Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

• Название: Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
• Автор: Дзиро Осараги
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-89332-122-7 (1-й том), 5-89332-124-3 (2-й том)

This book has been selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP), which is run by the Japanese Literature Publishing and Promotion Center (J-Lit Center) on behalf of the Agency for Cultural Affairs of Japan

Перед Вами первый перевод на европейский язык знаменитой исторической эпопеи Дзиро Осараги «Ронины из Ако».

Эта книга, написанная почти сто лет назад по мотивам героического предания о сорока семи ронинах, навсегда завоевала сердца японских читателей и стала популярнейшим народным романом. Тиражи бесчисленных изданий «Ронинов из Ако» в общей сложности составили десятки миллионов экземпляров, намного опережая даже такой бестселлер, как «Миямото Мусаси». На основе романа в разное время было создано три художественных фильма, четыре телесериала так называемой «самурайской драмы», радиопостановки, электронные игры, мультфильмы и комиксы. Увлекательность самурайского боевика сочетается в романе с детальной проработкой исторического сюжета, красочностью лирических описаний и рельефностью портретов. Реальные исторические персонажи — сёгун и вельможи двора, прославленные художники, поэты, философы, мастера чайной церемонии и воинских искусств — воскресают под пером Осараги.

Герои эпопеи, ценою жизни мстящие за смерть своего сюзерена, воплощают благородные идеалы самурайского кодекса чести Бусидо: справедливость, гуманность, верность долгу и презрение к смерти.

На русском языке публикуется впервые.

Перевод с японского Александра Долина.

---

Зашел ученик и сказал, что от Горосаку прибыл посланец. Он велел передать, что в усадьбу прибыл Кураноскэ и он пришел проводить мэтра. Адзумамаро отложил кисть, которой выводил строку за строкой витиеватой скорописной вязью в трактате «Вопросы и ответы по “Анналам Японии”»,[176] и снял очки.

— Да ну? Командор дружины Ако? — радостно улыбнулся Адзумамаро, припоминая облик своего противника по философским дискуссиям.

Ученый муж, хотя и был далеко, догадывался, что на уме у Кураноскэ, от всего сердца желая ему успеха в осуществлении дерзкого замысла.

Зимнее солнце вскоре померкло, и в чайном павильоне, куда Горосаку пригласил обоих гостей, было полутемно. Слуга принес и поставил на пол изящный светильник в бумажном абажуре. Во дворе перед павильоном виднелся замшелый каменный фонарь под снежной шапкой. Взгляд Кураноскэ рассеянно бродил меж кустов и деревьев, закутанных на зиму в рогожки, где тускло отсвечивали лоснящимися боками темные валуны. Тем временем Адзумамаро, как обычно, был занят изложением своей теории.

На сей раз, в отличие от прошлых его построений, доктрина Адзумамаро звучала воинственно и изобиловала категорическими заявлениями. Он утверждал, что недостаточно рассматривать древнее учение Синто просто как направление философии — необходимо создать школу, которая поставит во главу угла Кокугаку, Отечественные науки. В будущем, добавил Адзумамаро, он сам не намерен оставаться в стенах своего кабинета и будет стремиться воплотить в жизнь свои идеи, создав общественное движение. Рано состарившийся ученый муж, всегда выглядевший как человек рассудительный и невозмутимый, был охвачен необъяснимым волнением. Слушая его пылкие речи, Кураноскэ любовался холодной красой зимнего сада, невольно чувствуя, что мир пребывает в движении и все вокруг меняется. Пока они строят планы мести, этот ученый муж вынашивает идеи строительства Школы Отечественной науки, а хозяин дома каждый день прикидывает, как лучше вести торговлю. Хотя каждый, казалось бы, печется о своем, в конечном счете все сливается в едином потоке. Если задуматься, проявляются ли на поверхности потока следы наших дел, которым мы посвящаем все наше существование, то сравнить их можно лишь с мгновенно исчезающими пузырями пены… От таких размышлений сердце Кураноскэ захлестнула волна горечи и печали.

— Вот так-то! — заключил Адзумамаро, который, из присущего ученым эгоцентризма, до сей поры не интересовался ничем, кроме собственных речей, и теперь, словно впервые заметив присутствие Кураноскэ, решил поменять тему. — А кстати, знаете ли вы, что ваш Кодзукэноскэ Кира одно время был у меня в учениках?

Кураноскэ, слышавший об этом впервые, широко открыл глаза от удивления.

— Да ну?! Неужели сам изволил изучать премудрости Пути Богов?

— Именно так, — ответствовал Адзумамаро. — Да только все попусту. У него, понимаете ли, налицо черты человека периода упадка. Когда тебя просто не хотят понять, Путь Богов объяснить и постичь невозможно, так что я свои лекции прекратил и туда больше не хожу.

Кураноскэ улыбнулся — ситуация показалась ему забавной. При сравнении с этим ученым мужем, который весь пыл души отдает делу просвещения, пытаясь открыть истинный Путь, личность Кодзукэноскэ Киры представилась ему особенно жалкой и ничтожной.

— Так значит, ничего не получилось? — переспросил он с сочувствием.

Тут вмешался помалкивавший до сих пор Горосаку.

— Что касается его светлости Киры, то я его тоже хорошо знаю. Не раз к нему в усадьбу наведывался с мастером чайной церемонии, да и сейчас хожу.

Кураноскэ несколько насторожился, когда речь зашла о Кире, что представлялось ему совершенно излишним. Однако он невольно заинтересовался темой, поскольку замечание Горосаку оказалось как бы живым продолжением относящегося к прошлому рассказа Адзумамаро.

