Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона

• Название: Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
• Автор: Дэвид Ротенберг
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45140-1

Когда произносятся два пророчества одновременно, чтобы второе воплотилось в жизнь, первому надо помочь исполниться.

Вот пророчество Первого императора Китая, произнесенное им перед Тремя Избранными на Священной горе: «Нашу страну ждет Эпоха Белых Птиц на Воде. Она ознаменует начало Тьмы, а конец Тьмы и возрождение ознаменует Эпоха Семидесяти Пагод»…

Шанхай на рубеже веков. В многомиллионном городе переплелись жизни трех выдающихся семей бизнесменов, авантюристов, преступников. Но двадцатый век — время великих ожиданий и грандиозных перемен. Что принесет он им? Обретут ли они богатство? Найдут ли любовь?

Исполнится ли пророчество императора? Пробудится ли дракон?

---

«Только безумец, — писал он, — мог казнить тысячи конфуцианских ученых и сжечь все их книги».

Конфуцианец вновь перечитал самую первую запись в книге, в которой превалировали сомнения относительно Бивня и задач, поставленных перед Троими Избранными. Заканчивалась она вопросом: «Но почему Первый император никогда не причинил вреда мне и не приказал сжечь мои книги?»

«Потому что ему было все равно, — подумал Конфуцианец, листая книгу. — Мы невидимое течение, движущееся под фундаментом государства, к нам нужно относиться с уважением, так как в противном случае рухнет все здание».

Конфуцианец пролистал книгу до того места, где начинались чистые страницы, и, затаив дыхание, опустил кисточку в углубление с чернилами на камне для письма. Он будет и дальше поддерживать Договор Бивня, как и все его предшественники, но только при условии, что Договор снова сделает конфуцианцев нужными Китаю. Нет, даст конфуцианцам власть над Китаем!

Он подождал, пока с кисточки упадет капля чернил, а затем записал в книгу свои мысли относительно фигурок, открывшихся во втором портале Бивня, констатировав, что Человеком с Книгой определенно является именно он, отметив также важное значение, которое имеют сестры Сун.

Конфуцианец направил все свои усилия на то, чтобы получить максимум информации об этих трех женщинах. Он получал донесения из десятков различных источников. Все донесения относительно старшей сестры, мадам Чан Кайши, в один голос утверждали, что она одержима приобретательством и жаждет заполучить любой мало-мальски ценный предмет, который попадается ей на глаза. Эти свидетельства целиком и полностью подтверждали правильность полученного ею прозвища: Та, Которая Любит Деньги.

Сведения относительно младшей сестры, вдовы доктора Сунь Ятсена, свидетельствовали о ее бескорыстной добродетели. У Той, Которая Любит Китай, слово, безусловно, не расходилось с делом.

А вот расследование всего, что связано со средней сестрой, любовницей Мао Цзэдуна, выявило множество любопытных зацепок и тайных ниточек, ведущих к разгадке этой темной души. Один из осведомителей Конфуцианца писал, что его товарищ стал фаворитом Той, Которая Любит Власть. Эта дочь Суна буквально затащила его к себе в постель. Молодой человек пытался сопротивляться, но она настояла на своем, а на следующий день переспала с его братом, еще более красивым юношей. Еще трое других конфуцианцев подтверждали, что средняя дочь Суна унаследовала от матери, Инь Бао, ее ненасытные сексуальные аппетиты. И было еще одно странное донесение. Его автор утверждал, что собственными глазами видел, как посреди ночи эта женщина выскользнула из дома, забралась в лодку и направила ее в сторону Пудуна, где обосновались бандиты, пираты и беспринципные лекари, промышляющие абортами.

Конфуцианец неподвижно сидел и ждал, пока разрозненные кусочки информации выстроятся в единую картину. Средняя дочь Суна, являющаяся в настоящее время любовницей Мао Цзэдуна, обладает ярко выраженной сексуальной агрессивностью и нуждается в могущественном воине в качестве союзника. Может ли он использовать дочь Суна, чтобы оседлать этого воина, который привезет его к славе?

Все конфуцианцы были готовы действовать, кроме того, он мог рассчитывать на поддержку со стороны Троих Избранных, разумеется не раскрывая им своих истинных планов. Пришло время привести план в действие.

Он взял кисточку и написал записку молодому конфуцианцу, внедрившемуся в среду коммунистов. Затем начал тщательно одеваться. У него была назначена важная встреча с мадам Сунь Ятсен — Той, Которая Любит Китай.

Конфуцианец посмотрел на спящих сыновей. Чуть ли не с того самого дня, когда родился младший, он был уверен, что именно этот сын станет его преемником, и потому настоял на том, чтобы мальчик учился с младых ногтей. К девяти годам тот уже знал основные каноны конфуцианства и мог свободно изъясняться на английском языке и кантонском диалекте. Скоро, когда конфуцианцы будут править Китаем, этот мальчик займет место возле него.

Продолжая одеваться, Конфуцианец прокручивал в голове сложившуюся ситуацию. Убийца все еще находится в Нанкине, где, согласно нашедшим подтверждение слухам, было наконец создано убежище. Цзян занята своими борделями, которые нужно приспособить к вкусам японцев. Это задача не из легких, и у нее уже не раз происходили стычки с властями.

— Хорошо! — произнес Конфуцианец со злорадством, которое неизменно удивляло его, когда звучало в голосе кого-то другого.

Покончив с утренним туалетом, он расправил плечи. Сегодня будет хороший день — и для Китая, и для конфуцианцев.

Проходя мимо поста с японскими солдатами, Конфуцианец низко поклонился. У него не было ни малейшего желания заявиться на важную встречу избитым и в крови. Японский часовой небрежно махнул рукой, веля ему убираться. Шагая по улице, он чувствовал, что за ним идут все остальные конфуцианцы. Идут навстречу уготованной им судьбе.

Из записной книжки Сказителя

Только во снах возникают легенды.

Из снов о власти выползают чудовища;

Из снов о справедливости появляются монстры.

Самообладание прекращает кошмары, но вместе с ними — и сон.

Ты станешь преследовать меня, пытаясь загнать,

Но я живу внутри твоих кошмаров и зажигаю свет,

Что показывает тебе морду монстра, глядящего из зеркала

В твоей спальне.

Приходит второй рождение.

Я ощущаю его ледяной приход —

Из тающего весеннего снега

Или пепла сгоревшей человеческой плоти.

Но что за дитя появится от такого рождения?

Огонь очищает путь для грядущей чистоты.

Или для грядущего ужаса.

Сказитель поднял глаза от написанного и повторил вслух:

— Или для ужаса.

Ветер подхватил слова с его губ и понес их на запад, по направлению к морю. Жаркие лучи летнего солнца падали ему на плечи, но не согревали. Конфуцианец ощущал, как приближается нечто, приближается издалека, и знал, что это такое.

Когда он потянулся за кисточкой, его рука дрожала.

Идя по оживленным улицам Шанхая, Конфуцианец снова и снова прокручивал в памяти те оскорбления, которые ему и его единомышленникам пришлось вытерпеть от Города-у-Излучины-Реки. Как конфуцианцев лишили положения в обществе, как их познания в области классической литературы перестали хоть что-нибудь значить. Огромный интеллектуальный багаж, полученный ими за годы научных исследований, не значил для обитавших здесь торгашей ровным счетом ничего. Здесь теперь ценились лишь газетные щелкоперы и фотографы. Торговцы предпочитали платить куртизанкам, а ученые голодали и подвергались осмеянию, когда требовали то, что веками по праву принадлежало им. Он думал о том, что Мир Цветов, придуманный некогда одним из ученых, теперь стал местом обитания смазливых шлюх, а в его романтическом соцветии звучал грубый смех и царил грязный секс, мало чем отличающийся от спаривания на ферме, когда бык покрывает корову.

Он обогнул нищего и нырнул в прохладу, царившую под причалом. Здесь тоже не пахло покоем — разве можно было найти покой в этом ужасном месте? Но, по крайней мере, тут не было сутолоки. Он сел, прижался лбом к влажным доскам и задумался о том, что делать дальше.

Настало время навестить могилу мученика в Пудуне, чтобы принести благодарность и тщательно обдумать следующие действия. Каждый Конфуцианец рано или поздно приходил на могилу, когда ему предстояло совершить какой-то важный шаг. Ее местонахождение являлось тайной, известной лишь Конфуцианцу, входящему в Договор Бивня, и, когда наступало время, он передавал ее своему последователю. Конфуцианец услышал громкое гудение возле головы, выбросил руку в сторону и поймал большую стрекозу. Ощущая, как в его ладонях бьется жизнь, он улыбнулся, а затем сунул насекомое в нагрудный карман рубашки и застегнул пуговицу.

«Хороший знак, — подумалось ему. — Очень хороший знак».

Он поднялся и вскоре уже влился в плотную толпу пешеходов, двигавшуюся по Бунду в направлении улицы Бэйцзин Лу. На углу он увидел писца, строчившего под диктовку неграмотного работяги. Видимо, тот решил послать письмо в родную деревню. Конфуцианец громко откашлялся. Писец поднял глаза на Конфуцианца и попытался прогнать его взмахом руки и смачным плевком под ноги.

Конфуцианец с трудом сдержал гнев. Писцы, как никто другой, должны были почитать конфуцианцев.

«И они будут! — пообещал он себе. — Кто как не конфуцианцы научили этих дебилов читать и писать?» Он запомнил лицо этого человека, наступил на плевок, чтобы втоптать проклятье в землю, и сказал: