Юрий Нестеренко - Приговор

• Название: Приговор
• Автор: Юрий Нестеренко
• Жанр: Научная Фантастика

---

будут штурмовать?

— Если Ришард — или кого он там поставил командовать южной армией -

не совсем идиот, то не будут, — подтвердил я. — Менее всего им нужно

сейчас угробить свое преимущество, разбив лоб о лемьежские стены.

— Вот и я так думаю, — с серьезным видом полководца, одобряющего

мнение своего генерала, кивнула Эвьет. Конечно, она не училась военной

науке, но элементарную логику никто еще не отменял (хотя, впрочем,

многие пытались). — Следовательно, мы здесь будем в безопасности. Но в

то же время в безопасности будет и Контрени.

— Он, вероятно, теперь почти все время будет проводить со своими

солдатами.

— Это плохо, — спокойно согласилась Эвелина. — Зато он уже никуда

не денется из города, а это хорошо.

— Но и мы не сможем покинуть город. Мне бы не хотелось оставаться

здесь, если городская стража станет расследовать обстоятельства его

смерти.

— Думаю, двенадцатилетняя девочка будет последней, кого они

заподозрят, — улыбнулась Эвьет. — Не волнуйся, Дольф. Я ведь дала тебе

слово, что сначала посоветуюсь с тобой. Объясни мне лучше, как делается

мазь для заживления ран. Давно ведь обещаешь.

— Да вот все хочу поискать пару недостающих трав, а у нас в

последние дни все нет такой возможности. Но, пожалуй, сейчас мы как раз

можем этим заняться. С башни я заприметил парочку подходящих оврагов;

то, что нам нужно, часто растет на влажных склонах… Поехали?

— Мы ведь вернемся? — строгим тоном уточнила Эвьет.

— Да.

— Тогда поехали.

Мы беспрепятственно выехали из города и, пренебрегая дорогами,

поскакали в сторону реки. Лазить по оврагам и болотистым низинам

пришлось несколько часов, но в конце концов я все-таки нашел то, что

искал. Усталые и разгоряченные после всех этих карабканий по

пересеченной местности, мы, наконец, выбрались наверх к поджидавшему нас

Верному, критически осмотрели друг друга (я вытащил несколько репьев из

волос Эвьет, а она стерла грязь с моей щеки) и не спеша поехали обратно

в Лемьеж, наслаждаясь успехом экспедиции и теплым золотистым покоем

летнего вечера.

Покой, однако, закончился уже на подъезде к городу. За считанные

часы ситуация здесь разительно переменилась. Дороги, ведущие в Лемьеж, в

особенности восточная и северо-восточная, были забиты беженцами. Иные

брели пешком, таща котомки и торбы, а то и сгибаясь под целыми мешками

вынесенного из брошенных домов скарба, другие вели нагруженных ослов

(нередко, впрочем, главным грузом на спинах животных, а то и на плечах

идущих, были дети), самые удачливые ехали верхом или на подводах,

запряженных мосластыми крестьянскими лошаденками, мулами или тощими

волами. Все эти люди, прибывавшие к воротам Лемьежа одновременно,

отправились в путь в разное время и преодолели разное расстояние. Дольше

всех, очевидно, в дороге находились всадники — лишь они могли успеть

проделать путь от самой границы и, соответственно, повидать врага

непосредственно (хотя, возможно, среди них были и те, кого накануне

спугнул отряд Левирта). Проезжая вестниками беды через деревни и села,

они вспугивали все новых и новых беженцев, заставляя тронуться в путь и

владельцев подвод, и пешеходов. Впрочем, практически все, кого мы

увидели у ворот, выглядели одинаково усталыми, потными, пыльными и

злыми. Заторы у стен объяснялись просто — тем самым хитрым устройством

проходов в город, которое должно было затруднить штурм и которое,

однако, затрудняло теперь въезд повозок, особенно длинных. В лучшем

случае они проезжали внутрь с черепашьей скоростью, в худшем застревали,

и тогда их владельцам приходилось сдавать назад, криком и бранью

разгоняя тех, кто уже напирал следом, выпрягать животных, проводить их

внутрь, затем, задрав или выдернув мешающие оглобли, закатывать свою

телегу в город вручную. Понятно, что все это сопровождалось жуткой

руганью и самих виновников задержки, и тех, что в нетерпении ждали своей

очереди, и стражников, пытавшихся навести хоть какой-то порядок; ржали

кони, кричали ослы, мычали волы, щелкали бичи, громко и надрывно плакали

дети — в общем, какофония стояла чудовищная. Вскоре в нее врезался новый

вопль: у какой-то беременной бабы, пришедшей пешком, в результате всех

нагрузок начались роды. Ее оттащили на обочину и оставили там без всякой

помощи. Двое ее детей, примерно семи и пяти лет, стояли рядом и смотрели

на мать круглыми от ужаса и растерянности глазами. Я брезгливо

отвернулся. Принимать роды я не умею, и учиться не собираюсь. Я уже

говорил, что вообще не люблю детей, а уж младенцы вызывают у меня

совершенно непреодолимое отвращение.

С точки зрения отвлеченного наблюдателя, все, что творилось вокруг,

могло показаться странным — люди сами изо всех сил старались попасть в

мышеловку, зная, что она вот-вот захлопнется. Но обреченный на осаду

Лемьеж действительно выглядел куда более безопасным местом, нежели

свободные просторы вокруг, где вскоре будут рыскать летучие отряды

йорлингистов, не сдерживаемые никем и ничем. Мы поехали было вдоль

городской стены от восточных ворот к южным, в надежде, что с юга наплыва

беженцев нет, но и там застали ту же картину, ибо не одни мы оказались

такими умными. Какой-то аристократ на породистом белом жеребце,

вынужденно затесавшийся в общую толпу, размахивал мечом и визгливо орал,

что порубит чертово тупое мужичье на куски, если его немедленно не

пропустят, но мужичье не оказывало ему никакого подобающего почтения и

либо отлаивалось в ответ, либо вовсе игнорировало его вопли. Я был

уверен, что он не осуществит свою угрозу, боясь не столько закона

(который посмотрел бы на подобное сквозь пальцы), сколько мести

разъяренной толпы. Действительно, на наших глазах какую-то телегу,

которую ее владелец, вынужденный выпрячь двух мулов, все никак не мог

стронуть с места, семь или восемь мужиков своротили набок с дороги,

вывалив весь скарб на землю, а хозяина, пытавшегося протестовать,

повалили в пыль и принялись мутузить ногами с такой яростью, словно это

он был виноват в поражении армии и наступлении неприятеля. Жена

избиваемого в голос причитала и заламывала руки, но не пыталась как-то

более действенно защитить мужа. Что самое смешное — если бы вершители

расправы употребили свою энергию, хотя бы даже четверть ее, не на это, а

на то, чтобы помочь застрявшему — и его, и, наверное, их телеги уже были

бы в городе. Но такая мысль, очевидно, даже не приходила в их головы.

Мне стало не по себе при мысли, что сделала бы эта толпа с

Эвелиной, да и со мной заодно, если бы узнала, кем является моя спутница

на самом деле. Но, конечно, узнать это беженцам было неоткуда. Проведя

среди всего этого гвалта и вони почти час, мы, наконец, проехали в

город.

Внутри Лемьежа порядку было несколько больше. Городские стражи,

охрипшие от крика и раздающие зуботычины налево и направо, разворачивали

подводы в боковые улицы окраин, не пуская их в центр с его узкими

улочками, который эти телеги закупорили бы наглухо. Соответственно,

ближе к центру, где располагалась наша гостиница, было поспокойнее, но,

конечно, перемены чувствовались и здесь. В трапезной зале, куда мы

отправились поужинать — здесь обслуживали не только постояльцев

гостиницы, но и всех желающих — только и разговоров было, что о войне, а

цены на еду за минувшие несколько часов успели взлететь втрое, и я

понимал, что это отнюдь не предел.

Поднявшись наверх и плотно затворив дверь, я ощутил себя, словно

путник, весь день шагавший под палящим солнцем и наконец-то вошедший в

прохладную тень — столь приятно было после всего этого шума окунуться в

тишину. Немного передохнув, мы с Эвьет все же занялись приготовлением

мази и закончили уже при свече, когда за окном совсем стемнело. Я задул

свечу, мы пожелали друг другу спокойной ночи, и, не знаю, как Эвелина, а

я заснул, едва коснувшись подушки.

Когда я проснулся, Эвьет уже стояла у окна, глядя во двор.

— Какие новости во внешнем мире? — осведомился я.

— Прибыли еще несколько рыцарей, — сообщила девочка. — Наверное,

последние, кому удалось выбраться из той долины. Доспехи побиты, у

одного рука перевязана, у другого голова. А простым постояльцам, похоже,

снова приходится потесниться.

Я представил себе царящую внизу атмосферу очередного скандала и