Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

Открыл дверь в переднюю — разговор мгновенно стих. Громко сказал «Добрый вечер!» — задвигались стулья, и пока я раздевался — все столпились возле меня. Тут были и Марийка, и Майоровы.

— Съемка? — спросила Марийка.

— Да, но она нашлась, только долго искали. А потом я прошелся пешком, Слава Богу! — сказала Лиза, перекрестилась и заплакала.

— Ух, и мерзавцы! — сказал Федя.

— Нашел время для прогулок! — сердито сказала Нина.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказала Галя.

— Садитесь за стол, — сказал Сережа, — Марийка без тебя не хотела обедать. Марийка обедала, остальные и я пили чай. Есть я не мог.

— Ты похож на привидение, — сказала мне Галя.

— А ты видела привидения? — спросил Сережа.

Так вот же оно сидит и пьет чай. Иногда Марийка ночевала у нас, но на этот раз не решилась: не предупредила Зину — она будет беспокоиться. Проводить Марийку мне не дали: наволновался, нагулялся — отдыхай.

— Ты же знаешь, что нам по дороге, — сказала Нина. — Ничего с твоей Марийкой не случится: пойдем по Конторской, доведем до самого дома. Спи спокойно.

— Тебя завтра будить? — спросил Сережа, когда я стелил постель. — Как всегда?

— Нет, минут на пятнадцать раньше.

Засну ли? — успел я подумать, а Сережа меня уже будит. Вспомнив, что было вчера, замер и так же, как тогда, когда меня исключили из института, с острой душевной болью и подумал, и почувствовал: лучше бы мне не проснуться! Но надо вставать, идти в институт и ехать в Крюков. В Крюков? На тот свет надо ехать. На тот свет через Крюков. А пока доеду — держать себя в руках.

12.

Я стоял в полутемном вестибюле-фойе, отделенном массивными квадратными колоннами от студентов и преподавателей, идущих на занятия. Увидев Мукомолова, увел его вглубь фойе.

— В Гипроград из-за съемки вызывали? — спросил Мукомолов.

— В архиве Гипрограда меня ждали двое из НКВД. Они интересовались Виталием Новиковым. Предупреди его, чтобы был осторожней. Я сказал, что никогда его не видел и ничего о нем не слышал.

Глаза привыкли к полумраку, и я увидел, что Толя побледнел.

— Та-ак... А почему они именно тебя спрашивали? Они не говорили?

— Они знают, что ты дружен с ним и со мной и были уверены, что мы с Новиковым знакомы. Они удивились, что я его не знаю, а может быть и не поверили.

— Та-ак... А из разговора нельзя было понять почему они им занялись?

— Они сказали... Постой, постой... Постараюсь передать точно. Значит, так: есть основания считать, что он — затаившийся враг, и, как все они, конечно, клевещет на Советскую власть и оскорбляет товарища Сталина.

— Ох, ты!.. Кто-то донес. А конкретных фактов не приводили?

— Нет. Думаю, если б они имели конкретные факты, зачем бы я им понадобился?

— Логично. Уже легче. Хотя... Может быть мало фактов?

— Они же, кажется, и за один анекдот забирают.

— Тоже верно. Но тогда с чего они взяли, что он враг?

— Откуда мне знать? Может быть это всего лишь подозрение, а доказательств нет.

— Гаданье на кофейной гуще... А что они от тебя хотели?

— Наверное, этих доказательств. Я вот сейчас подумал: не такие они уж толковые, как их изображают. Не удосужились узнать о моих отношениях с Новиковым, вернее — об их отсутствии, или не сумели. И попали пальцем в небо. Это же промах.

— А верно! Еще какой промах: ты предупредил меня, я предупрежу Виту, и если у них нет фактов, черта с два они их теперь получат.

— Новых не получат! А прежние? Ты уверен, что никто не предаст?

— Как я могу быть уверенным? Откуда мне знать, с кем он еще был откровенным?.. Да, обкладывают Виту... Как охотники зверя... Пока издалека. На тебе осеклись, за других возьмутся. Очень-очень возможно, что и меня чаша сия не минует. Как тебя. А знаешь, они сделали еще один промах: понадеялись на то, что ты такой же, как большинство: или настолько оболваненный, что веришь всему, что нам говорят и готов ловить врагов народа, или мерзавец и трус, готовый на все. Неужели не навели справок? Не знают, как ты держался, когда тебя исключали из института?

— Справки они наводили. Дело в том, что я, кажется, не давал повода уличить меня в нелояльности режиму. Бога нет, а на еврейскую Пасху холодно — это же не серьезно.

— Откуда ты знаешь, что они наводили справки?

— Один из них сказал: Они знают, что я человек сообразительный, находчивый, за словом в карман не полезу, и со мной охотно дружат. Вот такие комплименты.

