Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2

• Название: Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

Утром на базаре Иван Иванович со сдержанным удовольствием, как и подобает серьёзному мужчине и авторитетному мастеру, встретил старого клиента, внимательно выслушал, без ложной скромности принял в качестве платы за посредничество две бутылки «Московской», купленные Владимиром по дороге, тут же подозвал шныряющего рядом пацана в драном пиджаке до колен и лихой фуражечке-восьмиклинке, что-то тихо сказал ему и пригласил гостя присесть и подождать, тактично расспрашивая про житьё-бытьё и работу. Подошли конкуренты, знакомые по прежней встрече Серёга и Витёк, чинно поздоровались и присели в ожидании, дипломатично не торопя обладателя дармовой выпивки. Иван Иванович, тоже уважая соседей, не стал их томить, разлил питьё по кружкам, выложил картофельные котлеты с луком и просто луковицы, разрезал две крупные помидорины и не стал настаивать, когда Владимир отказался от своей доли, сославшись на то, что ему сегодня работать, а потом идти в гости.

- Витёк, принеси Володе чаю, - попросил он, чтобы гость не сидел всухомятку.

На счастье, до застольных баек не дошло, потому что скоро появился ободранный посланец и привёл с собой мордастого толстого старшину в грязноватой мятой шинели, запылённых сапогах и пилотке блином, на которой почти не видна была облупленная звезда. Старшина держал в руке мешок с чем-то тяжёлым и смотрел, не отрываясь, на импровизированное застолье, неравнодушный, очевидно, к национальному зелью. Иван Иванович, узрев тоскливый утренний взгляд, не жадничая, налил в свою кружку граммов сто пятьдесят и протянул болящему. Тот, благоговейно приняв нектар, осторожно поднёс драгоценный сосуд к толстым вздрагивающим губам, приник и, не торопясь, продлевая удовольствие, вылакал подношение, утёр тыльной стороной ладони намокшие губы и только тогда поздоровался.

- Здрасьте.

- Будь здоров, - ответил Иван Иванович, - кажи, что принёс.

- Будь, - разрешил и Серёга, а Витёк промолчал, потому что его «поехали» не подходило к случаю.

Военный спекулянт развязал мешок и вывалил на землю четыре двухкилограммовых банки краски американского производства, входившие в инструментарий армейских студебеккеров для текущего подновления и реквизированные хозяйственным старшиной. Владимир, не торгуясь, заплатил за все четыре, и мародёр, не рассчитывая на дополнительный горький магарыч, немедленно исчез, удовлетворённый сделкой. Следом за ним испарился, растаяв в движущейся толпе, пацан, получив под одобрительным взглядом Ивана Ивановича красную тридцатку.

- Посмотри, - остановил собравшегося тоже уходить и тоже довольного покупателя мастер. Он раскрыл большой фанерный чемодан, пригодный для перевозки зайцем небольшого ребёнка, и вытащил из него, любуясь сам, небольшой изящный чемоданчик, сделанный, наощупь, из твёрдого картона, аккуратно обклеенного со всех сторон тёмно-синим мебельным дерматином. – Осилишь? – спросил, намекая на немалую стоимость. Углы чемодана были забраны в закруглённые медные уголки, крышка снабжена двумя, тоже медными, пряжками, на внутренней стороне её приделаны два кармана, а когда умелец поднял дно, открывая тайник, Владимир не смог удержать восхищённой улыбки. – С тебя возьму только за материал: с твоей лёгкой руки у меня дело пошло, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. – Владимир, не споря, заплатил, пожал всем руки и ушёл, ощущая в руке лёгкую, красивую и удобную вещь, не сравнимую с фанерной, обдирающей ноги.

Он возвращался знакомой улицей мимо дома подруги Горбовой и последнего пристанища Шатровых, и оказалось – не зря. Едва лишь миновал первый дом, как его окликнули. Оглянувшись, увидел Лиду, стоящую в дверях в тёмном платье и чёрном платке, контрастирующими с ясным солнечным утром.

- Здравствуйте, Володя, - первой поздоровалась она, выйдя из калитки навстречу. – Хорошо, что я увидела вас в окно, словно кто надоумил взглянуть. – Она была бледна и печальна, тёмные пятна под глазами и появившиеся тонкие морщины свидетельствовали о недавно перенесённом большом горе. – Не знаю, будет ли вам интересно, но соседка Шатровых с другой стороны получила от Ольги Сергеевны письмо и рассказала содержание подруге, та – своей, и так далее, пока не дошло до НКВД. Письмо конфисковали, соседку продержали где-то с неделю, отучив на всю жизнь от болтовни, но содержание письма узнали многие. Узнала и я. – Лида уловила сочувственный взгляд Владимира и объяснила свой траур: - Не обращайте внимания. Три дня назад получила известие, что муж погиб, подорвавшись на мине в предместье Праги перед самой демобилизацией. – Она судорожно всхлипнула, не сдержавшись, но сразу овладела собой, стесняясь взвалить своё горе на едва знакомого, молодого и чужого человека. – Шатрова пишет, что письмо сбросила в дверную щель вагона в надежде, что кто-нибудь подберёт и отправит по почте. Так и случилось – нашлась добрая душа. Не хотите зайти в дом?

- Нет, - отказался Владимир, не решаясь окунуться в чужое горе и не желая оказаться в несвойственной роли утешителя, - у меня сегодня рабочий день, надо спешить.

- Хорошо, - согласилась Лида. – Так вот, сообщает она, что осуждена по статье 58-12 за недонесение и как социально опасный человек, дали пять лет ссылки с последующим поражением в правах и без права проживания в столицах и везут их, по приметам за окном, в Казахстан. О генерале ничего не знает. Вместе с ней везут и его жену. Просит, если кто будет осведомляться о детях… - «Кто же, кроме меня?» - подумал Владимир, понимая и оправдывая осторожность Ольги Сергеевны, - …то может узнать о них у того, кто встречал на вокзале. – Очевидно, Шатрова знала о неблаговидной роли в их судьбе предупредительного и весёлого адъютанта, но не могла открыть фамилии, чтобы не навредить, если письмо попадёт в НКВД, ни соседке, ни тому, кто будет спрашивать о детях. – Сама она после отбытия наказания собирается в Ленинград, мечтая погулять по набережной у Медного Всадника и Эрмитажа. – «Ясно», - сообразил Владимир, – «она будет ждать меня там, чтобы узнать о детях». – Пожалуй, и всё, что вас может заинтересовать, - умолкла Лида, взглядом спрашивая об оценке полученной информации.

- Спасибо, - поблагодарил Владимир добровольного информатора, невольно втянутого в его дела. Лида становилась опасной: она много знала. И хотя о главном даже не подозревала, но и второстепенного достаточно, чтобы заинтересовать НКВД. – У вас есть хорошие подруги?

Она внимательно посмотрела на него, поняла подоплёку вопроса и, не колеблясь, успокоила:

- Не сомневайтесь: я не из болтливых.

- И всё же: будьте осторожны, - предостерёг на всякий случай Владимир. – Того, что вы знаете, вполне достаточно, чтобы отправить вас следом за Шатровой. – Он не добавил, что и его вместе с ней. Взял осторожно за руку и, чтобы смягчить жёсткое предостережение и не выпускать из виду, попросил: - Можно мне изредка приходить к вам?

- Господи, Володя! – всплеснула руками неподдельно обрадованная Лида. – Ну, конечно!

- Тогда ждите, в первый же свободный от работы вечер я буду у вас. А сейчас я пойду. До свидания.

От неожиданной встречи осталось неприятное чувство зависимости от другого человека, которого он совсем не знал и от которого нельзя избавиться. Не уничтожать же, как связника. Приходится довериться. Это первый случай в жизни, когда он, привыкший зависеть только от себя, доверял кому-то, да ещё - женщине, да ещё – русской. Он не задумывался о том, что людские судьбы - как древесные листочки, объединённые зависимостью друг от друга, образуют веточки и ветки, переходя в ствол, а все вместе – дерево жизни. Как листья, поглощая энергию солнечного света, наращивают общие ветви, а те питают их соками корней, так и на обитаемой Земле не может быть независимых судеб потому, что тогда бы жизнь остановилась в развитии и угасла.

Он зашёл домой, предупредил тётю Машу, что собирается в гости и, возможно, придёт поздно. Полюбовавшись ещё раз, запрятал новый чемодан под кровать, переоделся во всё купленное Мариной, захватил свёрток с рабочим армейским обмундированием и поспешил на базу. Там вновь переоделся, подумал, что надо бы постирать, да всё некогда, и грязь становится ему, как и русским, привычной, и в нетерпении принялся за дело. Краска оказалась той, что надо – защитного цвета, по металлу и достаточно свежей. Обмакнув новую кисть, выпрошенную у кладовщицы, и сделав первый мазок по крыше кабины, он увлёкся и потерял чувство времени.

- 11 –

К полудню потеплело, пришлось сбросить гимнастёрку, а затем и майку. Солнце, радующееся свежей блестящей окраске машины, приятно разогревало мышцы, торопя одинокого добровольного работника. Ровно ложащаяся краска быстро подсыхала, и машина на глазах преображалась из дурнушки в красавицу. Казалось, и красить-то не особенно много, а он справился с внешней покраской только к четырём часам и решил, что внутренней отделкой кабины займётся позже и постепенно, а сейчас надо идти к Сашке. Отчистив с рук пятна краски бензином и тщательно вымывшись, он, проученный воровским менталитетом временных соотечественников, тщательно спрятал обмундирование, оставшуюся краску и кисть в развалинах ржавеющей во дворе техники, удовлетворённый полностью законченной работой, осмотрел посвежевший студебеккер, сияющий даже на неярком солнце, пробивающемся сквозь перистые облака, сулящие перемену погоды, и ушёл, с сожалением оставив обновлённую машину.