Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

• Название: Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
• Автор: Дзиро Осараги
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-89332-122-7 (1-й том), 5-89332-124-3 (2-й том)

This book has been selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP), which is run by the Japanese Literature Publishing and Promotion Center (J-Lit Center) on behalf of the Agency for Cultural Affairs of Japan

Перед Вами первый перевод на европейский язык знаменитой исторической эпопеи Дзиро Осараги «Ронины из Ако».

Эта книга, написанная почти сто лет назад по мотивам героического предания о сорока семи ронинах, навсегда завоевала сердца японских читателей и стала популярнейшим народным романом. Тиражи бесчисленных изданий «Ронинов из Ако» в общей сложности составили десятки миллионов экземпляров, намного опережая даже такой бестселлер, как «Миямото Мусаси». На основе романа в разное время было создано три художественных фильма, четыре телесериала так называемой «самурайской драмы», радиопостановки, электронные игры, мультфильмы и комиксы. Увлекательность самурайского боевика сочетается в романе с детальной проработкой исторического сюжета, красочностью лирических описаний и рельефностью портретов. Реальные исторические персонажи — сёгун и вельможи двора, прославленные художники, поэты, философы, мастера чайной церемонии и воинских искусств — воскресают под пером Осараги.

Герои эпопеи, ценою жизни мстящие за смерть своего сюзерена, воплощают благородные идеалы самурайского кодекса чести Бусидо: справедливость, гуманность, верность долгу и презрение к смерти.

На русском языке публикуется впервые.

Перевод с японского Александра Долина.

---

Монах что-то крикнул, но голос его потонул в топоте и лязге клинков. Пыль стояла столбом, и под медленно проясняющимся, словно водная гладь, небом ветви поникшей в ожидании зимы ивы накрыли распростертое на земле тело.

Жители окрестных домов, должно быть, разбуженные шумом схватки, уже со скрипом отодвигали тяжелые ставни и дверные щиты.

— Бежим! Бежим! — крикнул монах, и сам, подавая пример, первым ринулся к берегу реки.

Дэндзо сделал торопливый выпад, но увидел, что противник парировал удар, отведя его клинок в сторону, — и смешался. Его прикрыли свои, а противник использовал момент для запланированного отхода.

Было уже достаточно светло, чтобы рассмотреть лица вблизи, а поодаль тем временем уже показались зеваки, сбегавшиеся поглазеть на схватку. Дэндзо Сибуэ явно просчитался — дело зашло слишком далеко. Хотя оскорбление и не было смыто, мешкать было нельзя и оставаться здесь далее было недопустимо. Бешеный пыл, с которым дружинники Уэсуги поначалу бросились в схватку, тоже постепенно выдохся и ослабел. Помахав еще для острастки мечами вслед отступающим врагам, они не стали дальше их преследовать и остановились.

Чуть поодаль стонал один из охранников, получивший удар мечом. Остальные помогли ему подняться, и вся компания поспешила ретироваться, думая только о том, чтобы не попасться людям на глаза.

Вода в реке Окава посветлела в лучах утреннего солнца, но ставни в домах на противоположном берегу были еще задвинуты. Исукэ и Ясубэй, благополучно уйдя от погони, остановились передохнуть.

— А кто он такой, этот монах? — с понятным любопытством осведомился Исукэ.

— Ты разве его не знаешь? — удивился Ясубэй. — Это ж родич нашего командора, Мунин Оиси из клана Цугару. Он в основном для забавы стал послушником-нюдо, а в общем не такой уж он и монах… Боец хоть куда! Повезло нам, брат, что мы с ним повстречались. А то я уж было решил, что все, тут-то они нас и накроют…

Усмехнувшись, Ясубэй продолжал:

— Он вроде нашего командора — с годами не слабеет, а только матереет, мастерство оттачивает. Нынче, небось, под утро из Фукагавы[154] возвращался. А ведь мог бы за нас и не вступиться… Вот оно, истинное благородство!

Друзья обернулись и посмотрели на открывшуюся перед ними долину, по которой несла свои прозрачные воды Окава. Утренний ветерок ласково гладил волосы. Завидев колодец у берега, они отправились смыть пот и немного остудиться холодной водой.

Здоровенная бритая башка Мунина Оиси тем временем маячила на лодочной пристани у реки неподалеку от Мицуматы. Входная дверь дома на пристани была заперта, но Мунин знал, что ему делать, и потому, уверенно направившись к черному ходу, прошел прямиком в сад, усыпанный палой листвой, где виднелся огонек в каменном гнезде фонаря.

— Гэмпати! Гэмпати! — громко выкрикнул он.

Судя по всему, так назывался лодочный амбар, поскольку это имя красовалось на всех веслах, прислоненных к амбару снаружи. При трубных звуках голоса бравого монаха одна из створок ставней в доме приоткрылась, и в окне показалась смазливая женская физиономия без малейших признаков белил и румян, которая, вероятно, принадлежала хозяйке дома.

— Ой, это вы? — удивилась она. — Уже вернулись? Как погуляли?

— Вернулся, как видишь. Устрой-ка меня поспать.

— Вы один? А остальные где?

— Может, потом подойдут, не знаю… — послышался ответ, из которого было ясно, что Мунину хочется только одного — поскорее добраться до постели.

Женщина задержала на монахе взгляд своих красиво очерченных глаз с узким разрезом и ушла в комнату, где поспешно повязала пояс на кимоно, прибрала сбившиеся во сне волосы и, торопливо выбежав в прихожую, отперла дверь.

— Я ведь вам говорила: лучше останьтесь тут. Вон и детишек я не отослала…

— Спать! Спать! — отмахивался от разговоров Мунин, поднимаясь на второй этаж, где было еще темно, хотя лучи утреннего солнца уже пробивались через окошко.

Едва добравшись до комнаты, Мунин рухнул на циновку, раскинув руки и ноги. Когда хозяйка, посмеиваясь, поднялась за ним следом, достала из шкафа постельные принадлежности и принялась стелить, Мунин уже храпел, забывшись в сладком сне. Лишь только она успела его растормошить и перетащить на футон, как, спустившись за водой, увидела входящих во двор спутников бравого монаха.

— Сам-то пришел уже? — спросил один.

— Пришел, спит уже.

Все трое переглянулись с кривой усмешкой, будто говоря: «Ну-ну!» Сами они подниматься наверх не собирались, а на все уговоры хозяйки отвечали, что их ждут дела.

— Когда проснется, передайте ему, что мы все трое благополучно вернулись, — сказали они и с тем удалились.

Проводив их, хозяйка снова задвинула ставни, собираясь еще вздремнуть. Лучи солнца меж тем уже окрасили речную гладь, и шум пробуждающихся городских кварталов разносился в в прозрачной синеве осеннего неба. Но в доме на пристани еще царила ночь, и вставать здесь никто пока не собирался.

С дорожки, пролегавшей поблизости, послышались голоса торговцев, спешащих к рыбачьим лодкам закупать на день рыбу и моллюсков. Вниз по течению реки проплыл плот. Квартал Фукагава встречал погожее осеннее утро, и на улицах становилось все оживленнее. Посреди утренней суеты стоял молодой ладный самурай, озираясь с таким видом, будто что-то высматривал в окрестностях. Был это не кто иной, как тот самый юноша, что неотлучно следовал за Кураноскэ Оиси от Ако до Ямасины, защищая командора от грозящих ему опасностей. Теперь он с той же целью прибыл из Киото в Эдо.

— Эй! — крикнул молодой человек, обращаясь к рулевому в проплывавшей мимо лодке. — Не подскажешь ли? Тут поблизости должен быть лодочный амбар Гэмпати…

— Гэмпати-то? — обернулся к нему лодочник. — Так ведь Гэмпати — он тут и есть.

— Ну что, проснулись? — спросила хозяйка.

Мунин Оиси сладко потянулся и даже отбросил подголовник, но в сонной истоме так и не открыл глаз.

— Тут к вам человек пришел. Давно уже ждет, когда проснетесь.

— Человек?! — открыл наконец глаза Мунин. — Вроде бы никто не должен был знать, что здесь…

— Он говорит, что сначала пошел к вам домой, спросил — ну, там и подсказали. Некто господин Сисидо.

— Сисидо?

Мунин наконец полностью проснулся. Приход нежданного гостя его явно удивил, однако он спокойно осведомился:

— Молодой человек, да? — и в глазах его зажегся тревожный огонек, будто приход Сисидо сулил непредвиденные перемены.

Вскочив с постели, Мунин поспешно спустился вниз, где в одной из комнат сидел в чинной позе на коленях дожидавшийся его гость. Завидев Мунина, молодой человек просиял.

— Хо! — приветствовал его Мунин, усаживаясь напротив совсем близко от гостя. — Когда? — продолжил он, желая узнать, когда тот прибыл из Киото.

— Вчера вечером, — ответил Сисидо.

Мунин уже собрался было пуститься в подробные расспросы, но, заметив вошедшую хозяйку, осекся и беспокойно покосился на нее.

— Ну, как там было? — спросил он.

— Отлично! Доброе сакэ, славная закуска, красоток вокруг не счесть!..

— Ну, уж вы оставьте разговоры о красотках на потом, — со смешком заметила хозяйка.

— Умыться не желаете ли? — обратилась она к Мунину.

— Давай… Я сейчас уйду, а ты уж приготовь все, что полагается.

— И это?..

— Насчет вина? Конечно, и вино тоже. Приготовь угощенье и девиц позови. Вишь, гость из Камигаты, из самого Киото явился — тамошние красотки ему, поди, до смерти надоели, — нетерпеливо распорядился Мунин, чтобы поскорее спровадить хозяйку.

После ее ухода он еще некоторое время настороженно прислушивался, не притаился ли кто за перегородкой, а затем, обратив к молчаливому гостю разом посерьезневшее лицо, поспешно спросил:

— Ты почему вернулся?

— Да потому, что в Киото мне больше делать нечего.

— То есть как? А Кураноскэ? — невольно воскликнул Мунин, тут же оглянувшись на фусума, и тревожно добавил: — Уж не в Эдо ли он направился?

Гость, несколько озадаченный таким напором, рассмеялся:

— Да нет, правда, его милость к тому готовится, но пока что он из своей Ямасины перебрался в храм Конрэн-дзи, что на Сидзё в Киото, в Обитель Сливового Сада. Должно быть, никак не позднее конца месяца собирается выступать. Однако сын его милости, Тикара, отправился в Эдо раньше. Поскольку все наши в Киото сейчас в боевой готовности, я рассудил, что за командора особо беспокоиться нечего, и вернулся почти одновременно с Тикарой.

— Ну-ну! — с облегчением вздохнул Мунин, и тревожная озабоченность сошла с его лица. — Молодец, потрудился на совесть!.. Так значит, дело двинулось? Давно я этого ждал. Точнее, меня заставляли ждать… Я, конечно, понимал, что родич мой все сделает как надо, а все же ждать было уже невмоготу — из последних сил крепился. Говоришь, Тикара уже здесь? Он ведь совсем дитя еще… Ну да, ему всего-то пятнадцать исполнилось. Не иначе, Кураноскэ решил взять его с собой на дело. Небось, радуется мальчишка, что раньше отца приступает… Я его видеть-то не видел. Как он? Будет ли от него там польза? На отца-то похож? Если похож, должно быть, от горшка два вершка?