Николай Стороженко - Предшественники Шекспира

• Название: Предшественники Шекспира
• Автор: Николай Стороженко
• Жанр: Культурология

Том I. Лилли и Марло

---

Въ дополненіе къ предложенной нами характеристикѣ англійскихъ мистерій, скажемъ нѣсколько словъ объ ихъ сценической постановкѣ.

Расходныя книги города Ковентри, извлеченіе изъ которыхъ часто приводятся Шарпомъ въ его любопытномъ сочиненіи о ковентрійскихъ мистеріяхъ 55), даютъ намъ возможность составить себѣ довольно ясное понятіе о сценической постановкѣ англійскихъ мистерій въ XV и., когда театральная дирекція окончательно перешла изъ рукъ духовенства въ руки свѣтскихъ любителей драматическаго искусства, избранныхъ изъ среды городскихъ обществъ и корпорацій. Сценой дѣйствія въ ту эпоху служилъ поставленный на колеса балаганъ (pageant, именемъ котораго иногда называлось и самое представленіе). Онъ состоялъ изъ двухъ отдѣленій: нижнее замѣняло уборную для актеровъ и было завѣшено отъ глазъ публики холщевыми занавѣсками; верхнее же составляло въ собственномъ смыслѣ сцену. Когда по условіямъ пьесы нужно было перенести сцену дѣйствія изъ одной страны въ другую, то рядомъ съ первымъ балаганомъ ставился другой, и въ него переходили актеры. Кромѣ того между балаганомъ и зрителями находилась еще маленькая площадка, которая тоже принадлежала сценѣ. Сюда напр. въѣзжали на рѣзвыхъ коняхъ цари, пришедшіе поклониться младенцу Іисусу; отсюда они вели переговоры съ Иродомъ и т. д. Архидіаконъ Роджерсъ, бывшій самъ очевидцемъ представленія мистерій въ Честерѣ въ 1594 г. разсказываетъ, что 24 пьесы, составляющія честерскій циклъ мистерій, были распредѣлены между такимъ же количествомъ ремесленныхъ цеховъ. Представленія начались въ понедѣльникъ послѣ Троицына дня и окончились въ среду. Первая мистерія (вѣроятно Паденіе Люцифера) была послѣдовательно представлена сначала передъ вратами аббатства, потомъ передъ домомъ Лорда-мэра; отсюда колесница съ актерами покатилась къ другимъ заранѣе назначеннымъ пунктамъ города, гдѣ уже давно ее ждали толпы горожанъ и окрестнаго люда, собравшіеся взглянуть на представленіе. Вслѣдъ за первой колесницей подъѣзжала другая съ слѣдующей мистеріей, которая была представлена тѣмъ же порядкомъ и т. д. такъ что представленія происходили одновременно въ различныхъ частяхъ города и окончивались тогда, когда каждая изъ подвижныхъ сценъ объѣхала всѣ назначенные ей пункты 57). При распредѣленіи пьесъ по цехамъ обращалось вниманіе на связь сценической постановки пьесы съ спеціальностью цеха. Такъ напр. заботы по представленію мистеріи о Всемірномъ Потопѣ были раздѣлены между плотниками, которые тутъ же на глазахъ у зрителей строили Ноевъ ковчегъ и лодочниками; Бракъ въ Канѣ Галилейской постоянно разыгрывался корпораціей виноторговцевъ; представленіе мистеріи о Трехъ Царяхъ, которые появлялись передъ зрителями въ золотыхъ коронахъ на головахъ, возлагалось обыкновенно на золотыхъ дѣлъ мастеровъ и т. д. Когда такимъ образомъ весь циклъ мистерій, назначенныхъ къ представленію, былъ распредѣленъ между различными цехами, каждый цехъ выбиралъ изъ среды себя или приглашалъ изъ другаго цеха опытнаго режиссера, который выбиралъ актеровъ и любителей, заботился о костюмахъ, присутствовалъ на репетиціяхъ. Актеры получали плату смотря по величинѣ исполняемой ими роли, при чемъ не обращалось никакого вниманія на художественность исполненія. Впрочемъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ спеціализированье ролей было доведено до послѣдней степени: цехъ нерѣдко нанималъ особаго артиста, чтобы трижды прокричать пѣтухомъ или причесать дьявола пострашнѣе. Кромѣ платы актерамъ за труды, цехъ обязывался содержать на свой счетъ приглашенныхъ имъ актеровъ во все время представленія мистерій. Расходныя книги городскихъ обществъ свидѣтельствуютъ, что житье актерамъ было привольное и что граждане Ковентри не скупились на угощеніе. Въ дни представленій, когда, разукрашенная флагами, театральная колесница, торжественно катилась отъ одного пункта города до другаго, актеры останавливались чуть не у каждой таверны и пили на счетъ тароватыхъ горожанъ; по этому поводу въ расходныхъ книгахъ мы поминутно встрѣчаемъ лаконическія отмѣтки: выпито актерами въ антрактѣ на столько-то. Нѣкоторыя изъ этихъ отмѣтокъ своей комической несоразмѣрностью между потребленнымъ громаднымъ количествомъ элю и гомеопатической дозой хлѣба, напоминаютъ знаменитый трактирный счетъ, вытащенный Пойнсомъ изъ кармана спящаго Фольстафа. Костюмъ актеровъ составлялъ предметъ особой заботливости каждаго цеха. По мнѣнію Эберта, костюмъ нѣкоторыхъ лицъ былъ традиціонный; онъ разъ навсегда былъ усвоенъ той или другой роли и никогда не мѣнялся. Одежда I. Христа постоянно состояла изъ бѣлаго камзола изъ овечьей кожи, покрытаго позолотой и разными символическими изображеніями; голова его въ парикѣ изъ волосъ золотистаго цвѣта напоминала скульптурныя изображенія Спасителя въ средневѣковыхъ храмахъ. На плечи Пилата была наброшена зеленая мантія, изъ подъ которой виднѣлся богатый камзолъ. Анна и Каіафа были постоянно въ епископскомъ облаченьи. Въ костюмѣ дьявола замѣтно меньше традиціи; иногда его наряжали въ полотняный камзолъ, покрытый волосами и перьями, иногда въ кожаную разрисованную куртку. Впрочемъ въ обоихъ случаяхъ онъ былъ съ рогами, хвостомъ и раздвоенными копытами. О женскихъ костюмахъ извѣстно гораздо меньше. Мы знаемъ только, что три Маріи имѣли на головахъ короны и что платье для жены Пилата бралось на прокатъ, вѣроятно, у одной изъ первыхъ щеголихъ въ городѣ 58). Хотя о декораціяхъ въ современномъ значеніи этого слова не могло быть и помину въ подвижной балаганной сценѣ XV в., однако грубыя попытки на декоративное искусство составляютъ одну изъ обычныхъ статей расхода. Особенное вниманіе было обращено на разрисовку челюстей ада (Hellmowth), имѣвшихъ дѣйствительно видъ исполинскихъ челюстей дракона; посредствомъ особаго механизма, приводимаго въ движеніе двумя людьми, онѣ могли раскрываться и закрываться, выбрасывать пламя и т. п.

Около половины XV в. когда мистеріи, достигнувъ большой популярности, тщетно стремились сохранить въ чистотѣ свой прежній возвышенный стиль и въ то же время удовлетворить возрастающему интересу публики къ реальному изображенію жизни, сталъ входить въ моду, первоначально въ высшихъ слояхъ общества — новый рядъ сценическихъ представленій, извѣстный впрочемъ гораздо раньше, но въ это время достигающій значительнаго развитія, — мы разумѣемъ аллегорическія пьесы нравственнаго содержанія, извѣстныя подъ именемъ Моралей или Моралите (Moralites, Moral Plays). Вкусъ къ аллегорическому, желаніе во что бы то ни стало отыскать за буквальнымъ смысломъ слова еще какой-то особенный, таинственный смыслъ, составляетъ отличительную черту первыхъ толкователей св. Писанія — Оригена, Августина и др.; соотвѣтственно этому и стремленіе къ олицетворенію отвлеченныхъ понятій проявляется весьма рано въ средневѣковой литературѣ. Въ поэмѣ Аврелія Клеменса, относящейся къ концу IV в. мы встрѣчаемся уже съ шестью добродѣтелями и шестью пороками, которые въ звучныхъ латинскихъ гекзаметрахъ препираются между собой за право господства надъ сердцами людей 59). Любопытнымъ обращикомъ подобной аллегоріи можетъ служить обрядовый споръ лѣта съ зимой, упоминаемый въ VI в. римскимъ историкомъ Кассіодоромъ. Можно было бы представить не мало примѣровъ, какъ въ послѣдующіе вѣка аллегорія мало по малу прокладываетъ себѣ дорогу и въ школьные диспуты, и въ проповѣдь и въ драму. Въ одной древней латинской мистеріи, относящейся къ концу XII в. 60) въ числѣ дѣйствующихъ лицъ мы встрѣчаемъ нѣсколько аллегорическихъ фигуръ. Христіанская церковь является въ видѣ царственной особы съ короной на головѣ, имѣя по одну сторону себя Милосердіе съ оливковой вѣтвью въ рукѣ, символомъ мира, а по другую — Правосудіе, съ мечемъ въ одной рукѣ и вѣсами въ другой. Во второй половинѣ пьесы является на сцену антихристъ въ панцырѣ, сопровождаемый своими вѣрными приспѣшниками — Лицемѣріемъ и Ересью. Къ тому же времени относится цѣлая драма аллегорическаго содержанія, написанная англо-нормандскимъ труверомъ Германомъ на текстъ 84 псалма Давидова: Милость и Истина срѣтостеся, Правда и Миръ облобызастеся и т. д. Въ ней дѣйствуютъ четыре добродѣтели: Истина, Правосудіе, Милосердіе и Миръ, олицетворенныя поэтомъ въ образѣ четырехъ сестеръ. Послѣ грѣхопаденія Адама онѣ приходятъ къ престолу Предвѣчнаго Судіи. Истина и Правосудіе говорятъ противъ виновнаго: Милосердіе и Миръ защищаютъ его и просятъ Бога объ его помилованіи. Споръ ихъ разрѣшается обѣщаніемъ Бога послать въ міръ искупителя, который принесетъ себя въ жертву за грѣхи людей, и тѣмъ удовлетворитъ требованіямъ божественнаго правосудія 61). Пьеса, содержаніе которой сейчасъ разсказано нами, по формѣ своей и содержанію, принадлежитъ къ тому многочисленному разряду аллегорическихъ произведеній, который былъ извѣстенъ въ піитикѣ труверовъ подъ именемъ Débats и Disputoisons 62); духовный же ея характеръ объясняется тѣмъ, что она была написана но заказу кенильвортскаго пріора, и труверъ Германъ можетъ быть названъ изобрѣтателемъ моралите развѣ въ томъ смыслѣ, что онъ — сколько извѣстно — первый придалъ религіозной аллегоріи драматическую форму популярныхъ въ то время Disputoisons. Поэтому мы думаемъ, что выводить во что бы то ни стало моралите изъ духовной драмы, какъ это дѣлаетъ Колльеръ и нѣкоторые другіе ученые, едва-ли основательно 63). Моралите — какъ вѣрно замѣтилъ Эбертъ — суть ничто иное какъ переложенныя въ драматическую форму эпическія аллегоріи, столь любимыя средневѣковыми поэтами 64), и если впослѣдствіи они усвоили себѣ форму мистерій, то это случилось потому, что въ XV в., когда вслѣдствіе усилившагося въ литературѣ вкуса къ аллегорическому, моралите стали входить въ моду, — мистеріи были единственнымъ драматическимъ представленіемъ съ хорошо организованной формой и окрѣпшими сценическими преданіями. Моралите должны были подчиняться мистеріямъ въ силу ихъ историческаго старшинства и относительнаго сценическаго превосходства, но усвоивъ себѣ внѣшнюю форму мистерій, заимствовавъ у нихъ нѣкоторые популярные типы (напр. Бога, ангела, дьявола и т. п.) и драматическіе пріемы (напр. обычную манеру окончанія пьесы славословіемъ и т.и.), моралите тѣмъ не менѣе съумѣли сохранить свою самостоятельность и слить аллегорическій характеръ своего содержанія съ практически-житейекимъ направленіемъ, въ которомъ лежали точки соприкосновенія моралите съ окружающей дѣйствительностью и реальными задачами жизни. Это обстоятельство имѣло громадное вліяніе на ихъ дальнѣйшую судьбу, по крайней мѣрѣ въ Англіи, потому что сблизило ихъ съ областью народно-бытовой драматургіи, съ міромъ интерлюдій и народныхъ фарсовъ, который не замедлилъ оказать дѣйствіе на моралите своими яркими изображеніями жизни, своими живыми, какъ бы выхваченными изъ дѣйствительности, типами и въ особенности своимъ сатирическимъ направленіемъ.