Самуил Зархий - Наркомпуть Ф. Дзержинский

• Название: Наркомпуть Ф. Дзержинский
• Автор: Самуил Зархий
• Издательство: Транспорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

Повесть рассказывает о самоотверженной, полной творческого горения, кипучей деятельности Феликса Эдмундовича Дзержинского на посту народного комиссара путей сообщения в 1921–1924 годах, на который он был назначен по предложению Б. И. Ленина.

Перед читателем возникают новые грани образа Рыцаря революции. Выдающийся партийный и государственный деятель, председатель ВЧК — ОГПУ показан в роли руководителя огромного и сложного транспортного механизма, талантливого организатора, сумевшего увлечь рабочих и специалистов — железнодорожников и водников — грандиозными перспективами возрождения путей сообщения молодого Советского государства.

Повесть о самоотверженном ленинце, мужественном борце, глубоко гуманном человеке Феликсе Эдмундовиче Дзержинском предназначена для широкого круга читателей.

---

Когда Калмычин ушел, Феликс Эдмундович рассмеялся и сказал присутствовавшему при разговоре Зимину:

— Это уже вторая голова, которой я могу распорядиться по своему усмотрению.

— А чья была первой? — улыбаясь спросил Зимин, молчавший до этого времени.

— Давняя история, — усмехнулся Дзержинский. — В 1916 году я отбывал каторгу в Бутырской тюрьме. В моей камере находилось 12 политзаключенных. Эта камера была, как Ноев ковчег — «всякой твари по паре» — меньшевики, эсеры, анархисты, бундовцы… Однажды заспорили мы о неизбежности революции. Из всех сидевших в камере лишь я утверждал, что свобода близка, через год-полтора свершится революция. Особенно мрачно был настроен анархист Новиков. «О свободе и речи быть не может», — пессимистически сказал он. «И речи быть не может? — разгорячился я, — ну, тогда давай пари. Если я проиграю, то отдам тебе свой двухмесячный заработок, — работал я тогда в тюремной портняжной мастерской, — а ты что обещаешь?» Тогда он с иронической усмешкой произнес: «Если оправдается твое предсказание, Феликс, я отдамся тебе в вечное рабство».

— После революции вы с ним не встречались? — полюбопытствовал Зимин.

— Встречался, — улыбнулся Дзержинский, — и тогда же напомнил ему, что он мой «вечный раб».

Затем, перейдя на серьезный тон, народный комиссар обратился к Зимину:

— Теперь поговорим о делах политсекретариатских. Что вы думаете предпринять в связи с циркуляром ЦК и ЦКК о борьбе с излишествами?

— Хочу разослать в партячейки письмо, излагающее содержание этого циркуляра, — ответил Зимин, который по совместительству руководил Политсекретариатом.

— А я бы, — посоветовал нарком, — с разрешения ЦК и ЦКК размножил бы этот циркуляр, чтобы все до единого члены партии на транспорте лично ознакомились с ним. Теперь попрошу вас вот о чем… Мне Андреев говорил, на днях ЦК профсоюза созовет делегатское собрание московских железнодорожников. Андрей Андреевич в своем докладе сообщит, — к январю 1924 года зарплата железнодорожников будет повышена на 50 процентов. Причем правительство решило уже в ближайшее время заработную плату выдавать нам в червонцах, так что транспортники ничего не будут терять в связи с обесценением денежных знаков. От всего этого мы ждем значительного повышения производительности труда. Но одного делегатского собрания мало. Я хочу, чтобы собрания прошли на всех крупных предприятиях.

— А докладчики?

— Все члены коллегии. Я напишу им записку, чтобы они не отказывались от выступлений. Тема — положение на транспорте и борьба с бесхозяйственностью.

— Феликс Эдмундович! Что нужно особо подчеркнуть в докладах?

— Вы же слышали мое выступление на собрании коммунистов Московского узла. Очень важно, чтобы не только коммунисты, но и все беспартийные железнодорожники прониклись верой в свои силы. Паровозов, вагонов и топлива у нас теперь достаточно. Хищения грузов стали даже реже, чем до войны.

— Что нас сейчас волнует? — продолжал нарком. — Трудное финансовое положение. Поэтому главный лозунг — стать рентабельными и ни рубля дотации не брать! Пусть рабочие научатся вести счет каждой народной копейке и на всем экономить. Пусть потребуют от своих начальников управлять хозяйством без дефицита, а только с прибылью. Тогда транспортный пролетариат выполнит задачу, которая возложена на него историей.

— Хорошо, Феликс Эдмундович, — сказал Зимин, — я передам ваши пожелания докладчикам.

— Да, еще одна важная мысль подчеркивалась в моем докладе, — дополнил народный комиссар. — Это о роли транспорта в обороне страны, в борьбе за мир. Железные дороги не только во многом предопределяют победу в войне. Они — великое орудие и предупреждения войны. Если у нас будет могучий транспорт, то, несомненно, задумаются те, кто захочет поднять меч против страны Советов.

Зимин встал и хотел попрощаться.

— Одну минуточку, Николай Николаевич! — остановил его Дзержинский. — У меня есть еще к вам дело личного порядка… Я знаю, что вы перегружены руководством Центральным бюро нормирования и Политсекретариатом… А как бы вы посмотрели на то, чтобы освободить вас от Центрального бюро нормирования и запрячь в воз еще более тяжелый? Прошу обдумать, не согласитесь ли вы без высоких чинов и рангов работать непосредственно рядом со мной по всем тем вопросам, которые я взял на себя, но не в состоянии сам выполнить?

