Галина Гудкова - Будут жить !

• Название: Будут жить !
• Автор: Галина Гудкова
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Памятен и грохот. Грохот стрельбы и разрывов, внезапные щелчки ударивших рядом пуль, выбивающих из кирпичей красную пыль, похожую на сухую кровь.

Бойцы выкатывают на середину улицы противотанковое орудие и бьют прямой наводкой по дому, где засели вражеские пулеметчики... Другие бегут, пробираются через развалины к одним им известной цели... То скрываются за глыбами кирпича, то выскакивают и ведут огонь автоматчики... На тротуаре лежит убитый связист, его товарищ разжимает кулак погибшего, чтобы забрать катушку с телефонным кабелем... Бегом перетаскивают свое оружие минометчики... Один падает и пытается ползти...

Это я помню. Но лучше, яснее всего помню подвалы сталинградских домов. Туда заносили мы раненых, там размещались и вражеские госпитали.

...Первый фашистский госпиталь я увидела 27 января, во время боев за расширение плацдарма на северном берегу Царицы. Обнаружили его солдаты 128-го стрелкового полка и сообщили командованию. Сразу же медицинским работникам наступающих подразделений было приказано отправиться туда, чтобы оказать раненым медицинскую помощь, организовать питание и эвакуацию вражеских солдат и офицеров в тыл.

Я пришла в промерзший подвал, где находился брошенный гитлеровцами госпиталь, одной из первых. Открываю дверь. В нос ударяет запах гниения и дезинфицирующих средств. Свечу фонариком: на грязном полу, припорошенном соломой, вплотную друг к другу лежат десятки людей в шинелишках цвета фельдграу, в пилотках с натянутыми на уши отворотами, в каком-то тряпье кто в ботах, кто в сапогах, обмотанных всякой всячиной.

В конце первой комнаты виднеется проход в следующую. Там тоже лежат раненые, а возможно, и умершие. Ни одного фашистского санитара! А про врачей и говорить не приходится...

Тяжкий, удушливый запах вызывал тошноту. Невольно подумалось, что вся эта масса больных, оставленных без помощи человеческих тел кишит паразитами и что они, конечно же, окажутся на мне.

Свет фонарика заставлял раненых открывать ввалившиеся, потухшие глаза, поворачивать ко мне заросшие многодневной щетиной лица. В этих глазах, на этих лицах я различила подобие надежды. Робкой, но надежды. Правда, раненые глядели не в глаза мне, а на что-то, находившееся сбоку, Я посмотрела туда и увидела собственную санитарную сумку с красным крестом.

Бывшие поблизости немцы о чем-то заговорили между собой. Разобрать слов я не могла. Но интонации в переводе не нуждаются. И неуверенность, и злоба, и безнадежность, и просьба слышались в голосах переговаривающихся. Один из вражеских солдат - самый,: возможно, решительный - приподнялся на локте и хрипло позвал:

- Матка доктор! Битте, помогайт... Помогайт, битте зер!

Нет, я ничего не забыла и никого не забыла. Ни погибших у Цимлянской героев передового отряда... Ни павших в боях на Аксае, у совхоза имени Юркина, у Червленой... Ни сотни погибших и сотни раненых у хутора Елхи... Я помнила окостеневшее лицо майора Крупина, разбитую голову комиссара Бахолдина, развороченную осколком грудь молоденького, жаждавшего жить лейтенанта...

Все и всех я помнила! И все же расстегнула сумку, опустилась на колени около ближайшего раненого в плечо и шею вражеского солдата: я была врачом, советским врачом, и мой долг состоял в том, чтобы облегчать страдания страждущих. Даже если это были солдаты вражеской армии. Впрочем, солдаты ли? Лежащие в подвале солдатами уже не были.

* * *

Я перевязала и напоила водой четырех человек, когда в подвал спустились старший полковой врач 229-го стрелкового полка В. И. Агапонов с двумя фельдшерами. Спросив, давно ли я тут, поразившись запахам, наполнявшим заброшенный фашистский госпиталь, Агапонов приказал фельдшерам приступить к делу и принялся обрабатывать раненых сам.

Но вскоре прибыла группа врачей и сестер из медсанбата, а нам велели вернуться в свои части.

Выйдя на улицу, я жадно вдохнула свежий воздух. Состояние было пренеприятнейшее. В голове не укладывалось, что немецкие врачи могли покинуть, бросить на произвол судьбы своих солдат.

Никто из наших медицинских работников так не поступил бы. Они разделяли судьбу раненых до конца, хотя прекрасно знали, что фашисты никого не щадят, в том числе и врачей. А над женщинами-врачами, военфельдшерами и медсестрами - глумятся...

* * *

Эвакуация раненых в городе оказалась неожиданно очень нелегким делом: санитарные машины с трудом пробирались по изрытым воронками, заваленным обломками зданий улицам. Водители и сопровождающие машины медсестры еле отыскивали среди хаоса битого камня, горелого дерева и груд мусора медпункты частей, упрятанные в подвалы.

Да и сами поездки стали небезопасны! Того и гляди заедешь прямо под орудия или пулеметы врага. На медпунктах скапливалось много людей, нуждающихся в эвакуации, а медикам нельзя было отставать от наступающих.

Помню, к вечеру 28 января у нас лежали на полу или сидели где придется более тридцати человек. Раненые продолжали поступать и ночью, а санитарные машины не появлялись. Уж я и Дусю посылала на улицу искать эти машины, и сама выскакивала на холод, надеясь расслышать рокот мотора и помочь автомобилю проехать к подвалу... Но все напрасно.

Приближался рассвет. Утром батальону предстояло вступить в бой, идти дальше к центру города. Надо и нам сопровождать роты, а раненых покинуть нельзя. Как же быть? Решили все-таки дождаться машин.

Они пришли полтора часа спустя после того, как батальон завязал бой и продвинулся более чем на километр. Пробираясь через развалины на звуки боя, мы набрели на очень хороший, просторный, теплый подвал. Я оставила в нем Дусю, сказав, что стану направлять раненых сюда, и пошла искать НП батальона.

* * *

Выбралась на какую-то улицу. Тут и там валяются трупы гитлеровцев, вражеское оружие. Впереди, слева, догорает остов легковой машины, похоже "ганзы"... Обломками путь мой завален несильно. Гремит справа и слева, но сама улица пустынна, спокойна.

Побежала по ней. Добежала до места, где, наверное, прежде был угол. И тут сзади сильно толкнули в спину. Кто-то навалился, подмял, прижал к мостовой. Падая, успела заметить, как прямо передо мной, в метре-другом, пули стремительно выбили из камней осколки, а метрах в пятнадцати впереди одна за другой рванули несколько мин.

Ситуацию разъяснила крепкая брань. Ругался боец, сваливший меня с ног и прикрывший своим телом:

- К фрицам собрались, что ли?! Давайте назад!

Поползли назад. Я первая. Сзади, по-прежнему прикрывая, мой спаситель. Слышно было, как совсем близко щелкают пули.

Заползли за бывший угол, за груду кирпича. Я села на снег. Из-под шапки и подшлемника стекал пот и замерзал на щеках, на ресницах. Я отчаянно оттирала их. Боец присел рядом. Это был немолодой человек с заиндевелыми усами, в грязном маскхалате. Взгляд и суровый и сочувственный:

- Носит же таких курносых... О чем думала?

- Оплошала. Надеялась, там свои.

Один из подобравшихся к нам солдат хмыкнул:

- Там только пули свои.

Неподалеку разорвался снаряд. Резко, пронзительно прозвучали слова команды. Бойцы, только что стоявшие возле меня, исчезли. Исчез и немолодой боец. Я привстала, оглядываясь...

Двое солдат в маскхалатах ползли к тому углу, откуда я только что выбралась. Еще трое перебегали улицу. Кто же из них мой спаситель? Даже фамилию не успела спросить! А теперь поздно. Теперь уже не спросишь и никогда не узнаешь...

И я вдруг со всей остротой осознала, что могла бы сейчас лежать бездыханная на снегу или, хуже того, очутиться среди чужих, озлобленных солдат, а не сидеть в безопасном месте. Сильно-сильно забилось сердце, и жаркая волна благодарности к неизвестному солдату затопила все мое существо.

* * *

Минут через десять нашла капитана Юркина и Макагона.

- Явилась, пропавшая... - сказал Юркин. - Глядите, вон там вход в подвал! Туда временно носят раненых. Идите к ним.

Новый подвал - достаточно глубокий, с мощными кирпичными сводами выглядел надежным. В нем бы и организовать медпункт, да машины подъехать не смогут! А что, если создать здесь временный пункт? Самых тяжелых относить в подвал, где осталась Дуся, а легких оставлять тут. Через несколько часов машины, вероятно, смогут добраться и до этих развалин.

Через санитаров, относивших тяжелораненых в тыл, я передала Рябцевой приказ продолжать эвакуацию, а самой - никуда не двигаться, пока не получит команду перебраться на мое место.

Прошло три или четыре часа, как я обосновалась на временном медпункте. Работала не покладая рук. К счастью, тяжелых оказалось немного, и я могла заниматься ими более или менее спокойно.

Принесли котелок с остывшей кашей. Разогреть негде, ешь так. К тому же хлеб промерз... Но голод не тетка, пообедала как пришлось. И только собралась осмотреть перевязанных бойцов, вбегает с улицы офицер: