Бернард Корнуэлл - Стоунхендж

• Название: Стоунхендж
• Автор: Бернард Корнуэлл
• Издательство: Harper
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1999
• ISBN: 0 00 651386 7

Боги разговаривают знаками. Это может быть лист, опадающий летом, крик умирающего зверя или зыбь от ветерка над гладкой водой. Это может быть дым, стелящийся по земле, просвет в облаках или полёт птицы.

Но однажды боги послали грозу. Это была сильная гроза, гроза, которую будут помнить, хоть люди не назвали этот год годом грозы. Вместо этого они назвали его Годом Прихода Чужеземца.

Чужак пришёл в Рэтэррин в день грозы. Это был летний день, тот самый день, когда Сабана едва не убил сводный брат.

Боги не говорили в тот день. Они пронзительно кричали.

---

— Я больше, чем Камабан, — закричал Камабан, — потому что я приходил сюда ночью много лет назад, и я забрал душу Санны вместе с её последним вздохом! У меня, Камабана, внутри Санна. Я Санна! Я Санна! — он почти провизжал последнее утверждение, а потом неожиданно начал монотонно напевать старческим голосом Санны, точным её голосом, древним и сухим, как старые кости. Если бы Сабан закрыл глаза, он бы подумал, что старая колдунья всё ещё жива. — Я Санна, вернувшаяся на землю, вернувшаяся чтобы спасти вас от наказания!

Он начал корчиться и приплясывать, скакать и кружиться, отчаянно визжа, словно дух старухи боролся с его собственной душой, и это зрелище заставило испуганных детей спрятать свои лица в одеждах матерей.

— Я Санна! — визжал Камабан. — И Слаол покорил меня! Слаол овладел мной! Слаол весь во мне, и я полна им! Но я буду защищать вас! — он снова перешёл на визг и размахивал головой, и его длинные окровавленные волосы хлестали вверх и вниз. — Вы должны повиноваться, вы должны подчиниться, — говорил он всё ещё голосом Санны.

— Убей их… — теперь он говорил своим собственным голосом, и, обнажив свой меч с запекшёйся на нём кровью, он двинулся на толпу, нараспев произнося слова. — Убей их, убей их, убей их.

Толпа попятилась.

— Сделай их рабами! — он снова перешёл к голосу Санны. — Они будут хорошими рабами! Высеки их кнутами, если они не будут послушными! Высеки их! — он опять начал извиваться, завывать, а потом резко замер.

— Голос Слаола звучит во мне, — сказал он своим голосом. — Он говорит со мной и через меня. Великий бог спрашивает меня, почему вы не мертвы. Почему мы не хватаем ваших детей и не разбиваем их головы о камни храма? — при этих словах женщины громко закричали. — Почему не отдаём ваших детей в огонь Слаола? — спросил Камабан. — Почему женщины не изнасилованы, а мужчины не закопаны заживо в выгребных ямах? Почему? — последнее слово было пронзительным визгом.

— Потому что я не допущу этого, — снова звучал голос Санны. — Мои люди покорятся Рэтэррину, они покорятся. На колени, рабы, на колени!

И люди Каталло упали на колени перед Камабаном. Некоторые протянули к нему руки. Женщины вцепились в своих детей и молили сохранить им жизнь. Но Камабан отвернулся, подошёл к ближайшему камню и прислонил к нему голову.

Сабан, даже не осознавая этого, удерживал дыхание, и наконец-то выдохнул. Люди Каталло стояли на коленях с ужасом на лицах, и в этот момент копьеносцы Гундура строем вошли в храм через западный вход. Гундур подошёл к Камабану.

— Убить их?

— Они рабы, — спокойно сказал Камабан. — Мёртвые рабы не смогут работать.

— Тогда убить старых?

— Убить старых, — согласился Камабан, — но остальных отпустить.

Он повернулся и посмотрел на стоящую на коленях толпу.

— Потому что я Слаол, а это рабы, которые построят для меня храм, — он протянул руки к солнцу. — Потому что я — Слаол, — снова прокричал он с триумфом, — а они будут строить мой храм!

* * *

Камабан оставил Гундура руководить Каталло. «Сохрани людям жизни, — велел он ему, — потому что весной их труд понадобиться». Гундур также распорядился искать в лесах Дирэввин, чьё тело так и не нашли, и её дочь, которая тоже исчезла. Жён и детей Раллина разыскали, и их тела теперь разлагались в неглубокой могиле. Мортор был похоронен под курганом, и был назначен новый главный жрец, но только после того как он поцеловал уродливую ногу Камабана и поклялся подчиняться ему.

Камабан с триумфом вернулся домой в Рэтэррин, и всю долгую зиму вертел в руках деревянные бруски. Он попросил Сабана сделать их, и настоял на том, чтобы они были в виде колонн прямоугольной формы. Он требовал их всё больше и больше, а потом скрылся в своей хижине, где одержимо расставлял и переставлял бруски. Сначала он расположил их в виде двух кругов, один внутри другого, подобно незаконченному храму, который Сабан уже начал разбирать. Но потом Камабан отказался он двойного круга и вместо него смоделировал храм, подобный уже существующему святилищу Слаола, что стоял у входа в Рэтэррин. Он придумал лес из колонн, но, разглядывая его в течение нескольких дней, он в итоге смахнул его прочь. Он пытался воссоздать рисунок Слаола и Лаханны в камне: двенадцать кругов, установленных в один большой круг, но когда он низко наклонялся, чтобы оглядеть бруски от земли, то видел только беспорядок и путаницу. Так что он отказался и от такого расположения.

Зима была холодная, и было очень голодно. Льюэдд увёз домой золото Эрэка, прихватив с собой дюжину людей Ваккала, которые захотели доживать свои дни в Сэрмэннине. Но в Рэтэррине всё равно осталось много ртов, которые надо было кормить, а Ленгар никогда не был бережливым в запасах еды, как его отец, и ямы с зерном оказались почти пусты. Камабана это не волновало, он мало о чём думал, кроме храма. Он был вождём двух племён, но не интересовался ни одним из дел, которыми занимался его отец. Он позволил кому-то другому руководить военными отрядами, правосудие передал Хэрэггу, и с облегчением позволил Сабану беспокоиться о пополнении запасов провизии, чтобы Рэтэррин мог перезимовать. Камабан не взял жён, не заводил детей, и не накапливал богатства. Хотя он начал облачаться в кое-что из богатых одеяний, обнаруженных в хижине Ленгара. Он прицепил на пояс крупную золотую пряжку, которая была на чужеземце, когда тот пришёл в Старый Храм много лет назад. Плечи он закутывал мантией из волчьих шкур, окаймлённой лисьим мехом. Он носил с собой маленький жезл, отобранный Ленгаром у жреца одного из покорённых племён. Хенгал носил свой жезл как символ власти, и Камабана развлекало подражать своему отцу и насмехаться над памятью о нём. Потому навершием жезла Хенгала был разбивающий кости кусок грубого камня, а жезл Камабана был изящным и ценным. Его деревянная рукоять отделана костяными кольцами, выполненными в форме молнии, а его навершием был превосходно вырезанный и отлично отполированный гладкий овальный камень коричневого цвета с тёмными прожилками. Искусный мастер потратил много дней скрупулёзной работы. Он до блеска отполировал поверхность камня, а потом просверлил круглое отверстие для рукоятки. Когда работа была завершена, получилось оружие, пригодное только для церемоний, потому что небольшая головка жезла была слишком лёгкой, чтобы причинить вред чему-либо, кроме хрупких черепов. Камабан любил демонстрировать жезл как доказательство того, что камень можно так же легко обработать, как дерево.

— У нас не будет грубых валунов как в Каталло, — говорил он Хэрэггу. — Мы придадим им форму. Вырежем их, — он погладил наконечник жезла. — Отполируем их.

Сабан собрал зерно племени в одной хижине, его привезли из Друинны, и распределял его во время холодов. Воины охотились, возвращаясь с олениной, кабанами и волками. Никто не голодал, но многие старики и больные умерли. И всю эту холодную зиму Сабан убирал все тёмные камни, привезённые из Сэрмэннина. Это не было сложной задачей. Камни выкопали, повалили на траву и оттащили в небольшую долину к востоку от храма. Мужчины накопали мелового грунта изо рва и засыпали лунки, и центральная часть храма снова стала ровной и пустой. Остались только лунные камни внутри вала и три колонны за его пределами. Но потом Сабан установил Камень Земли почти в центре храма. Для этого потребовалось шестьдесят человек, тренога из дуба и семь дней. Камень, установили напротив входа в храм так, чтобы в день середины лета восходящее солнце освещало колонну по Священной Тропе. Камень Земли был высокий, намного выше, чем камни из Сэрмэннина, и при низком зимнем солнце его длинная и тёмная тень далеко тянулась по желтоватой траве.

Камабан целые дни проводил в храме, в основном размышляя, и почти не обращая внимания на людей, разбиравших Храм Теней. Чем короче становились дни, а воздух холоднее, тем чаще он стал приходить туда, а через некоторое время он принёс в храм копья, воткнул их острия в твёрдую землю, а потом пристально что-то разглядывал через вершины их рукоятей. Он использовал копья, чтобы определить необходимую высоту каменных колонн. Однако копья не удовлетворили его, и он велел Мерету вырезать для него дюжину шестов подлиннее и попросил Сабана вкопать их в землю. Шесты были длинными, но лёгкими, и работа была выполнена за один день. Камабан проводил день за днём, глядя на шесты и разглядывая рисунки у себя в голове.

В конце концов, осталось только два шеста. Один был высотой в два человеческих роста, а второй в два раза длиннее, и они стояли на одной линии с восходом Летнего Солнца — высокий позади Камня Земли, а второй ближе к входу в храм. А когда зима подходила к середине, Камабан каждый вечер ходил в храм и смотрел на тонкие шесты, казавшиеся дрожащими на ледяном ветре.

Подошла середина зимы. Обычно в это время домашний скот жалобно завывал, приносимый в жертву, чтобы утолить усталое солнце. Но Хэрэгг не желал убийств у себя в храмах, и поэтому племя танцевало и пело, не чувствуя запаха свежей крови. Некоторые ворчали, что боги будут злиться на щепетильность Хэрэгга, заявляя, что жертвоприношение необходимо, чтобы наступающий год не принёс бедствий. Но Камабан поддержал Хэрэгга. Вечером, после того как племя исполнило жалобную песнь угасающему солнцу, Камабан проповедовал, что старые времена были обречены, и что если Рэтэррин сдержит своё слово, новый храм будет гарантировать, что солнце никогда не будет угасать. Они пировали этой ночью олениной и свининой, затем разожгли огромные костры, чтобы вернуть Слаола на рассвете следующего дня.