Самуил Зархий - Наркомпуть Ф. Дзержинский

• Название: Наркомпуть Ф. Дзержинский
• Автор: Самуил Зархий
• Издательство: Транспорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

Повесть рассказывает о самоотверженной, полной творческого горения, кипучей деятельности Феликса Эдмундовича Дзержинского на посту народного комиссара путей сообщения в 1921–1924 годах, на который он был назначен по предложению Б. И. Ленина.

Перед читателем возникают новые грани образа Рыцаря революции. Выдающийся партийный и государственный деятель, председатель ВЧК — ОГПУ показан в роли руководителя огромного и сложного транспортного механизма, талантливого организатора, сумевшего увлечь рабочих и специалистов — железнодорожников и водников — грандиозными перспективами возрождения путей сообщения молодого Советского государства.

Повесть о самоотверженном ленинце, мужественном борце, глубоко гуманном человеке Феликсе Эдмундовиче Дзержинском предназначена для широкого круга читателей.

---

Благонравов прочитал:

«ЦШ К. Н. Чеховскому.

Убедительно прошу лично принять тов. Матросова, начальника Томских мастерских связи, для срочного продвижения его изобретения. Прошу назначить для оценки и проверки изобретения совещание с участием тов. Трегера. На совещании заслушать доклад изобретателя. О ходе дела прошу мне сообщить через тов. Герсона.

Ф. Дзержинский»

— Прощаясь со мной, — закончил Матросов, — Феликс Эдмундович просил держать его в курсе дела.[38]

* * *

Второго октября после телефонного звонка из секретариата ЦК партии Дзержинский расстроился. Ему сообщили, что завтра в повестке дня заседания Политбюро девятнадцатым пунктом стоит вопрос о предоставлении ему отпуска.

«Ведь я об этом не просил, — с досадой думал Феликс Эдмундович. — Отпуск мне сейчас ни к чему, совсем не ко времени». И у него мгновенно созрело решение — направить в Политбюро просьбу о снятии этого вопроса с обсуждения.

Свое заявление он начал так:

«…Считаю, что давать мне сейчас отпуск вредно для дела и для меня лично по следующим соображениям.

По линии ОГПУ:»

Поставив двоеточие, Дзержинский сообщил, что в связи с внутренним и международным положением, а также с сокращением сметы ОГПУ будет сейчас переживать очень трудное время. Вместе с тем политическое значение его работы и его ответственность неимоверно возрастут. Подробно обосновав, почему «необходимо мое присутствие», Феликс Эдмундович выдвинул второй аргумент:

«По линии НК.ПС: здесь мое присутствие сугубо необходимо».

Народный комиссар сослался на то, что смету HKJIC крайне урезывают в то время, как доходов железных дорог явно не хватает для удовлетворения все растущих потребностей. Международные обязательства диктуют транспорту необходимость работать «без перебоев, в полной готовности выполнить требования экспорта и мобилизации».

Подвергнув резкой критике управленческие аппараты транспорта, Феликс Эдмундович сделал вывод:

«В такой критический момент покидать мне Москву и работу было бы преступно».

Прочитав написанное, Дзержинский посчитал приведенные им доводы вполне убедительными. Осталось еще написать о внутрипартийном положении, которое в то время было очень сложным. Феликс Эдмундович хорошо знал, что троцкисты и не думали складывать оружие и по-прежнему представляли собой фракционную антипартийную группу, которая ждет удобного момента для атаки против руководства партии. Дзержинского волновала также подрывная деятельность конспиративных организаций «Рабочая правда» и «Рабочая группа». Об их антикоммунистической и антисоветской работе он недавно, в сентябре, докладывал на Пленуме ЦК РКП (б).

И в своем заявлении в Политбюро Дзержинский написал:

«По линии партийной — в связи с неликвидированным еще вопросом о „Рабочей группе“ уезжать мне тоже не следует, ибо могу понадобиться».

Затем Феликс Эдмундович решил привести еще один веский аргумент. По его докладу сентябрьский Пленум ЦК РКП (б) создал комиссию по борьбе с крайне резким расхождением между высокими ценами на промышленные товары и низкими ценами на продукты сельского хозяйства. Это расхождение цен тогда называли «ножницами». И Дзержинский добавил:

«Точно так же и по вопросам „ножниц“, сжатия аппаратов — я мог бы быть полезным».

Исчерпав свои доводы против предоставления ему отпуска, Дзержинский подвел итог:

«Все эти вопросы в связи с международной ситуацией требуют величайшего темпа и напряжения всех партийных сил. Уходить в отпуск мне сейчас и психологически было бы очень трудно — и отпуск не дал бы мне того, что требуется от отпуска…»

Феликс Эдмундович уже хотел подписаться, но раздумал и с легкой хитринкой так закончил свое заявление:

«— тем более, что здоровье мое требует не отпуска, а некоторого сокращения часов ежедневной работы, на что и испрашиваю согласия.

Ввиду этого прошу снять с обсуждения вопрос о моем отпуске. 2/Х—1923 г. Ф. Дзержинский»

Отослав пакет в ЦК РКП (б), Феликс Эдмундович стал просматривать тезисы своего завтрашнего доклада на пленуме Московского комитета партии «О некоторых партгруппировках и мерах по изживанию их».

7

У наркома в кабинете сидели Калмычин, помощник начальника финансового управления, и Зимин, начальник Центрального бюро нормирования. На столе лежали сводные таблицы об итогах финансовой деятельности железных дорог. Дзержинский снял приколотые сверху, исписанные им листики блокнота.

— Это мои замечания к составленным вами таблицам, — обратился он к Калмычину. — Надеюсь, не забыли наш последний разговор, когда вы передавали мне эти ведомости?

— Что вы имеете в виду, Феликс Эдмундович? — настороженно спросил Калмычин.

— Я тогда спросил вас, все ли проверено в этих таблицах? Что вы мне на это ответили?

— Гм… Я ответил, что головой ручаюсь за правильность всех этих цифр, — обеспокоенно, чуть заикаясь, сказал Калмычин.

— Так вот, зря вы ручались своей головой. Она теперь висит прямо-таки на волоске, — строго сказал нарком. — Взгляните на графу «С». Величину дотации вы берете согласно смете, а величину выручки по фактическим данным и получаете процентное соотношение — 42,1. А мне думается, с фактически полученной выручкой нужно сравнивать не дотацию, ассигнованную по смете, а дотацию, фактически нами полученную и указанную вами в таблице № 1-а. Тогда по моим подсчетам получается не 42,1 %, а всего только 31 %. Правильно ли я рассуждаю?

— Совершенно верно, — ответил Калмычин.

— Надо пересчитать! Далее, в таблице № 1–6 не пояснена графа «Б». Откуда взяты эти данные? Как они составлены? Входят ли сюда хозяйственные перевозки дорог для собственных нужд или не входят? Нужно уточнить. Я тут сделал еще несколько замечаний по существу. А вот то, что вы заставляете меня проверять ваши арифметические выкладки, это уже совсем возмутительно! — вскипел Дзержинский. — Я спрашиваю вас, почему итог графы «Д» плюс итог графы «И», дающий в сумме 31 311 218 рублей, не совпал с итогом графы «К», в которой значится 30 148 555 рублей? Неужели вам не стыдно?

— Очень стыдно, Феликс Эдмундович, виноват, — невнятно пролепетал Калмычин. — Главбух меня подвел.

— Решительно отвергаю ваши попытки оправдаться, — сурово сказал нарком. — Спросите своего главбуха и он вам скажет, его подвел старший бухгалтер, а тот сошлется на счетовода, а счетовод — на машинистку, которая, мол допустила ошибку при перепечатке, и так далее и тому подобное. Не признаю таких оправданий! Вы отвечаете за работу своего аппарата и извольте сами проверять все выкладки и требовать этого от своих подчиненных. Недобросовестных людей — дармоедов — выгоняйте! Мы должны добиться, чтобы минимальный аппарат давал максимум работы. Подбирайте хороших, честных специалистов, поощряйте их. Очень важно улучшать условия их быта, а для этого надо знать, как они живут. Знате ли вы, например, в чем ваши специалисты нуждаются?

— Знать-то знаю, но помочь им ничем не могу.

— Приведите факты. Что вам известно?

Калмычин, успокоенный тем, что разговор с наркомом перешел в другое русло, рассказал о председателе междуведомственного финансового комитета, который с женой и семьей своего сына живет в одной комнате. Крупный специалист и скромный человек.

— Правда, комната у него большая, — заключил Калмычин, — около 40 метров, три окна… Можно ее перегородить, но…

— Что за «но», — недовольно прервал его нарком. — Если сами не в силах помочь, могли доложить моим замам и они распорядились бы. Передайте от моего имени коменданту, чтобы в недельный срок установили перегородку в комнате и отремонтировали ее. Что вам еще известно о нуждах добросовестных специалистов?

— У одного нашего весьма ценного сотрудника уже давно тяжело болеет жена. Приезжал профессор, прописал какое-то заграничное лекарство, но где его достать?

— Где? В Берлине. Как вам известно, там сейчас находятся Емшанов и Рудый. Вы же их хорошо знаете. Дайте им сегодня же телеграмму, чтобы обязательно купили лекарство.

— Спасибо, Феликс Эдмундович! Я вам больше не нужен?

— Хочу вас вот о чем предупредить. С середины октября я буду строго требовать отчетности по схемам составленных вами таблиц. Весь ваш аппарат должен подтянуться. Имейте в виду, отныне эти отчеты будут проверяться не только мною, но и всеми управлениями дорог. Не забудьте также, — без улыбки на лице добавил Дзержинский, — вы сдали мне в залог свою голову… До свиданья!

Когда Калмычин ушел, Феликс Эдмундович рассмеялся и сказал присутствовавшему при разговоре Зимину:

— Это уже вторая голова, которой я могу распорядиться по своему усмотрению.