— А что за мастер чайной церемонии, о котором вы говорите?

— Наставник Сохэн из обители Сихо-ан.

— Тот самый… — задумчиво протянул Кураноскэ, пытаясь под улыбкой скрыть свой интерес к теме, поскольку разговор перешел на усадьбу Киры. — Как же! Его имя мне знакомо. Вот оно что! Так вы, стало быть, вхожи в Сихо-ан?

И Адзумамаро, и Горосаку понимали, что Кураноскэ вынашивает план мести и явно сочувствовали делу ронинов. Оба не жалея сил готовы были опосредованно помогать. По ним было видно, что они горят желанием помочь. Однако Кураноскэ не склонен был так легко вверяться доброхотам, навязывающим свою помощь, и потому в течение всего вечера, до самого ухода, вел себя весьма сдержанно.

Старый Яхэй Хорибэ частенько наведывался к Кураноскэ из Хондзё, неизменно спрашивая с плохо скрываемым нетерпением: «Не пора еще?» Прослышав от командора о встрече у Горосаку, он заметил:

— Это хорошо, командор, что вы сами никаких предложений о помощи не приняли. Мы лучше к ним отправим Ясубэя. Приемный мой сынок — малый не промах, уж он все сделает как надо.

Кураноскэ молча кивнул в ответ, и старик тотчас поспешил к Ясубэю с поручением:

— Командор наш, как всегда, ведет дело без спешки, норовит все обдумать хорошенько… Ты, слышь-ка, ступай да поговори вместо него. Командору-то положение не позволяет, да и вообще лучше нам его по мелочам не тревожить и в такие дела не впутывать. Человек он особенный, так что нам его следует поберечь!

— Будет сделано! — с довольной ухмылкой ответствовал Ясубэй.

И Горосаку, и Адзумамаро во время разговора угадывали за деланым безразличием Кураноскэ нетерпение и беспокойство. Они были весьма обрадованы знакомством с молодым, толковым и бойким Ясубэем и наперебой повторяли ему то, что перед тем говорили Кураноскэ.

— Мастер Сохэн отправляется в усадьбу Киры каждый раз, когда там проходит чайная церемония, и проводит церемонию на пару с хозяином. У него же молодой господин Сахёэ изучает Путь чая. Ежели вы пожелаете кого из своих посватать, я с ним поговорю.

Ясубэй был смущен такой благожелательностью и в то же время обрадован. Он видел, что на этих двоих можно положиться. Тем не менее он, как и Кураноскэ, лишнего не болтал и только тихонько приговаривал: «Вот как? Вот как?» Когда таким образом тема сама собой иссякла и разговор перешел на другие предметы, Ясубэй обнаружил завидное красноречие, блеснув глубиной познаний в различных науках. Когда он наконец покинул дом Горосаку, Адзумамаро с похвалой отозвался о госте:

— До чего же способный молодой человек!

Горосаку вставил, что Ясубэй известен тем, как он отомстил врагу своего дядюшки, с которым разделался в квартале Такаданобаба. Адзумамаро был еще более приятно удивлен таким известием, поскольку по учтивым манерам и сдержанным движениям трудно было предположить подобные качества в молодом человеке. Выходило, что этот способный молодой человек, пожаловавший в Эдо с тростниковых равнин дальнего края Мидзухо, издревле хранящих исконно японский дух, не разделял идею и действие — мысль у него сочеталась с поступком. Должно быть, такой молодец, как Ясубэй, унаследовал все лучшее от своих благородных предков, — размышлял вслух Адзумамаро, обращаясь к Горосаку.

Тем временем Ясубэй направился прямиком в дом, где квартировал Кураноскэ, и подробно рассказал о содержании своей беседы.

— Что, если попробовать кого-нибудь из наших послать в Сихо-ан, учеником к Сохэну? — предложил он.

Кураноскэ поинтересовался, кого же Ясубэй прочит на такую роль.

— Тут ведь нужен человек, до некоторой степени искушенный в изящных искусствах, — добавил он.

— Может быть, Гэнго Отака? Что скажете? — предложил Ясубэй.

— Пожалуй, что так. Я и сам в первую очередь о нем подумал, — согласился командор.

Срочно решено было позвать Гэнго Отаку, подвизавшегося в городе под видом торговца мануфактурой Симбэя.

Вдова покойного князя Асано с обрезанными в знак траура волосами была принята к родителям в именье князя Нагасуми Асано Тосаноками, где она и влачила безрадостные дни. Плачевный вид прелестной молодой женщины, обреченной во цвете лет обратиться к молитвам и постам, повергал всех в скорбь. «Хоть бы ребеночек у нее был!» — сочувственно думали про себя люди, созерцая изо дня в день ее безрадостные будни.

Однако вдова князя Асано, принявшая во вдовстве и постриге имя Ёсэн-ин, с самого начала, еще с того момента, когда услышала о происшествии в Сосновой галерее, проявляла недюжинную твердость духа, которой мог бы позавидовать любой мужчина. Страшную весть принес ей тогда князь Даигаку, ныне разжалованный и сосланный в дальний край Аки. Услышав о том, что сотворил его старший брат в сёгунском замке, Даигаку сразу же бросился с ужасным известием к золовке. Сам он был в ужасном волнении, но супруга князя Асано, напротив, хранила спокойствие. Некоторое время она молча смотрела Даигаку в глаза, словно допытываясь, правду ли он сказал, а затем спросила: