Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

• Название: И стали они жить-поживать
• Автор: Светлана Багдерина
• Жанр: Фэнтези

Пошла как-то раз красна девица Серафима-царевна погулять по дворцовому саду с себе подобными. Налетело откуда ни возьмись редкое вымирающее животное Горыныч-Змей, подхватило сердешную и унесло, не оставив обратного адреса. Вскочил тут супруг ее безутешный Иван-царевич на говорящий ковер-самолет с не менее говорящим именем Масдай, и кинулся в погоню, поклявшись и пальцем не шевельнуть в защиту, если супруга его юная успеет наложить на злосчастную рептилию руки раньше, чем он… Но, увы, не все бывает так просто, как описывают старые истории, и банальное дело о киднеппинге с применением подручных зоологических средств — следите за руками! — превращается… превращается… превращается…

---

Для начала не мешало бы оглядеться, решил он и, распластавшись по холодной железной крыше, подполз к самому краю.

Склад, содержимое которого сейчас выгребали и таскали на ковры костеевцы, находился на самом углу квартала. У входа остался легко одетый солдат, (значит, умрун, определил охотник), а остальные пятеро скрылись в черной утробе амбара, заодно утащив туда и сторожа. Три ковра[186] лежали друг за другом на земле, первый — как раз напротив зиявшего мраком входа, остальные — дальше от угла и ближе к нему.

Пока Пашка размышлял, поможет ли, если он попадет умрунам в глаз, как белке, из ворот амбара вышла пара солдат. На плечах у них возлежали белые пятидесятикилограммовые мешки из толстой рогожи.

Когда умруны сложили их на брезент первого биплана и повернулись, на черных спинах остались призрачные расплывчатые белые пятна.

Мука!.. осенило Пашку. Они воруют у нас муку! И другие продукты, наверное, тоже!.. А по два ковра соединили, чтобы побольше навалить и увезти!..

Во, жучилы!..

Наши бабы в очередях сутками давятся, а они наш харч таскать придумали!..

Ну, нет.

Пока Пашка Дно жив, им не то, что мешка муки от нас не видать — плесневелой корки!..

Идея родилась в голове хитрого охотника в одно мгновение, но пока на часах стоял умрун, а не офицер, шансов у него было мало[187].

Впрочем, провидение этой ночью было настроено про-лукоморски.

Решив, очевидно, что фронт работ в амбаре определен достаточно точно, а таскать мешки и бочки — не офицерское дело, одетый потеплее костеевец вышел постоять на страже, отправив легко одетого внутрь.

Отправить в страну вечного лета подпрыгивающего и пристукивающего зубами от легкого морозца офицера не представляло бы труда, но кто знает, какие приказы получили его умруны?..

Поэтому рисковать нужно было с осмотрительностью.

Охотник из Пятихатки даже не спрыгнул — стек с крыши, мягко приземлившись в уже покрывающуюся ледяной корочкой уличную грязь и юркнул за оставленную беспечными купцами почти напротив распахнутой левой створки ворот опустошаемого склада большую бочку, едва ли не в рост самого парнишки.

Судя по аромату, в ней когда-то хранились соленые огурцы.

Сглотнув голодную слюну, Пашка снял и спрятал за бочкой колчан со стрелами и лук, осторожно извлек из кармана и развернул сверток с сухим пайком, приготовленным ему матерью[188], вытащил из-за голенища сапога охотничий нож и нашарил взглядом на стене амбара на той стороне улицы жестяную вывеску на кривом железном пруте, а на покатой крыше того же амбара — заброшенный туда за окончанием срока годности короткий кусок старого, проржавевшего до дыр водосточного желоба.

Всё готово.

Оставалось только ждать.

Через две минуты все пять умрунов, один за другим, вышли на улицу, сбросили на ковер свою пылящую белым добычу и снова исчезли в дебрях склада.

Значит, теперь у него в запасе на всё — про всё была еще минута.

Глубоко вдохнув и выдохнув, успокаивая бешено колотившееся в груди сердце, охотник выпрямился во весь рост, прищурился, прицелился и запустил самой большой картошиной на крышу облюбованного склада так, чтобы она не скатилась на землю, а уперлась в легкую дырявую железяку.

Костеевец забыл мерзнуть и насторожился.

Второй метательный снаряд через секунду угодил в жестяной треугольник со стертыми дождями и временем буквами.

Недаром односельчане его звали Пашка-без-промашки: обе картохи поразили цель идеально.

Вывеска покачнулась и мерзко заскрипела.

Офицер подскочил, выставил вперед руку с мечом, и крадучись, как будто его шаги по грязи могли быть слышны на другом конце города, или квартала, двинулся к источнику подозрительного шума.

Пашке только этого и надо было.

Словно подброшенный пружиной, он вскочил и бросился к самому дальнему из ковров.

Несколько ударов ножом — и настала очередь второго ковра, за ним третьего…

Заслышав еще более подозрительный шум — и снова у себя за спиной — офицер начал было оборачиваться, как вдруг старый кусок прогнившего железа сдался под напором рекордного урожая матушки Дно и со скрежетом заскользил вниз по ребристой оцинкованной крыше.

