Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

• Название: Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
• Автор: Дзиро Осараги
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-89332-122-7 (1-й том), 5-89332-124-3 (2-й том)

This book has been selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP), which is run by the Japanese Literature Publishing and Promotion Center (J-Lit Center) on behalf of the Agency for Cultural Affairs of Japan

Перед Вами первый перевод на европейский язык знаменитой исторической эпопеи Дзиро Осараги «Ронины из Ако».

Эта книга, написанная почти сто лет назад по мотивам героического предания о сорока семи ронинах, навсегда завоевала сердца японских читателей и стала популярнейшим народным романом. Тиражи бесчисленных изданий «Ронинов из Ако» в общей сложности составили десятки миллионов экземпляров, намного опережая даже такой бестселлер, как «Миямото Мусаси». На основе романа в разное время было создано три художественных фильма, четыре телесериала так называемой «самурайской драмы», радиопостановки, электронные игры, мультфильмы и комиксы. Увлекательность самурайского боевика сочетается в романе с детальной проработкой исторического сюжета, красочностью лирических описаний и рельефностью портретов. Реальные исторические персонажи — сёгун и вельможи двора, прославленные художники, поэты, философы, мастера чайной церемонии и воинских искусств — воскресают под пером Осараги.

Герои эпопеи, ценою жизни мстящие за смерть своего сюзерена, воплощают благородные идеалы самурайского кодекса чести Бусидо: справедливость, гуманность, верность долгу и презрение к смерти.

На русском языке публикуется впервые.

Перевод с японского Александра Долина.

---

Неужели это Сати, объятая страстью, шепчет дерзкие, будто опаляющие огнем слова? Неужели это ее белые изящные ручки так зазывно манят в объятия? Ее белые груди вздымаются, словно две чаши, колеблемые бурным дыханием? Ее сердце тревожно бьется, готовое претерпеть новые невзгоды?..

Очарованный этим странным чувством, Сёдзаэмон словно в полусне провел всю ночь в маленькой комнате на втором этаже. Когда же смутно забрезжил рассвет, пришло время Сати протянуть руку, чтобы потребовать платы за свои услуги. И тут образ Сати наконец полностью разделился с образом девицы Тосэ. Сёдзаэмон, с отвратительным ощущением во рту, выбрался из дома на улицу и зашагал прочь. Он шел по рассветной тропинке над рекой, увитой туманной дымкой, и думал о том, что, должно быть, никогда уже больше ему не доведется посетить этот дом. Смутная тревога разливалась в груди, оттого что светлая память о Сати будто запачкалась от встречи с продажной девицей.

При этом помыслы о предстоящей мести не покидали Сёдзаэмона: совесть грызла его за то, что, сблизившись с девицей Тосэ, он тем самым нанес ущерб общему делу. Что женщины? Забава на одну ночь. Промелькнула — а наутро уже и лица ее не вспомнить. Раньше он считал, что любую женщину можно легко забыть, а теперь с ужасом сознавал, что не в состоянии забыть лица девицы Тосэ, так похожей на незабвенную Сати. Волшебство уже вступило в силу, и, как он ни гнал от себя привязчивые помыслы, они уже пустили корни глубоко в сердце и стали неистребимы.

Вновь настала ночь. Сати и Тосэ, которые доселе были раздельны, вновь наслоились и слились воедино в воспаленном воображении Сёдзаэмона, в его сердце, в каждой клеточке его тела. Вопреки своей воле, предавая собственные убеждения, он вновь отправился в тот переулок у реки и затем приходил сюда еще много ночей подряд, пока однажды случайно не узнал всю правду о девице Тосэ.

Он уже в общем-то знал, что в доме, кроме матери Тосэ, обитает еще какой-то мужчина, который никогда не выходит на люди. Сёдзаэмон полагал, что он доводится Тосэ каким-нибудь родственником. О том, что этот мужчина состоит в связи с Тосэ, он узнал совершенно случайно, когда, отойдя на квартал, вспомнил, что оставил в спальне кисет с табаком, и вернулся за ним. Внизу все, похоже, спали, и Сёдзаэмон, не говоря ни слова, направился прямиком на второй этаж. Однако сразу же сбежал вниз по лестнице, так и не взяв кисета.

Он зашел в комнату наверху, ничего не подозревая, и вдруг узрел отвратительную картину — сплетенные, извивающиеся тела мужчины и женщины. С тех пор мерзкое видение неотступно преследовало его, и он с особой остротой ощущал грязь, пропитавшую его собственное тело. Для себя он твердо решил, что более не переступит порога дома развратной красотки.

Конечно, Сёдзаэмону следовало бережнее хранить в сердце чистый образ Сати. Когда он понял это, было уже поздно — желанный образ стал исчезать, растекаться, словно вода сквозь пальцы, превратился в нечто хрупкое, эфемерное. Почти полностью вытеснив Сати, ее место в сердце Сёдзаэмона заняла Тосэ со своей похотливой развратной плотью. Сколько он ни призывал мысленно Сати, всякий раз ему являлась в видениях не Сати, а Тосэ. Или, возможно, Сати, но в низменном и грязном обличье. Будто Сати вдруг огрубела, и образ ее утратил былой ореол. Будто вся она — ее глаза, нос, рот, руки, ноги, грудь, живот — привыкла к случайным наслаждениям, привыкла спокойно обнажаться перед мужчиной, хорошо знала, какой эффект оказывает на мужчин ее упругое гладкое тело, и всем этим гордилась.

Сёдзаэмон не мог избавиться от наваждения — его тянуло снова и снова вызывать в воображении этот образ столь прискорбно изменившейся Сати. По крайней мере теперь, когда они расстались с Тосэ, и душу его снедало ужасное ощущение пустоты. Он понимал, что так дальше жить нельзя, а для того, чтобы дать хоть мимолетное призрачное успокоение страждущему сердцу, не оставалось ничего иного, как только снова встретиться с Тосэ.

Несколько дней спустя Сёдзаэмон снова поднимался по лестнице на второй этаж дома в переулке у реки. Вид у него был смущенный и опечаленный — и, Тосэ, возможно, почувствовав, что творится у него на душе, старалась казаться еще обворожительнее, чем всегда. Его жгучая обида, порожденная оскорбленным самолюбием, незаметно развеялась в этой комнатушке, насквозь пропитанной дурманящим ароматом женщины, и далее все было как всегда.

— Тот тип, которого я застал в прошлый раз, твой клиент? — спросил Сёдзаэмон, когда Тосэ поправляла волосы у зеркала.

Мутная поверхность зеркала отразила презрительную улыбку на ее лице. Тосэ молчала.

— Я ведь тогда хотел тебя убить… — как бы в шутку добавил Сёдзаэмон.

— Ну, и хорошо! — проронила Тосэ, любуясь собой в зеркале.

От ее холодного тона сердце Сёдзаэмона больно сжалось.

«Я ведь серьезно, убил бы!» — хотел было сказать он и явственно ощутил, как сейчас его руки, которыми он беспокойно перебирает на коленях, сожмут ее белую изящную шею и сдавят изо всех сил.

Тосэ тем временем, закончив туалет, повернулась лицом к Сёдзаэмону и принялась аккуратно подтыкать небрежно брошенное на пол покрывало от жаровни-котацу, поглядывая на огонь.

— Не хотите ли сюда, под покрывало. Тут тепло, приятно…

— Так кто же все-таки тот мужчина?

— Тот мужчина? Да не все ли равно?.. Мы тут сейчас вдвоем, нам хорошо — зачем нам толковать о ком-то постороннем? Давайте не будем!

Что ж, как видно, только такую жизнь она и знала…

Хотя разведка, предпринятая Кохэйтой Мори, прошла неудачно, на плане усадьбы Киры, разложенном перед Кураноскэ, удалось сделать еще несколько исправлений. У всех на лицах светились довольные улыбки — осталось совсем чуть-чуть.

Да, буквально еще один вздох.

Самое трудное было еще впереди, но все чувствовали, что где-то на горизонте сквозь туман забрезжил наконец свет. У них были уверенность в своих силах и мужество. Их сплоченность, судя по всему, значительно возросла по сравнению с предшествующим периодом. Незадолго до этого Кураноскэ, когда он еще обитал в деревне Хирама, передал всем наставления, согласно которым они и начали усиленную подготовку к вылазке. По поводу того, как должны быть одеты все участники вылазки в решающую ночь, наставления гласили буквально следующее:

1. Во время вылазки следует быть одетым в черное кимоно-косодэ. Узел на кушаке, полагаю, лучше завязывать с правой стороны. Нижний пояс можно приспустить, но обратить внимание, чтобы он непременно все же присутствовал. Заранее приготовить также узкие штаны-момохики, обмотки для ног, соломенные сандалии. Условные знаки и пароль должны быть всем сообщены своевременно.

2. Оружие каждому надлежит выбрать на свой вкус. Тех, кто пожелает явиться с пиками и короткими луками, прошу об этом заранее сообщить.

Все с радостью сознавали, что время исполнения их заветного желания уже не за горами.

Многие за время скитаний порядком порастратились и вели теперь жизнь, полную лишений, но все старались отложить последнее, чтобы было на что приобрести одежду и оружие к решающему дню. Кимоно, штаны, обмотки и сандалии старались приобрести заранее и держали их в одном узле наготове. Многие, кто вынужден был преобразиться в мещан или лекарей, предвкушали тот желанный час, когда они снова наденут форменное кимоно-косодэ и вернутся в обличье истинных самураев. Собираясь таким образом, они ощущали радостное волнение, словно готовясь к приходу весны, и были теперь постоянно в приподнятом настроении, словно в ясный весенний день. Весна… Кому в жизни выпадает случай встретить такую весну?.. Цветы жизни буйно распускаются в эту пору. Появляется твердая уверенность, что и впрямь есть ради чего жить на свете. И великое множество погрязших в повседневных делах, словно пробудившись заново к жизни, ощущают наполненность этого дня. Мы сами управляем своей жизнью. Мы сами творим свою судьбу — и в жизни, и в смерти.

Тем временем, по приказу Кураноскэ, Тюдзаэмон Ёсида и Соэмон Хара подготовили новый текст присяги. Приглашая одного за другим всех соратников, командор принимал последнюю клятву на верность. Все с радостью присягали.

Стали появляться и некоторые из тех, кого давно уже не было видно.

Дзюнай Онодэра и Тюдзаэмон Ёсида, беспечно переговаривались, сидя у жаровни:

— Сколько же у них там людей в усадьбе?

— Да уж не меньше сотни, наверное.

— Ну что ж, значит на каждого из нас придется по два с половиной противника.

— Хм, похоже на то, — усмехнулся Тюдзаэмон. Погрузившись в глубокое раздумье, он рисовал в золе чертеж усадьбы Киры.

На дворе стояла зима. Студеный ветер со свистом и завыванием проносился над пыльной черепицей крыш в старом Эдо.

События в Эдо

Тем временем случилось нечто, приведшее в волнение всех ронинов. Известие принесли Гороэмон Яда и Тодзаэмон Хаями. Они оба своими глазами видели Кодзукэноскэ Киру, так что смогли рассмотреть его лицо. Приняв дежурство по наблюдению за подворьем Уэсуги, Яда и Хаями бесцельно бродили по окрестностям, как вдруг наткнулись на небольшую процессию — по улице следовал какой-то паланкин с сопровождением: по бокам шло трое или четверо самураев внушительного вида. При виде процессии оба ронина насторожились, будто их одновременно какая-то муха укусила. Они приметили, что у них за спиной, в том направлении, куда двигался конвой, находился главный вход в усадьбу Уэсуги. То, что скромный паланкин сопровождала усиленная охрана, наводило на подозрения.