Элизабет МАКНЕЙЛ - 9 1/2 weeks

• Название: 9 1/2 weeks
• Автор: Элизабет МАКНЕЙЛ
• Жанр: Эротика

---

сочли бы патологической.

Мне никогда не приходило в голову расценивать ее так. Говоря по правде, я

никак ее не расценивала. Я никому об

этом не говорила. Теперь, когда я оцениваю ее сейчас, эта ситуация кажется мне

невероятной. Я могу рассматривать эти

недели, как некое отдельно взятое явление, ныне оставшееся в прошлом, как некий

отрезок моей жизни нереальный, как

сновидение, не имеющий никакой связи со всем остальным моим существованием.

* * *

- Ведь это редко бывает, - говорю я, - чтобы мужчины держали кошек,

правда?

Мы смотрим по телевизору Кронкайта<Кронкайт - известный ведущий

теленовостей в США.>: знакомое,

привычное лицо сообщает, изображая озабоченность, постепенно переходящую в

тревогу, о далеком землетрясении или об

угрозе - куда менее далекой - новой забастовки железнодорожников.

- Ты шутишь? - отвечает он немного устало. - Я и сам знаю. Собаки -

совсем другое дело. Я не знаю ни одного

мужчины - я хочу сказать, холостяка, - у которого была бы кошка. А уж тем более

две или три!

- Гм...

- Если хочешь знать мое мнение, - продолжает он, - кошки хороши для детей

или старух. Ну, или в сельской

местности...

- Но тогда, - говорю я, - зачем...

- Кошки - совершенно ни к чему не способны и ни на что не годные

животные, - решительно заявляет он, прерывая

меня.

- Ну, эти-то, - дурацким тоном вставляю я, - не слишком обременительны.

А потом добавляю:

- Никто тебя не принуждал оставлять у себя кошек.

- Смеешься? - отвечает он. - Конечно! Ты и представления не имеешь...

В его квартире три кошки. Они проявляют к нему полнейшее равнодушие, и он

платит им тем же. Каждый день он

кормит и поит их, меняет им подстилку. И это кажется ему нормальным, равно как и

трем животным. Ни он к ним, ни они

к нему не проявляют никаких признаков привязанности, если не считать привычку

одной из кошек осторожно взбираться

на него, когда он лежит, и он это терпит; но если принять во внимание

бросающееся в глаза отсутствие чувств в этом случае

и у человека и у животного, то такое толкование привязанности кажется, по

крайней мере, спорным.

Он сидит на кушетке. Я - на полу, на двух подушках, опершись плечами и

шеей на боковую поверхность кушетки.

Он играет моими волосами, перебирает их прядь за прядью, накручивает их себе на

палец, потом засовывает все пальцы

мне в волосы, тихонько тянет их, трет кожу под ними, обеими руками медленно

покачивает мою голову.

Кронкайт желает нам доброй ночи. Мы смотрим какую-то телевизионную игру,

а потом телесериал, в котором

полицейские все время попадают в неприятные истории и гоняются на автомобилях.

Эти картинки - по окончании новостей

он убрал звук - представляют странный аккомпанемент к истории его кошек, которую

он рассказывает мне с видимым

удовольствием.

Первая кошка появилась у него вместе с женщиной, которая четыре года

назад недолго жила вместе с ним. Только

она перевезла к нему кошку, как ей предложили очень заманчивую должность в

Цюрихе, она решила согласиться. А кошка

осталась... в его квартире. Несколько месяцев он полагал, что это - явление

временное. Кошка чувствовала себя, по-

видимому, хорошо: нрав у нее был склочный, вид довольно жалкий: хвост

полувылезший, пестрая, как пятнистые куртки,

которые были в моде в предыдущие зимы, она казалась сшитой из лоскутной материи.

Сначала он старательно подыскивал

кошке хозяина. Но потом был вынужден признать, что его друзья (кое-кто

согласился бы взять котенка, другие - сиамского

кота) с трудом скрывали изумление, приходя посмотреть кошку: они представить

себе не могли это странное животное в

своих ухоженных манхеттенских квартирах. Однажды он даже напечатал объявление в

Таймсе, но за пять дней, хотя он и

указал свой номер телефона, никто ему не позвонил. Через несколько месяцев он

решил отдать кошку в какое-нибудь

общество защиты животных, но потом оставил эту мысль. Он надеялся найти более

приемлемый выход, а этот всегда

оставался на крайний случай.

Год спустя у него гостила племянница одиннадцати лет, приехавшая на

какой-то конкурс (она по нему не прошла).

Чтобы поблагодарить его за то, что он показал девочке Нью-Йорк, ее мать (то есть

его сестра) подарила ему еще одну

кошку, и он, естественно, не смог отказаться.