Офицер, разрываясь между двумя фронтами, отважно предпочел легкому шороху, вероятно производимому бродячей кошкой или приблудной дворнягой, вполне конкретный и грозный грохот железа, и с мечом наперевес подпрыгнул, уцепившись за желоб действующий, чтобы выяснить, кто прячется на крыше и убедить его впредь так не поступать.

И тут обломок ржавого желоба, который вполне можно было бы использовать в качестве решета или дуршлага, достиг, наконец, края крыши, к которому толкала его бесцеремонная картофелина, и хотел уже отправиться в последний путь в бурые заросли сухой лебеды у стены родного сарая…

Но дорогу ему и его приятельнице картошке преградила голова командира фуражиров.

"Дзень!" сказал желоб, "Шмяк!" сказала картошка, "Все сюда!!!.." — сказал офицер, и вся компания приземлилась в грязь, офицером вниз.

Немного поразмыслив, к веселому обществу присоединился и выдранный из своих крюков новый желоб, звучно огрев нарушителя своего спокойствия и равновесия по рогатому шлему.

Но всё кончилось хорошо.

Офицер, размахивая во все стороны мечом и пиная перед собой воздух ногой, сумел продержаться до подхода подкрепления.

Приход подкрепления напугал незримого, но доказавшего свою опасность врага, и тот исчез, как Снегурочка в хлебопекарне.

Пашка, уткнувшись в коленки, давился и кис от беззвучного смеха за своей бочкой.

Дело было сделано.

Оставалось только ждать, кто первый.

Первыми успели закончить погрузку краденного умруны.

Довольным взглядом окинув гору мешков и бочонков с мукой и крупой, громоздящихся на всех трех коврах повышенной грузоподъемности, офицер пристроил сломанный замок обратно в петли на двери разграбленного склада, чтобы, когда они вернутся сюда в следующий раз этой ночью, всё выглядело как и должно и ни один случайный прохожий не поднял тревогу[189], занял свое место на головном ковре и дал команду на взлет.

Один за другим, три ковра тяжело оторвались от земли…

В переулке послышался топот множества ног, явно оказавшихся в этом заброшенном ночью районе города не просто так, и звон железа.

— Вон они, вон они!..

— Стой!..

— Держи их!..

— Лови их!..

Но ковры уже были вне пределов досягаемости даже самой длинной алебарды в руках даже самого высокого дружинника.

Самое время позлорадствовать перед тем, как оставить этих бедных людей бушевать и кипеть в собственной желчи на грязной темной улице, решил офицер.

Не всё им нас бить.

— Ну, что, проспали, вояки-забияки? — свесил голову в рогатом шлеме, однажды сегодня уже спасшем ему жизнь, самодовольный рейдер. — Ну, давайте! Покричите, попрыгайте, повопите!.. Дармоеды! Идите лучше похвастайте вашему командиру, как вы прохлопали полторы тонны хлеба и овса! Из-под носа у вас их увели, из-под самого вашего сопливого носа! Нате, утритесь!..

И вниз с флагманского ковра полетела какая-то грязная тряпка.

— У-у-у-у, гады!!!.. — взревели дружинники, но разве их, супостатов, теперь достанешь…

— Валите, дрыхните дальше, бестолковый сброд! Ждите нас утром, открывайте ворота! Пока! — помахал им на прощанье рукой в кожаной краге офицер и выкрикнул приказ своим умрунам трогаться в путь.

Дружинники бессильно взвыли, потрясая бесполезным оружием, как вдруг над их головами раздался треск.

Многоголосый треск, если быть точным, сопровождаемый испуганным воплем только что насмехавшегося над ними голоса и бомбардировкой крыш и проулка мешками, бочками, шестоперами, умрунами и офицером.

— Ага!!!.. — мстительно возопили лукоморцы, и с алебардами и веревками наперевес бросились собирать посланный небесами урожай.

— Марфа с вами? — выскочил из-за угла худощавый парнишка в овчинном малахае и с колчаном.

— Пашка?.. — донеслось откуда-то сверху.

— Тетка Марфа!.. Я здесь!..

— Пашка, ты цел, поросенок? — с беззвездного неба на освещающего весь квартал своей счастливой улыбкой охотника обрушилась ведьма из Пятихатки. — Что ты с ними сделал? Не ври, я знаю, это твои штучки!..

— Да ковры им прорезал вдоль шва, так им и надо… — отмахнулся стрелок, схватил ведьму за руку и быстро потянул вместе с метлой, как шарик на веревочке, к взломанному сараю. — Иди, тетка Марфа, посмотри: они, подлецы, кажись, сторожа порешили! Но, может, жив еще?..

— Я его посмотрю… не беспокойтесь… я всё с собой прихватил… — задыхаясь и отдуваясь, откуда-то из темноты выскочил чернобородый мужичок с мешком, подписанным корявыми красными буквами на фоне белого круга "ЛАЗОРЕТ" и рысью помчался к складу.

На бегу он оглянулся и крикнул: