Павел Ермаков - Все. что могли

• Название: Все. что могли
• Автор: Павел Ермаков
• Издательство: Граница
• Жанр: О войне
• Год: 1994
• ISBN: 5-86436-052-Х

Роман об одной из заметных страниц боевой истории пограничных войск — их участии в Великой Отечественной войне. В центре повествования — необычная судьба коменданта пограничного участка на западной границе Андрея Ильина, вступившего в бой с фашистами на рассвете 22 июня 1941 года. Лихая доля досталась и ему, и его товарищам. Тяжкие испытания, подвиги и приключения ждали их на дорогах войны. Трагический июнь надолго разлучил Ильина с семьей. Его жена, потеряв детей, становится снайпером. Они сделали для победы все, что могли.

---

Это воспоминание пронеслось у Ильина в голове, пока он устанавливал пулемет.

Опять раздался рокот, самолет вынырнул из-за кромки леса и взмыл над лужайкой за конюшней, где паслось десятка полтора коров. Он мелькнул светло-голубым брюхом, описал широкую петлю и пошел в пике на эту лужайку, заполнив все пространство вокруг диким воем, от которого начинали ныть зубы.

Коровы шарахнулись в разные стороны. Мальчишка-пастушонок упал вниз лицом, прикрыл голову ладонями.

Всего метрах в пятистах от Ильина разыгрывалась эта чудовищная картина. Вспомнилось и вчерашнее: свист пуль, разлетающийся в щепки пограничный столб. Пришли на память многие наглые нарушения государственной границы. Выстраивалась целая цепочка преступлений, направленных против его страны. Происходили они на участке границы, порученном ему под охрану и под полную ответственность. Такие факты, по его понятиям, дико противоречили требованиям пограничной службы, обязывавшим пограничников пресекать каждое нарушение на границе, большое или малое. С этими требованиями, думалось Ильину, вступал в противоречие и приказ, на который ссылался начальник погранотряда.

— Ах ты, сволочь! — бормотал он сквозь зубы, беря на мушку сигарообразное тело самолета.

Когда тот завис в сверкающей солнечной вышине, чтобы вновь безнаказанно обрушиться вниз, он нажал на спуск. И держал на мушке самолет, не снимал пальца со скобы, пока не кончился диск. Уловил мгновение, когда самолет вздрогнул, клюнул носом. Видать, жох был пилот, сумел выровнять его и потянул к границе. Из-под крыла взметнулся клубок черного дыма, заколыхался сзади. Завывая мотором на предельных оборотах, машина то подскакивала рывками, то, обессилев, снова снижалась. Где-то далеко, за темной гривой леса, она канула совсем, плеснулся дымный клубок, с большим замедлением донесся глухой звук взрыва.

— Ну вот, одним меньше, — взмахнул рукой Ильин, подал пулемет сержанту, бросавшему на него удивленно-восхищенный взгляд.

Спускаясь по лестнице вслед за сержантом, Ильин подумал о странном превращении, происшедшем с ним. Ведь постоянно внушал пограничникам, что нельзя отвечать на провокации немцев, но сам сорвался, презрел строгие запреты. Казалось, парень догадывался о его мыслях, и было заметно, не только не осуждал своего командира, а, наоборот, одобрял.

Во дворе уже толпились пограничники. Прибежали женщины из командирского дома.

— Что случилось, почему стрельба? — слышались возгласы.

— Вот его пулемет опробовали, — кивнул Ильин на сержанта. — Хорошая машинка.

О самолете он не сказал ни слова, будто его и не было. Подошел к жене Наде.

— Здравствуй, родная. Что-то ты рано поднялась.

— Дежурный мне сообщил, ты едешь…

— Извини, доложу начальнику отряда и приду домой.

Невзирая на ранний час подполковник оказался на месте. Возможно, и ночевал в штабе. В последнее время это случалось часто.

— Эх, Ильин, забубённая головушка, — хрипловато со сна, сокрушенно обронил он, выслушав доклад. И вдруг взорвался: — Не стерпел, едрена корень. Я тебя о чем предупреждал? Под суд пойдешь… — он помолчал немного, видимо, свыкаясь с полученным известием. — Ценю в тебе, Ильин, твою способность на поступок. Не каждый ею обладает. Но ты такое отчебучил — не расхлебать, — он снова замолчал, наверное, размышлял над тем, что же все-таки ему, начальнику отряда, делать с этим Ильиным. Отстранить от должности, доложить в округ, арестовать? Но сказал не то, чего ожидал Ильин. — У тебя на стыковой заставе с соседним отрядом должен быть крепкий опорный пункт. Учти, в воскресенье я приеду его проверять. Морокуй, как на фланге шоссейку надежнее прикрыть. У соседей еще и железная дорога. Две артерии пересекают границу. Уязвимое направление. В случае чего… до областного центра рукой подать.

В каком случае? Но начальник отряда мысли своей не развил. Посчитал, что и так сказал слишком много. Через секунду он опять загремел в трубку.

— Что ж ты наделал, Ильин? Разбойник, едрена корень. Себя под монастырь подвел. И меня… — похоже было, он простонал там, как от нестерпимой боли. Он лучше Ильина знал, какие жестокие кары обещаны тому, кто нарушит запрет: не отвечать на провокации немцев. Но Ильин подспудно чувствовал, что запреты эти подполковнику тоже не по нутру. — Ну, вот что… пока тут развернутся… чтоб ты рано утром завтра был на стыковой.

Жил Ильин в доме, где размещались семьи и других командиров комендатуры. Стоял он за оградой особняка, на отшибе, на широкой поляне, окруженной вековыми деревьями. Раньше в доме обретались горничные и прочая челядь помещика.

В деревянной кроватке, свернувшись калачиком, спала дочка Машенька. Светлые пушистые волосы разметались по подушке. Не пробудили ее ни рокот самолета, ни пулеметная стрельба.

Когда Ильин возвратился из бани, Машенька, принаряженная, с розовыми бантиками в волосах, кинулась навстречу. Он подхватил дочку на руки, подбросил как пушинку. Потом они сидели за столом, ели горячие блины со сметаной. Машенька все допытывалась:

— Папа, ты не уедешь сегодня, правда?

Лицо ее светилось, глаза улыбались.

— Не уеду.

Позавтракав, дочка убежала во двор. Ильин сел на диван рядом с Надей, обнял за теплые плечи.

— Как чувствуешь себя? Не беспокоит? — кивнул он на выступающий под свободным халатиком живот.

— Наверное, мальчишка будет. Иной раз так ворохнется, что сердце заходится, — Надя погладила свежевыбритую, пахнущую одеколоном щеку мужа. — Ты похудел.

Ильин мягко обхватил ладонями ее голову, притянул к себе, заглянул в глаза. Она уже знала, что случилось час назад, почему он стрелял. Ильин видел, как подрагивали ее пушистые ресницы, и где-то в текучей глубине глаз с шоколадными зрачками улавливал тревогу. Понимал, ее беспокоил этот утренний случай, она боялась того, что грозило ему, тревожило и все то, что стояло за его постоянными бдениями на границе.

— Все будет нормально. Там, наверху, тоже разбираются, что к чему, — неопределенно, но мягко успокаивал он жену, хотя и не надеялся, что обойдется его поступок без последствий. — Рожай мне сына.

— К зиме надо бы теплое одеяльце выстегать.

— Сходим на толкучку, купим шерсти и будет парню одеяло.

Он говорил с такой уверенностью, будто знал, что родится обязательно мальчик.

2

Прильнув к маленькому круглому оконцу, Богаец жадным взором шарил по мелькающим под самолетом зеленокудрым рощицам, нивам начинающей золотиться пшеницы, извилистым жилкам полевых дорог. Внешне он был невозмутим, и никому из сидевших рядом с ним в салоне самолета не приходило в голову, какие страсти бушевали в его душе. Он помнил, знал эту землю с детства, все перелески, речки и ручьи были знакомы ему. Нет, не потому что он пахал ее и сеял хлеб, а потому что не так давно владел ею. Бродил по ней с охотничьим ружьем, травил собаками зайцев, верхом гонял лисиц и косуль.

С высоты полета владения, когда-то принадлежавшие ему, выглядели иначе, нежели с седла. Но все равно он их узнавал, и потому кровь в жилах забилась горячо, пошла тугими толчками. Он потянулся рукой к воротнику габардиновой гимнастерки с лейтенантскими кубиками на малиновых петлицах, расстегнул верхнюю пуговицу. Скосил глаза на желтый нарукавный треугольник, брезгливо усмехнулся, передернул литыми плечами. «Спокойно, Лео, — мысленно сказал он себе. — Ты еще погоняешь здесь зайцев и косуль. Сейчас к черту сладенькие, расслабляющие волю воспоминания. Надо думать о деле, ради которого летишь через границу».

Но память не радиоприемник, не повернешь рукоятку, не выключишь. И кричит она громче любого радиоприемника. Ну, и пусть кричит, он и ее подчинит своим целям и замыслам. Не долго ждать их осуществления. Он вернет все, что потерял, и больше того. Он сдерет три шкуры с тех, по чьей вине пострадал, лишившись богатства и привилегий, ниспосланных ему Господом.

Ярость и злоба заклокотали в нем, как только память высветила всю картину унижения.

Конечно, если по-честному, то он изрядно хитрил перед собой, перенося на себя все то, что произошло в позапрошлом году с владельцем здешнего края Казимиром Богайцом. Но он член семьи и прямой наследник, потому не мог отделить себя от отца.

Он помнил, как родитель его с вожделением потирал руки, когда немцы вторглись в Польшу. Он ждал их. Немцы шагали резво, как на параде, и были уже близко от его вотчины, но нежданно-негаданно остановились, сюда нагрянула Красная Армия. Отцу пришлось бежать столь поспешно, что имущество и ценности, собранные в особняке за многие годы, не смог вывезти. Но батюшка глядел далеко вперед и потому свои основные капиталы хранил в берлинском банке. Имение, получше здешнего, и дом, обставленный по последней моде, ожидали их в предместьях Варшавы.