- Это был котенок, чуть менее уродливый, чем первая кошка, которая,

впрочем, беспрерывно ворчала и мяукала, как

будто я принес в дом удава! Но в конце концов они поладили.

- Потом, однажды вечером возвращаюсь я домой и вижу на аллее ребятишек.

При моем появлении они

расступились с самым невинным видом. Я бросаюсь вперед, как идиот, и что же я

вижу на земле? - Котенка, и не в самом

лучшем состоянии. Я поднимаюсь к себе, выпиваю стопку и сажусь читать газету,

думая: через час он оттуда уберется. Еще

через час я говорю себе: "Тебе так же нужна еще одна кошка, как дыра в башке".

Но тут же я думаю: ведь кто-нибудь может ее убить. Я готовлю яичницу, ем

салат, пью кофе, потом решаю после

передачи одиннадцатичасовых новостей по телевизору пойти пройтись. И что же?

Котенок все еще там, только кто-то

отшвырнул его к мусорным бакам. Тогда я вынул из одного бака газету и принес

котенка сюда. На следующий день у меня

было впечатление, что я заделался в кормилицы. Я отвез его к ветеринару, который

кастрировал двух других. Когда я

приехал за ним через шесть дней, он был в полной форме. Еще бы, ведь это стоило

мне шестьдесят восемь долларов

восемьдесят центов. Теперь, каждый раз, когда я уезжаю из Нью-Йорка, это целая

история. Моя домработница приезжает

из Квинса: иногда она может ими заниматься, иногда - нет, а никому из моих

друзей не пришла в голову удачная мысль

поселиться поблизости. Не могу же я попросить человека, которому я не плачу,

приехать от Центрального Парка, от 80-й

или 65-й улиц или из Верхнего Бруклина! Даже от Энди, от 30-й улицы и Парк-Лейна

путь неближний. А парень внизу -

тот вообще ездит от Штата Мичиган, представляешь, от Штата Мичиган!

Следовательно, о нем и речи нет. Приходится

просить других соседей, это мне-то, который ненавидит затруднять других людей.

- Мне они кажутся не очень обременительными, - повторяю я.

- Вот так я и влип в хорошенькую историю, - говорит он в заключение.

* * *

Я каждый день ходила на работу, я была опытной деловой женщиной, меня

любили сотрудники и ценило

начальство. Около пяти часов я убирала свой кабинет, перешучивалась с

сотрудниками в лифте и возвращалась домой, - к

нему домой. К себе я заходила, только чтобы взять кое-что из одежды, да раз в

неделю за почтой. Каждое утро мы вместе

ехали в метро, читали один и тот же номер Таймса: он - респектабельный деловой

человек с дипломатом, с ослепительной и

очаровательной улыбкой, я - с портфелем или сумкой, на высоких каблуках, со

свежевымытыми волосами и накрашенными

губами. Короче, очаровательная, культурная нью-йоркская пара: образцовая, хорошо

воспитанная, настоящая пара из

среднего класса.

- Ну-ну, пора вставать! - кричит он с порога.

На металлическом поцарапанном подносе (на самом деле это подставка под

телевизор) он несет яйца всмятку, три

маленьких поджаренных английских хлебца и чашку чая. Рядом, в маленькой

деревянной салатнице, - очищенный

апельсин.

- Что за спешка? - спрашиваю я. - Сейчас только половина десятого!

Я кладу обе подушки себе за спину, сажусь и натягиваю простыню на ноги.

- И кроме того, сегодня суббота.

Он ставит поднос, вытирает с него несколько капель чая бумагой из рулона,

который он принес под мышкой.

Я повторяю:

- Сегодня суббота. Я надеюсь, что ты никуда не собираешься. Лично я

никого не хочу видеть. Я собираюсь спать до

полудня и весь остальной благословенный день ровно ничего не делать, разве что

позвонить сестре и просмотреть

телевизионную программу на следующую неделю.

- Прекрасный план. Ты так и поступишь, когда мы вернемся. Мне нужно пойти

в Блумингдейл.

- Лучше бы ты играл в теннис на закрытом корте, - говорю я ему. - Тебе,

по-моему, солнце голову напекло. Так или

иначе, и речи быть не может, чтобы я в субботу пошла в Блумингдейл!

- Это займет не больше получаса, клянусь. Всего полтора часа: полчаса

туда, полчаса в магазине, полчаса обратно.

Ешь скорее. В половине двенадцатого мы снова будем в постели.

Мы выходим из подъезда, и тут я восклицаю:

- Надеюсь, мы не в метро поедем!