Феликс Кандель - Врата исхода нашего (девять страниц истории)

• Название: Врата исхода нашего (девять страниц истории)
• Автор: Феликс Кандель
• Издательство: Effect Publications
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

---

А иврит — нельзя.

Может, нету на свете такого языка?

А это уже суд решит: есть или нет…

12 часов дня.

Заседание переносится на другой день…

И опять мы стоим у дверей суда, стоим — ждем. Друзья, ученики, сын…

Милиция десятками, агенты дюжинами, два подполковника, офицеры, некто в штатском из черной «Волги»… Проводится серьезная «операция»: посадка Бегуна в «воронок».

Нас оттесняют плечами. Машину подгоняют вплотную, дверь к двери. Проталкивают Бегуна быстро, грубо, пинком в спину… Как бандита, вора или убийцу.

— Папа! — кричит сын. — Папа…

— Шалом, Йосеф! — кричим мы. — Шалом!

А вокруг мечутся штатские, вокруг насупилась милиция, негодуют вокруг «представители трудящихся». Это что еще за «шалом» за такой? Это что еще за «Йосеф»? Подождали бы до решения суда, а потом и кричали. А пока нету решения, значит нету слов таких, нет языка такого…

А если и был когда-то, то временно отменяется. До нового заседания.

А может, и насовсем…

А мы стоим.

Мы хмуримся.

Мы печалимся.

Мы плачем и улыбаемся.

(Есть иврит.

Есть еврейский язык.

Есть — и будет — вечно.

К счастью, это не зависит ни от каких судов!)

«Он преподавал иврит хорошо, с доброй душой, не жалея для урока времени…»

«Я помню, как мы с женой впервые были в доме Иосифа на пасху, и после тридцатилетнего перерыва я снова увидел на столе бокал Ильи-пророка…»

«Дед Иосифа был известным пере-писчиком Торы. Портрет деда — в традиционной фуражке и с длинной бородой — висел в комнате Бегуна, Этот портрет был свидетелем, которого не отметили ни в одном милицейском протоколе, когда снова и снова во время обысков отнимали у Иосифа книги по еврейской истории, по еврейской культуре, по еврейской социологии…»

Потом был еще один суд.

На шестьдесят пятый день его голодовки.

Прокурор требовал, свидетели путались, судья нервничал и перебивал подсудимого, заседатели поддакивали, защитника никто не слушал.

«Представители трудящихся» сидели безразличные, во время перерыва читали газеты, книги, явно скучали. Лишь изредка, будто по команде, разыгрывали возмущение против «тунеядца» Бегуна. Когда суд удалился на совещание, сотрудники КГБ, не стесняясь, входили и выходили из кабинета судьи на глазах у посетителей.

Бегун получил два года ссылки…

Его отправили в Магаданскую область, в Сусуманский район, в поселок Буркандья — за тысячи километров от Москвы.

Мы писали ему туда — письма и телеграммы, и оттуда он прислал мне телеграмму на прощанье: «Дерех Цлаха. Шалом у враха». Счастливого пути. Мир и благословение.

Я уехал в Израиль, а он сидел в ссылке, работал электриком на руднике — инженер, преподаватель, кандидат технических наук.

Я увез с собой его фото, первое фото из Магаданского края: строгие, просветленные глаза, твердый взгляд настрадавшегося, убежденного в правоте человека.

И еще он писал, что чувствует себя духовно устойчиво, осмысленно и уверенно.

И оттуда он посылал письма в ООН, протестуя против дискриминации языка иврит.

А на это тоже нужно мужество. Там, в Магаданской области, в Сусуманском районе, в поселке Буркандья, где какой-нибудь лейтенант охраны — царь, бог и начальник, от которого зависит твоя жизнь…

«Я не желаю добровольно ассимилироваться. Я не желаю быть жертвой незаконных преследований. Я требую разрешить мне уехать в Израиль…»

И. Бегун, письмо из тюрьмы.

Потом его отпустили…

Его отпустили весной семьдесят восьмого года, засчитав, как оно и положено по закону, каждый день тюрьмы за три дня ссылки.

Он приехал в Москву, к жене, но там его не прописывали. Они не давали ему права жить дома. Жить в семье. Они гнали его за сто первый километр от столицы, где никто не хотел брать его на работу. Нет работы — нет жилья. Нет жилья — нет прописки и работы.

Замкнутый круг. Обычный замкнутый круг, из которого один путь — обратно в тюрьму.

Его арестовали через пару месяцев после освобождения. В Москве. За нарушение «паспортного режима».

