Джейн Вигор (Рондо) - Письма леди Рондо

• Название: Письма леди Рондо
• Автор: Джейн Вигор (Рондо)
• Жанр: Биографии и Мемуары

Воспоминания Джейн Рондо, супруги английского посланника при российском дворе в царствование Анны Иоанновны. Представленные в виде писем к английской подруге, содержат в основном бытовые наблюдения и дворцовые сплетни. Являются ценным источником сведений о людях императорского Двора "из первых рук".

При подготовке электронной книги использовано цензурное издание 1836 года.

---

ПИСЬМО XXXIII

Милая моя.

Вы без сомнения воображаете, что я в самом деле сделалась брюзгливою, потому, что как Вы видите, нахожу величайшее удовольствие в том, чтобы описывать характеры лиц нашего пола. — Или если Вы так обо мне не думаете, то заставляете меня думать об Вас, то, чего мне прежде в голову не приходило. Если мы не заражены излишним самолюбием, то нам должно бы: лучше стараться, управлять нашими поступками так, чтобы они были в высшей степени безукоризненны, а не искать пятен в поступках других. Так как я не могу отказаться отвечать на ваши вопросы (хотя и весьма удивляюсь, что Вы их предлагаете) то я воображаю что мы болтаем за чайным столиком и рассуждаем о нарядах для дня рождения и о брюссельских кружевах; я рассказываю вам, в чем кто был одет и на ком было платье по моему вкусу, с небольшими замечаниями, какие делаются, когда мы говорим о нарядах, а не об женщинах. Также я буду говорить и здесь; хвалю ли я, или порицаю, это не может иметь никаких следствий, потому, что лица мною описываемые вам не известны; иначе Вы никогда бы не убедили меня дать об ком нибудь моё мнение, хотя бы оно и нисколько не оскорбляло чести другого.

Вы из моих описаний очень хорошо знаете Государыню, Великих Княжон и герцогиню Курляндскую. Мадам Аркасс [138], занимает должность гувернантки у Великой Княжны Анны. Она родом из Пруссии и вдова одного генерала, кажется французского. С ним она была во Франции, в Германии и Испании. Она имеете прекрасную наружность, хотя уже не молода, одарена от природы острым умом, который образовала чтением. Видев многие дворы (из коих при многих жила весьма долго) эта женщина приобрела разнообразные сведения об людях всякого круга, обращением с ними, она так образовала себя, что теперь в состоянии разговаривать и с принцессою и с женою ремесленника и ни той ни другой не будете в тягость. В частном кругу она не теряет придворной вежливости, а при дворе свободы частной жизни. Во время разговора, так внимательна, что кажется она старается научиться от того, с кем она беседует, хотя, я думаю, здесь весьма немного людей, которые бы имели что либо ей сообщить. Прекраснейшие часы после того, как я рассталась с Вами (в отсутствие 3. Р.), я проводила с нею, хотя должность не позволяет ей столько заниматься обществом, сколь бы того хотела я. Но когда я бываю у ней, то никогда не ухожу без наставлений и утешения. Она имеете одну дочь, которая наследовала её доброе сердце и способности ума, только не красоту, в этом отношении природа была к ней мачехой; от того она не имеете и половины тех блистательных качеств, которые имела бы, если б была красива, но может быть причина этого заключается в том, что лицу того же пола кажется, что она мало имеет блестящих качеств, тогда как мужчины найдут, что она имеет их очень много. Но вот она сама входите ко мне и так без церемонии и проч.

ПИСЬМО XXXIV

Не думайте, чтоб вы, заставив одну женщину говорить о другой, особенно о многих, не услышали чего нибудь соблазнительного; но крайней мере, исполнял ваши поручения, я остаюсь в этом отношении верною своему полу. Мне cде — лала визит одна дама, из первых здешних красавиц, жена Русского дворянина А. [139], которого Вы знали в Англии. Она постоянно была верна, если верить рассказам, — своему любовнику, который с своей стороны любил её страстно. Во время её беременности, я пожелала; чтоб она своему мужу родила сына. — Спустя не долго, встретившись с мужем, я спросила, «каково здоровье вашей жены?» он отвечал мне, по Английски: «что Вы меня спрашиваете? спросите графа Левенвольда [140] — он об этом знает лучше меня.» Заметив, что я смешалась от его ответа, он прибавил: «это всем известно и сущая правда, только меня нисколько не беспокоит; меня принудили жениться на ней, тогда как я знал, что она меня ненавидит. Я также не любил ее, хотя она и красавица. Я не могу ни любить её ни ненавидеть, для меня все равно; и от чего мне беспокоиться, если она забавляется с человеком, которого она любить, особенно, — надобно отдать ей справедливость — когда ведет себя с таким благоприличием, какого только можно желать.» Судите о моем стыде, или подумайте, чтобы Вы сделали на моем месте? Я скажу вам, что я сделала, я оставила его с негодованием и пересказала разговор с ним первому попавшемуся на встречу. Его жена говорит только по Русски и по Немецки, и потому наш разговор всегда касается только самых обыкновенных вещёй так, что я могу сказать вам только об её наружности, которая чрезвычайно красива. Вот все, о чем я хотела сказать, но не могла совершенно умолчать об этой низости, которая кажется мне оригинальною, я ненавижу сама себя за злословие, виновата и едва ли Вы простите ту, которая и проч.

ПИСЬМО XXXV

Милая моя,

Я расскажу вам теперь об одной даме, которая, думаю, Вас очарует собою. Она родом благородная венецианка[141], жена старого мужа, уроженца Рагузского [142], который за несколько лет поселился здесь. Он послан был Петром Первым с важным поручением в Венецию [143] и женился здесь на этой женщине, или, лучше сказать, купил её потому, что он чрезвычайно богат. Ей теперь 25 лет, она высока, стройна, мила, благородна и грациозна; черты лица чрезвычайно выразительны, особенно прекрасны её большие черные глаза; вообще смотря на её наружность, я представляю тех идеальных красавиц, которых описывают в романах. Старый её муж держит её взаперти и с трудом позволяет ей выезжать кроме двора, при котором она является во всем блеске, каким только могут окружить такую прекрасную женщину великолепная одежда и драгоценные камни; она носит на себе, столько прекрасного жемчуга, что многие особы из нашего пола, стали подозревать, что он поддельной и естественно мучились желанием узнать справедливо, или ложно это подозрение. Так как здесь в моде глупые забавы, в продолжении которых особы обоего пола имеют право делать и говорить тысячи глупостей, то одна дама решилась воспользоваться этим обстоятельством для открытия тайны. В следствии этого, в первое такое собрание при дворе она говорила с восторгом о прелестях Венецианки и наконец как бы желая поцеловать её в шею, схватила зубами одну жемчужину. Она приметив это, ударила её в щеку и сказала: «вот вам на память, что благородная венецианка никогда не носит поддельных камней!». Женщина, оглушенная ударом, закричала, что будет жаловаться Её Величеству — Государыня была в это время в соседней комнате. Венецианка отвечала спокойно: «и если Вы это делали по приказанию Её Величества, то Вы должны бы были мне сказать, ежели же нет, то я думаю, что Государыня будет очень довольна тем, что я сама наказала Вас за вашу дерзость, не беспокоя её формальною жалобою.»