— Ох, ты!.. Они что же, тебя уговаривали, чтобы... чтобы ты...

— В том то и дело. И мне очень повезло, что я с ним не знаком.

— И они отвалились?

— Во всяком случае, отпустили. Взяли подписку, что никому не буду говорить, и отпустили.

— Слушай, а ведь кто-то же дал им твою характеристику.

— Может быть и рекомендовал. Иначе как бы они узнали о моем существовании.

— У кого-то узнали, что Вита дружен со мной, у кого-то узнали, что я дружен с тобой... А отзыв о тебе дал кто-то, кто тебя хорошо знает, по всему соученик. И не каждый сумеет так сформулировать. Тут и недолго догадаться. Кого-нибудь подозреваешь?

— Я об этом не думал, да и думай — не думай, все равно — ни доказательств, ни уверенности. Только подозрения.

— Гуглий?

— Возможно.

— Логично. Таких, наверное, и вербуют. Ну, спасибо, что предупредил. А о съемке, значит, ни полслова?

Я колебался: сказать — не сказать?

— Знаешь, Петя, мы сейчас с тобой в таком положении, что лучше знать все подробности. Мало ли что. Если есть что сказать — не скрывай.

— Ты прав. Сейчас услышишь, на что они способны. Один из них сказал, при этом нагло ухмыляясь, что еще неизвестно — отдал ли я съемку в архив или кому-нибудь другому.

— Какие сволочи!.. Это же откровенный шантаж... Ай-ай-ай!.. И что же? Принуждали к сотрудничеству?

Сказать правду я побоялся: а вдруг Толя перестанет мне доверять да еще предупредит наших друзей. Меня охватил ужас.

— Пока нет: я же не знаком с Новиковым, — сказал я, — но я боюсь их.

— Кошмар! Какой кошмар!

Скорей бы уж в Крюков! Пора кончать с этим кошмаром. Я сказал Толе, что хочу хорошо опоздать и прийти, когда все будут в сборе, чтобы избежать повторения вопросов. Толя ушел, а я впал в какое-то странное оцепенение, в котором не чувствовал ничего, кроме тупой боли, сквозь которую росло желание... Нет, даже не желание, а устремление к исполнению задуманного, даже нетерпение. Чтобы только поскорей и чтобы ничего не помешало. Громкие голоса вывели меня из этого состояния, и я, раздевшись в гардеробе, быстро пошел в аудиторию, ставшую нашей мастерской.

Когда вошел и громко поздоровался, все замолчали и повернулись ко мне. Марийка была здесь, и вопросы, конечно, уже достались ей. Я был как в тумане и видел как в тумане, но пока шел к своему месту заметил сквозь этот несуществующий туман обращенные ко мне сочувствующие глаза и дружеские улыбки. Марийка села рядом, пристально взглянула, сказала, что я плохо выгляжу, и спросила как себя чувствую. Ответить я не успел.

— А ты, когда отнес съемку, расписку взял? — как всегда громогласно спросил Бугровский.

— Я получил ее без расписки и отдал без расписки.

— А если бы съемка не нашлась, кто бы отвечал? Ты! Ты — последний, у кого она была. И ты понес ее в Гипроград, а там скажут, что ты ее не приносил.

На Бугровского напустились:

— Глеб, перестань! Петро и так пережил, а тут еще ты.

— Съемка нашлась и нечего приставать.

— А ты вчера взял расписку?

— Зачем? Ведь съемка нашлась.

— А если еще пропадет? Курченко вскочил и направился к Бугровскому.

— Заткнись зануда! А то будешь иметь дело со мной.

— Правильно, Женя, правильно, — сказал Эрик Чхеидзе, вставая. — Я тебе помогу бить Бугровского.

— А ну, все по местам! — скомандовал Турусов. — И давайте работать. Без глупостей!

— А вы, Бугровский, считаете, — спросил Чепуренко, — что читать мораль входит в обязанности старосты?

— А я не как староста, я по-дружески.

Раздался общий смех.

— У меня нормальная температура и ничего не болит, — сказал я Марийке и не заметил, что за соседний стол сел Чепуренко. — Освобождения не получишь, а работать все равно не смогу.

— Ты очень плохо выглядишь, — сказала Марийка.

— На всех зверей похож, как говорит твоя тетушка, — отозвался Курченко.

— А как у вас с проектами? — спросил Чепуренко.

— У Горелова с проектами дело идет хорошо, — за меня ответил Солодкий. — Кинотеатр, можно считать, вычерчен, а по Крюкову все уже решено и проработано — можно гнать начисто.

— Можно и не гнать, а работать спокойно — время еще есть, — ответил Чепуренко. — Я бы отпустил его на несколько дней — пусть как следует отдохнет после пережитого. Потом успеет наверстать. Как вы, Семен Федорович, на это смотрите?