Олег Верещагин - Я иду искать. История вторая

• Название: Я иду искать. История вторая
• Автор: Олег Верещагин
• Издательство: Ленинградское издательство
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9942-0238-8

Если не во что верить — изменит самый верный. Если не на что надеяться — побежит самый стойкий. Если нечего любить — отчается самый храбрый.

Верь. Надейся. Люби. И не опускай оружия, ты можешь только стоять. До конца. До смерти. До понимания жизни... Либо умереть — как лягут карты судьбы. Как человек. Или как тварь дрожащая. Тебе выбирать.

В этом мире редко доживают до тридцати.

---

Это значило одно — племя выступает в поход. Развернутый боевой стяг в руках князя. Нового князя.

— То наш князь — по крови и закону Рода! — и старый Крук встал на коле­но перед внуком. Постоял несколько мгновений и, неожиданно легко подняв­шись, вновь повернулся к людям: — Все уж прознали, на какое дело собрались мы тут. Наши боги не востребуют смерти за себя, не в радость им кровь мла­дших братьев. Но каждый человек про себя может решить жизнь отдать за бо­гов. За дома. За родичей. За всю Верью, за всех, бывших прежде — и всех, кто вослед грядет! Коли сошлись вы — так стало, решили умереть за племя. Уме­реть — неладное слово на бой для воина. Но и лжа до боя ни к чему. Будет вас малая сила против великой. Кому Среча объятья откроет, кому Несреча — не ведаю. Ведаю лишь — то сами вы избрали. Пусть так. Одно — помыслите на­последок. И коль кто сойдет на сторону — так пусть и станет. Не будет ему поношения — не под всякие плечи грузно, что вас дожидается. А что будет без срама думы переменившему — в том клянусь. Вот слово.

— Вот слово, — эхом повторил Гоймир.

Олег почувствовал, как ноги его напряглись... и остался стоять. Пото­му что поступить по-другому значило нагадить в доме, где тебя приняли, как своего, да еще и уйти, гордо задрав нос.

Слева от Олега раздался жуткий СЕРЫЙ шорох и, скосив глаза, мальчиш­ка увидел, как Йерикка тянет из ножен меч, по лезвию которого текут, текут густые, тяжелые блики...

...Двести мечей, со свистом черкнув холодный воздух, мерцающей щети­ной встали над головами ребят, замерших в строю молча, с суровыми лицами.

— Так, — кивнул Крук. Похоже, не ждал он ничего другого... — Да, малая вас сила. Но за вас — эти горы. За вас — это небо. За вас — вереск и сосны, ка­мни и воды. И то сила великая! Ввек не собрать такую врагам! А за вами — братья и сестры, матери и деды. И на вас смотрят боги и навьи. Малая вас сила — да сразитесь вы за многое. А у врагов за душой стали одно дары Чернобожьи: ненависть со злобой. Горько мне за вас — и гордо вами, дети мои. Миг настал кромешный — в долг у родной земли взятое с лихвой вер­нуть. Ране, чем должно, настал, и беда то. Но мыслю я — вернете вы долине хуже, чем отцы и старшие братья ваши вернули зимним сроком... Не думайте о врагах поперед вас. Думайте о том, что позади. А уж мы... ждать встанем... — голос старого Крука задрожал, он наклонил голову и отшагнул в сторону.

Вперед шагнул Гоймир, твердо сжимавший в руках древко. Глаза водителя, ставшего князем, были обметаны темным и сухо поблескивали. И Олег не мог не признать, что выглядел Гоймир сейчас и впрямь как князь. Уперев древко в носок ноги, он заговорил в свой черед:

— Драться в горы пойдем. Станется — умирать. Вот и забудет пусть всякий, КОГО кидает здесь. Пусть всякий помнит, ЧТО кидает. Окоем гляньте! — рез­ким жестом свободной руки очертил он полукруг: — Вот место, до которого лишь с победой придем! Или не быть нам. здесь! Матери наши! Вернись кто из нас до победы — ...прокляните того! Братья младшие? Сыщись кто из нас трусом — не найдите для него слова «брат»! Сестры наши! Кто из нас бросит бой — одно пусть презренье будет от вас тому! Душу труса — Кощею без возврата! — он помолчал и уже негромко, но как-то очень слышно продолжал: — Братья мои. Часом вот каждый из вас глянет окоем еще. И самое дорогое ему лицо приметит — все ведь сошлись. Глянет в то лицо. Может, последний раз. И за­будет, чтоб память бою не мешала. И НЕ СМЕЕТ ЗАБЫВАТЬ! — крикнул Гоймир. — То — чтоб не забыть, за что сразишься! Что Моранины объятья — миг. Любовь, память и честь вечны в Верье нашей. Гляньте окоем на тех, кто дорог...

Обернулись все. Сейчас каждый искал в толпе ОДНО лицо. И видел только его. Встречались взгляды — и люди замирали...

Прощай.
Ты вернешься?
Да. (Нет — прости!)
Прощай. Я люблю.
Я люблю!
Тебя не могут убить, я не верю!
Да. (Могут — прости!)
Я буду помнить! Я буду ждать! Возвращайся!
(Прощай навсегда — прости...)

...Представьте себе на секунду, каково это — знать, что можешь не идти — и идти все равно. Любить — и отказаться от любви. Неистово, до слез, хотеть жить — и добровольно жертвовать жизнью. В тринадцать. В пятнадцать. Когда ты еще даже не начинал жить. Понимаете — даже не начинал! Когда те­бе и вспомнить-то свою жизнь НЕЧЕМ!

А тебе говорят — отдай ее. Ради слов — отдай. Просто — ради слов.

Можете себе это представить? А понять?

Те, кто сейчас готовился высаживаться на побережье Ан-Марья на за­кат от гор — едва ли могли. Поэтому в конечном счете они были обречены на бесславную гибель. Но их было много, очень много — и это значило, что ребята, стоящие на площади, погибнут тоже.

3а слова, без которых они не мыслили своей жизни.

ЛЮБОВЬ. ПАМЯТЬ. ЧЕСТЬ.

Интерлюдия: «Дон Кихот»

В тумане теплится восход...
Копьем, мечом и кулаками
С баранами и ветряками
Сражаться едет Дон-Кихот.

Он едет тихо мимо стен
И кровель, слабо освещенных...
Как много есть неотомщенных,
А отомщенных... нет СОВСЕМ!

И в миг, когда сверкнет над ним
Латунный таз огнем холодным,
Смешное будет благородным,
А благородное — смешным.

В тумане теплится восход....
Сражаться — глупо и опасно...
Смириться может Санчо Панса.
А Дон-Кихот? А Дон-Кихот... [1]

...В шаге от Бранки Олег почти столкнулся с Гостимиром, но тот лишь весело улыбнулся, махнул рукой и поспешил куда-то в сторону. А Бранка с улыбкой протянула руку навстречу мальчишке, который тоже улыбнулся и при­нял ее ладонь обеими своими руками.

— Ты пришла проводить меня.

— Да... — кивнула Бранка.

— Правда?! — окончательно просиял Олег. Девушка покачала головой:

— Одно не веришь еще — твоя я? — и она крепко поцеловала Олега в губы.

— Я видел тебя...но не поверил, что ты — ко мне, — Олег вздохнул: — Вот, видишь...Я ухожу, но не туда, куда мы думали. И все равно — может быть со­всем.

— Может статься, — спокойно ответила Бранка: — Так я стану ждать тебя, Вольг.

— А если я...— Олег помедлил и все-таки не сказал этого слова: — Если я не вернусь?

— Может статься, — повторила Бранка: — Будет так — убью я себя. Тем ча­сом, как уверюсь, что потухла твоя звездочка.

— Не говори так, — Олег коснулся ладонью губ девушки. — Я вернусь с по­бедой.

— Й-ой! — вдруг оживилась притихшая было Бранка. — Без памяти стою! То те­бе! — и она развернула на пальцах сине-алую головную повязку с вышитой золотом мордой рыси: — Волосы твои коротки, да все одно бери.

— Конечно, — Олег сложил повязку и опустил ее в карман ковбойки — левый.

— Я ее здесь носить буду... ну а успею обрасти, она на свое законное мес­то перекочует!

Бранка протянула руки, взялась пальцами за локти Олега. Тихо прошептала:

— О чем речь ведем... об этом ли надо...

— Я не знаю, о чем, — беспомощно ответил Олег.

— Так помолчим.

— Помолчим.

Они застыли, глядя друг другу в глаза так, словно на всю жизнь хоте­ли запомнить друг друга. И таких пар много было вокруг...

...Шум и голоса, донесшиеся от ворот крепости, заставили обернуться всех разом. Горцы с изумлением уставились на людей, входящих на площадь.

Тут было человек триста, шедших в подобии строя — мужчин и юношей в возрасте от 15-16 до 50-55 лет. Разно, но удобно одетые, они шли с топора­ми, заткнутыми за пояса, рогатинами на плечах, охотничьими ножами, самост­релами, виднелись несколько ружей... Над головой строя колыхался черный флаг с золотым прямым крестом.

Эта полутолпа-полустрой, до отказа забив свободное пространство у башни, замерла. Стоявший рядом со знаменосцем Степаньшин — на плече у не­го было ружье, у пояса — топор и нож — выступил вперед, обвел горцев взг­лядом, всем земно поклонился и начал:

— Вот оно что... Знаем мы все дела. Трое суток еще назад приходили к нам по вескам послы с юга. Собрали мужиков и начали говорить... Порешили мы их, — жестко оборвал сам. себя лесовик: — Стали судить промежь собой — не по-божески получается, — остальные дружно загудели, подтверждая его слова. — Уж сколько лет бок о бок живем, и зла мы от вас не видели. Вот мы тут собрались... Ну и пришли, значит. Потому и в Писании сказано: «Боль­ше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!» При­нимайте и нас в свое войско! — и он снова поклонился, а за ним — весь отряд.

Горцы замерли в изумлении. Отважные, гордые — и высокомерные от этой гордой отваги, они всегда смотрели на лесовиков свысока, не считая их способными на сознательную активность. Но вот стояли люди с оружием в руках, которые шли всю ночь и весь день до нее — на смерть «за други своя».. и многим из горцев стало СТЫДНО...