Режим… Слово-то какое! Принудительный режим. Режим содержания под стражей. Паспортный режим…

Будто и на воле — неволя.

Будто и на воле — вечный режим заключения…

И опять он сидел в тюрьме. Опять ждал суда. Опять объявил голодовку.

И снова друзей не пускали внутрь. Снова зал суда был забит специально выделенными и проверенными…

Прокурор требовал, свидетели путались, судья перебивал больного, истощенного голодовками подсудимого, присяжные поддакивали…

Бегун получил три года ссылки…

И опять он в Магаданской области, в Сусуманском районе — Иосиф Бегун, инженер, кандидат наук, преподаватель языка иврит.

Сколько человеку отпущено сил? Сколько здоровья, мужества и оптимизма?

Что движет им?

Что дает силы?..

«Есть в мире великая сила, — говорил Бялик, — и имя ей — тоска. Она переносит человека через тысячи миль, заставляет расступиться моря и пустыни, чтобы смог прикоснуться он к желанному идеалу, хоть один миг поглядеть на любимый образ, почуять его запах, увидеть тень его. Такое чувство национальной тоски… сможет лишь пробудиться под воздействием единого национального языка… Так будем же хранить нашу душу. Наш язык — язык души нашей!»

Страница седьмая. ЖЕНЩИНА, КОТОРУЮ Я ЛЮБЛЮ.

Мой дорогой мальчик!

Я обещала написать тебе личное письмо и набралась духа сделать это.

Я понимаю, как много разных обязанностей ложится на тебя с переходом в новый период твоей жизни — возмужания и становления мужчиной. Я представляю, как много говорят тебе об этом родители и воспитатели.

Давай поговорим о другом. Какие радости может принести тебе это прекрасное и удивительное время в жизни каждого человека.

Я думаю, что вся жизнь в возрасте старше тринадцати лет и до полного становления мужчиной окрашивается удивительной и неиссякаемой жаждой жизни, жаждой впечатлений всякого рода. Пока человек еще дитя, он находится в каком-то полусонном состоянии, и многое проходит мимо сознания, мимо чувств. Но теперь все необыкновенно интересно, все запоминается, все чувствуется и формирует уже полностью личность.

(Я надеюсь, ты хорошо понимаешь, о чем я пишу, ибо ты уже можешь думать и размышлять не только над поступками, но и над мыслями других.)

Теперь, когда ты становишься взрослым, ты можешь и должен разбираться в людях, а для этого необходимо как можно больше общаться с ними и наблюдать, и наблюдать. Только в личных столкновениях рождается настоящее понимание людей, причин и мотивов их поступков.

Не нужно искать в людях плохое, оно лежит на поверхности для каждого умного наблюдателя. Нужно искать хорошее, так как искренне хорошие и честные люди имеют обыкновением не выпячивать эти драгоценные качества, а покрывают их маской и тайной. Ибо очень честные и добрые люди чрезвычайно часто терпят страдания от жестокости и коварства остальных и прячутся за различными покрывалами. Научись распознавать, что покрывало, а что суп, ибо это крайне важно в жизни.

Не кидайся на шею к любому, кто тебя похвалит, не клюй на удочку лести — она обманчива, осторожно подбирай друзей и помни — лучше быть одному, чем иметь предателя-друга. Стремись иметь друзей, но для этого нужно пробовать, пробовать, пробовать. И какие бы разочарования ни приносили тебе встречи — научись видеть хорошее, и ты будешь вознагражден радостью узнавания людей и характеров, потом, когда будет опыт, когда ты станешь настоящим мужчиной.

И еще я хотела бы, чтобы ты знал, что мужчина не должен без конца молотить языком и расшвыривать между всеми свои чувства и переживания. Учись молчать и молча думать, и ты увидишь, как много интересного ты откроешь в самом себе, если научишься слушать и прислушиваться, и потом понимать самого себя…

Ида Нудель,

из письма к племяннику

на день его бармицвы.

«…Когда я уже был в тюрьме, и прошло пару месяцев, неожиданно я получил открытку от женщины, которая подписалась — Ида.

Я как будто бы этого ожидал. Я ожидал этого бессознательно. Потому что когда я садился, очень многие знали, что я собираюсь отказаться от службы в армии. Мне только исполнилось восемнадцать, я подал заявление о выезде в Израиль, и многие знали, что я пойду скорее в тюрьму, чем в армию. Потому что после армии ты уже не уедешь из России долгие годы, а после тюрьмы…

И вот я получил эту открытку за подписью — Ида.