Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— Положительно. Езжайте, Горелов, домой и спокойно отдыхайте.

— Спасибо. Немножко посижу и поеду.

— Горелов! С деканом сам будешь объясняться, когда вернешься, — сказал Бугровский.

— Не беспокойтесь, Бугровский, — ответил Солодкий, — декану я сам объясню, если понадобится.

— Надо оформить командировку. Сказать об этом здесь сейчас нельзя: Марийка разволнуется, станет уговаривать отложить поездку, и сердобольная публика будет ее поддерживать ты нездоров, какая надобность ехать именно сейчас, вот отдохнешь, придешь в себя, тогда и поедешь... Все добрые, когда это ничего не стоит. И Солодкий может не завизировать заявление да еще снова будет толковать о том, что в Крюков вообще можно не ездить. Поехать так, без командировки? Пойдут догадки, предположения, подозрения: а почему он даже не оформил командировку? Нехорошо. Ну, а в отсутствие руководителя кто может завизировать заявление? Наверное, декан. Дождусь ухода Солодкого и пойду к декану. Солодкий сегодня с утра, значит — скоро уйдет. Сегодня и уехать. Нет, нельзя: Марийка придет к нам, а я уехал, ничего не сказав, а потом… а потом... Нет, так нельзя! Да что ж это такое?! Сплошные препятствия, а время идет. Спокойно, спокойно! Как же быть? Значит, придется ехать завтра, ничего не поделаешь. Сегодня вечером скажу дома и Марийке: чем так сидеть, решил съездить в Крюков, развеяться, у меня уже и билет есть на завтра. Так и сделаю. Пишу заявление и прячу в карман. Чуть не забыл! Надо взять ситуационный план и свой генеральный на карандашной кальке — я еду обследовать Крюков и проверить проектные предложения. Скатываю их в трубку и заворачиваю в бумагу. Снова рядом садится Марийка.

— Ты же обещал поехать домой. По тебе видно как ты нездоров.

— Сейчас поеду. Возьму с собой вот это, — показываю на сверток. — Если не захочется идти в институт, может быть поработаю дома. — Господи, все время вру и вру... Скорей бы это уже кончилось.

Вижу, уходят Турусов и Солодкий.

— Приедешь? — спрашиваю Марийку. — Лиза звала обедать.

— Приеду. Только, наверное, к вечеру.

— Ну, я поехал, — сказал я и пошел к декану.

— Я слушаю вас, — сказал Урюпин, не отрывая глаз от бумаг.

— Я прошу завизировать заявление на поездку в Крюков.

— С этим — к своему руководителю.

— Я знаю. Но Солодкий уже ушел, а я сегодня опоздал. Проспал.

— Проспал? — Урюпин уставился на меня. — Горелов... А, вас вызывали в Гипроград. Были?

— Был.

— Зачем вас вызывали?

— Я относил съемку Крюкова. Ее не могли найти и стали сомневаться — вернули ее или нет.

— Горелов! Это же очень серьезно. — Его глаза округлились. — Вы понимаете насколько серьезно?

— Я знаю. Съемка нашлась, только искали очень долго. Ну, я и проспал. А поездку в Крюков все откладывал и так затянул...

Но Урюпин уже что-то писал на моем заявлении. Командировочное удостоверение я получил сразу, но деньги обещают завтра. А я за ними не пойду — их можно получать и после командировок. А мои уже не получит никто.

13.

В бумажнике — билет в Крюков на завтра, и время от времени я механически щупаю внутренний карман пиджака. В руке — рулончик чертежей. Дома еще не был. Стою возле школы, в которой учился. Теперь в ней какой-то техникум. Когда здесь бывал, любил смотреть на другую сторону реки — привлекала панорама над Харьковской набережной: высокий склон, плотно и пестро застроенный, с невидимыми отсюда крутыми улицами, — по ним и бродить было приятно, — а над склоном — верхушки колоколен кирхи и костела, сейчас уже без крестов. Левее этого склона над Московской улицей — колокольня Успенского Кафедрального собора с золотым куполом, тоже уже без креста, и остановившимися, — навсегда? — часами под куполом, такая высокая, что, глядя издали, не замечаешь и самого собора, — в нем теперь какие-то мастерские и склады, но сохранилась надпись над входом под колокольней: «Богу — спасителю от нашествия галлов и с ними двунадесяти язык».

...Тихая темная ночь под Пасху. Начинает накрапывать теплый дождик, но, спохватившись, перестает. Пахнет весной. Для этого часа много людей. Приподнятое торжественное настроение. Бабуся, Лиза и я идем в нашу Москалевскую церковь. С нами папа, но он идет в Успенский собор. Так хочется написать отцу — он бы понял, что мое положение безвыходное, и иначе я поступить не могу. Но он столько в жизни пережил, что нанести еще и этот удар я не могу. И никому не скажешь — ни Марийке, ни дома, никому... Пусть будет несчастный случай — так легче им всем перенести. Все решено и все продумано. А что-то тревожит, как покалывает... Что-то новое. Но что?

...Лицо Марийки. Никогда не видел его таким искаженным — моя непоправимая вина: он был измучен, нездоров, а я не удержала его от этой поездки, и вот... Ой, нет! Слишком жестоко, нельзя думать только о себе. Но что же делать? Где выход? Основа? Зачем Основа? Здесь близко Левада. Прямо сейчас? Но я ведь отверг Основу и правильно сделал. Как же быть? Ждать, пока буду прилично выглядеть? Где взять силы? И дождусь ли приличного вида? А тем временем позвонят эти. Что я им скажу? Ну, это — не проблема: болел, все заняты дипломными проектами и Мукомолов тоже, ни на что другое нет времени... Стоп, стоп, стоп!.. А ведь это на самом деле так. Стоп, стоп!.. Тут что-то есть, что-то забрезжило. Почему-то подкашиваются ноги. Рядом скверик. Смел снег со скамьи и сел.

...Когда это все произошло? Вчера вечером? Всего лишь вчера? И я впал в панику? Давай постараемся во всем этом спокойно разобраться. Итак, они явно исходили из того, что я знаком с Новиковым, — это их ошибка, — или, по крайней мере, наслышан о нем от Мукомолова, иначе — зачем я им нужен? Я Новикова никогда не видел, — это на самом деле так, — и ничего о нем не слышал — так я утверждаю, и опровергнуть это невозможно — я предупредил Мукомолова и этим заодно отрезал себе единственную возможность с Новиковым познакомиться. И как бы они ни заставляли выполнить их задание, теперь я это сделать никак не смогу. Факт, а они думают, что смогут не мытьем, так катаньем, — нажим, шантаж, — меня заставить. Пытки? Вряд ли: после них меня останется списать на тот свет или в лагеря, а я им пока нужен. Надо твердо стоять на своем, и они не только ничего не добьются, но и убедятся, что это невозможно. Может быть они уже сомневаются смогу ли я выполнить их задание, может даже это поняли и всего лишь прут по инерции — а вдруг!.. Терять-то им нечего. В том, что это так, никакой уверенности, конечно, быть не может, но, если они не круглые дураки, то к такому выводу должны прийти. Выходит — еще рано торопиться под колеса. Ух! Начал было мерзнуть, а сейчас стало жарко.

А нет ли промаха в моих рассуждениях? Я снова прохожу всю их цепочку, со всех сторон рассматриваю каждое ее звено, не нахожу ни в одном из них никакой ошибки, а под конец вдруг осознаю, что все мои рассуждения в целом не стоят выеденного яйца, если только эти энкавэдисты убеждены, что я вру: тогда они не остановятся ни перед чем, чтобы заставить меня выполнить задание, а то, что у меня ничего не получается, будут рассматривать как увиливание со всеми вытекающими последствиями. Так ли это или не так — как знать? Чужая душа — потемки, а когда, души нет — потемки еще гуще. Так что же делать? Пока понятно одно: уж очень рискованно пассивно ждать, чтобы они сами убедились в своей ошибке, — настоящей или нет — это неважно, лишь бы убедились. Надо бы их постараться убедить. Легко сказать — постараться убедить. А как? Никакие уверения, заклинания, битье себя в грудь не помогу, наоборот — послужат доказательством увиливания. Так что же — сдаться? Ехать в Крюков?

Но я же видел мелькнувший просвет, и меня охватило такое сильное желание бороться, что я почувствовал: в Крюков не поеду, во всяком случае сейчас. Какого черта отдавать жизнь без борьбы. Умереть всегда успею! Не может быть, чтобы не было выхода. Надо искать.

...Как убедить их в том, что заставлять меня выполнять их задание — без толку? В который раз спрашиваю себя об этом. Невыполнимо, как бы я ни старался. Как бы ни старался? Так вот и ответ: не говорить об этом, а стараться, то есть изображать старание, и пусть они сами видят, без моей подсказки, что ничего из этого не получается... да и не может получиться. Побольше инициативы, всяких предложений, даже самых глупых. Этакий добросовестный старательный дурень. Так это же Швейк! Ну не буквально Швейк, но в том же духе. А что? Это, кажется, единственный способ от них избавиться. Трудно? Еще бы! Рискуешь жизнью? Хуже — пытками. Но уж очень большой выигрыш: жизнь, и не просто жизнь, а незамаранная жизнь. Надо попробовать. Умереть всегда успеешь. Надо бы еще раз все проверить и продумать, но у меня уже ни на что нет сил. Потом, потом... А сейчас — никакого Крюкова и отдохнуть. Я сел на трамвай, пересел на другой, приехал домой, пообедал, прилег на кровать и заснул.