Эта женщина уже с сих пор не являлась при дворе и поступок предан забвению, но Вы я думаю говорите: «Люблю венецианку за храбрость!» и спешите засыпать меня вопросами об ней. Но я уже сказала вам, что её можно видеть только при дворе, где разговор бывает общий, и так я не могу ни чего сказать. Что касается до этого поступка, то мне кажется, что он выше женщины, имевшей низость продать себя за деньги дряхлому старику; потому, что в этом случае я очень согласна с Шотландским проповедником, который сказал об девушке, продавшей свою любовь за маловажную сумму, что она лучше бы поступила, сделав это во славу Божию. Признаюсь, что эта дама мне представляется в столь дурном свете, что я едва могу говорить с нею и отвергла её знакомство, хотя она его искала. Но я могу думать, что Вы восхищены поступком этой женщины, в таком случае я смею напомнить вам то, что Вы не один раз мне говорили, именно что Вы по одному только чрезвычайному ко мне дружеству простите мне, если я в чем нибудь унижу себя; так Вы говорили мне, и я почла за нужное оставить это знакомство; не желая больше приобретений, довольствуюсь называться вашею и проч.

ПИСЬМО XXXVI

Милая моя,

Я очень рада, что Вы одобрили мой образ мыслей, касательно знакомства с венецианкой, мне досадны были только ваши слова: «я люблю ее; но знаю, что не могу соперничать с нею в таких подвигах,» впрочем я утешилась, прочитав ваши суждения на счет недостатка вкуса в сделанном ею выборе супруга; потому, что уверилась, что Вы её любите только за то, что она минутно и сильно воспламеняется гневом при обиде,» я думаю она не прольет слезы, услышав упрек от своего друга, слабость, которую как я знаю, Вы презираете.

Мы все заняты теперь приготовлением к браку Великой Княжны Анны, с принцем Брауншвейгским [144]. Кажется я ещё вам не сказала, что он приехал сюда за шесть лет, с надеждою получить руку княжны, ему тогда было не больше 14 лет. С тех пор воспитывали его вместе с княжною, чем надеялись поселить в них взаимную привязанность; но это, кажется, произвело совершенно противное действие, потому, что она оказывает ему более, нежели ненависть — презрение. Принц имеет прекрасную наружность и приятное лицо, но во взорах его выражается какая-то женская изнеженность и отчасти дикость, происходящая кажется от всегдашнего принуждения, в котором он здесь воспитывался [145]. Так как он готовится в мужья столь высокой невесте, то его держали в отдалении от людей. Эти недостатки, равно как и то, что он, говоря, всегда заикается, поставляют меня в затруднение об его достоинстве. Он отличился в двух кампаниях под предводительством фельдмаршала Миниха; говорят, что отъезд его в армию подал мысль герцогу Курляндскому соединить княжну браком с своим сыном. Так как Великая Княжна показывала явное презрение к принцу Брауншвейгскому, то герцог надеялся в отсутствие его дать этому делу оборот в свою пользу. Вследствие этого он на прошедшей неделе отправился ко Княжне Анне и сказал ей: «что прислан Её Величеством объявить ей, что она должна вступить в брак; выбор её должен пасть или на герцога Брауншвейгского, или на принца Курляндского.» Она отвечала, «что готова повиноваться повелениям Её Величества, хотя на этот раз, она сознавалась, с большею неохотою. Для нее гораздо легче бы умереть, нежели выйти за которого нибудь из предлагаемых женихов, Но если уже должно иметь кого нибудь супругом, то избирает принца Брауншвейгского.» [146] Вы можете представить, как жестоко поражен был герцог Курляндский и его приверженцы, которые на этом обстоятельстве строили самые блестящие планы. Теперь принцесса поступает с герцогом с благоразумною политикою и его обманывает. Но я уверена, что она скоро обнаружит свои истинные мысли, когда она не будет иметь нужды скрывать их, то подобным образом низвергнет ненавистного герцога с высоты его. Она в самом деле не любит никого, и так как неохотно повинуется, то и ненавидит герцога ещё более. Но теперь она принуждена обращаться с ним ласково. Как бы то ни было, теперь происходят большие приготовления к свадьбе, которая будет сыграна с величайшею пышностью. После свадьбы, я опишу вам её как могу, думаю, что это будет ваше приказание для меня и проч.