько больших экспедиций по пустыням Монголии, открыл два мертвых города и множество памятников эпохи воинственных походов Чингис-хана. В Китае Джамбону принадлежит честь раскопок у Пекина. Он нашел документы династий минов, основавших Бей-Цзин, как значится Пекин на мандаринском диалекте. В результате своих раскопок Джамбон прославился историческим исследованием названий, какими наделяют Пекин. Так, например, «Северная столица» одновременно именуется «Цзинь-Ду-Янь» (в переводе «Ласточка») и «Шунь-Тянь-Фу». В записях Марко Поло Пекин упоминается в качестве «ханского города» — Хан-Балык.