Зимин молчал. Он смутно догадывался, к чему клонит нарком, но не был в этом уверен.

— Вот, например, — пояснил Феликс Эдмундович, — в связи с сессией ВЦИК я собрал интереснейший материал, напрашиваются очень важные выводы. Хотел подготовить доклад, но… зашился, абсолютно не имею времени. Я нуждаюсь в товарищеской помощи. Не подумайте, что я предлагаю вам секретарскую работу. Вовсе нет! Это был бы глубоко созидательный и плановый труд большого масштаба и вы работали бы па правах члена коллегии НКПС. Кроме государственных, у меня есть очень важные, чисто партийные поручения, и тут я тоже нуждаюсь в помощнике.

— Я все понял, Феликс Эдмундович, и согласен.

— Нет, нет, Николай Николаевич! — горячо возразил Дзержинский. — Прошу вас, не давайте мне сразу согласия, а предварительно хорошенько обдумайте. Если эта работа вам почему-либо не подходит или просто не по душе, я ни в коем случае настаивать не буду. Только одна просьба — будьте со мной совершенно откровенны.

* * *

— В приемной ждет Богданов, председатель ЦК профсоюза строителей, — доложил секретарь.

— Пригласите его.

Поздоровавшись с Дзержинским, Богданов с места в карьер стал жаловаться на инженера Борисова, который к тому времени стал заместителем наркома по технической части и ведал новым железнодорожным строительством. При этом Богданов отдаленно намекал, что Борисов-де человек не свой, до революции, мол, был высокопоставленным чином и, видимо, потому профсоюз строителей не может с ним договориться.

— О чем именно? — спросил нарком.

— Не хочет подписать коллективный договор, — ответил Богданов.

В беседе выяснилось, что речь идет о достройке в Туркестане линии Аулие-Ата — Пишпек длиной в 250 километров. Профсоюз подобрал большую партию железнодорожных строителей, но не может направить на место, так как Борисов возражает против пункта в договоре о выдаче спецодежды. Только рукавицами он согласен снабдить.

— Ну, а что делать, если на складах НКПС действительно нет спецодежды? — развел руками нарком. — Как же Борисов может подписать такое обязательство? Ведь договор надо выполнять.

— Феликс Эдмундович! Строители не мастеровые, которые работают под крышей. Они будут прокладывать линию в пустыне, под палящим солнцем, в любую непогоду. Там одежда и обувь прямо-таки горят, а купить негде.

— Верно, — согласился Дзержинский, и после некоторого раздумья добавил: — Постараюсь кое-чем помочь. Я добился у военного ведомства для железнодорожной охраны более тысячи комплектов обмундирования, правда, уже бывшего в употреблении. Так вот, половину этого обмундирования передам вам, строителям нужнее. Вероятно, также сумеем выдать 500–600 пар новых рабочих ботинок. Обувь американская, говорят, прочная. Еще Временное правительство заказало ее для железнодорожников и она лежала на таможенных складах во Владивостоке. На днях будет постановление ВЦИК о снятии с обуви пошлины, которую НКПС не в состоянии уплатить.

— Большое спасибо, Феликс Эдмундович!

— Видите, во всем винить Борисова не следует. У него, конечно, имеются недостатки, но главное — свои знания он отдает нам, большевикам. Без специалистов транспорт не восстановить и новые железные дороги не построить.

Затем Дзержинский заговорил об опасности «спецеедства».

— Не следует все время, без конца попрекать инженеров, что они были слугами капитала. Надо судить по их делам. Если стараются приносить пользу транспорту, то относиться к ним с уважением, не отталкивать, а приобщать к коллективу. Вам, профсоюзным работникам, следовало бы почаще разъяснять это рабочим и самим открыто выступать против «спецеедства».

— Мы учтем ваше пожелание, — заверил Богданов.

— Недавно я делал доклад на собрании коммунистов-железнодорожников Московского узла, — продолжал Дзержинский. — Получил много записок. В одной из них говорилось, что, мол, выгнали с Московско-Казанской дороги ее бывшего хозяина фон-Мекка, а в НКПС он снова ходит в начальниках. Записка была без подписи…

— Это казанцы беспокоятся, — проронил Богданов.

— Конечно, они. Я и пояснил им, что фон-Мекк доверием у нас не пользуется и в наркомате не на руководящей работе, а служит в качестве консультанта. Было бы неумно не использовать его знаний, так как специалист он крупный. Инженеров же коммунистов в наркомате раз-два и обчелся. Была еще одна записка без подписи с таким вопросом: «Когда вы снимете с должности начальника нашего участка тяги, который в старое время здорово насолил рабочим?» Спрашиваю: «Кто написал записку?». Поднимается в зале коммунист из депо Москва-Сортировочная. Снова спрашиваю; «А что этот инженер и теперь „солит рабочим“?» Отвечает: «Нет, куда ему, теперь у него руки коротки». Задаю еще вопрос: «Кто вы по специальности?». «Я, — говорит, — паровозный машинист». Тогда заявляю: «Я согласен снять этого инженера с должности, если вы, товарищ, согласитесь занять его пост начальника участка тяги. Справитесь?». А он отвечает: «Что вы, товарищ Дзержинский, у меня грамотешки совсем чуть-чуть». Тогда я попросил участников собрания, чтобы подняли руки те, кто согласен занять эту должность. Никто руки не поднял. «Если никто из вас не согласен, — объявил я, — подождем пока снимать этого инженера». В заключение призвал коммунистов учиться на курсах, в рабфаках — овладевать техникой.