Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма

• Название: Ночной корабль: Стихотворения и письма
• Автор: Мария Вега
• Издательство: Водолей
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009

Среди поэтов "первой волны" эмиграции - в плеяде Бунина, Ходасевича, Георгия Иванова, Одоевцевой и других - легче всего было "затеряться" тем, кто по каким-либо причинам вернулся в СССР: если эмигранты не могли этого простить Цветаевой, то что говорить о поэтах не столь известных... Среди "затерявшихся" - Мария Ланг, урожденная Волынцева, взявшая псевдоним "Мария Вега", издавшая в эмиграции три сборника стихотворений, не такой уж малой ценой вернувшаяся на родину и дожившая свой век в городе на Неве. Настоящее собрание стихотворений Марии Веги дополнено ее письмами к поэту Светлане Соложенкиной.

---

– Мне скучно, бес.

– Что делать, Фауст…

Мне скучно, бес. Встает рассвет,
И за окном привычный гомон.
В немытых стеклах день изломан
Над городом, где счастья нет.

Всё те же серые дома,
Скорбь прокаженного квартала,
Где я жила, где я устала,
Где я давно сошла с ума.

Смотрю в окно. На мостовой
Дождя невысохшие пятна…
И мне до ужаса понятна
Одна голгофа: быть живой.

1932 БУБЛИЧКИ

Нас было четверо –
Четыре ветра
Со всех концов земли.
На плоской крыше
Ковры, фонарик,
И где-то,
Над жертвенником сумрачной горы
Потушенная свечка – кипарис.
Первый сказал: В Испании
Цикады и кастаньеты,
У звезд – глаза Донны Анны
И в поцелуе – лето.

Второй сказал: В Абиссинии
Мой добровольный плен.
Пронзительны ночи синие
Криком гиен.
Третий воскликнул: Красен
Мой рот от выпитых зорь.
На кубическом Монпарнасе
Бессонницей тешу скорбь.

Четвертая была – я,
С паспортом – Вся Земля.

В далеком небе
Миллионы млечных путей.
В высоком небе –
Без компаса — пролететь…
Наш несказанный жребий
В этом пустынном небе.

И не Бог, и не ночь, и не млечный путь,
И не знаю, кто? – Кто-нибудь…
И не свет, и не зов, и не срыв в грозу, –
Просто так, граммофон внизу:

– Купите бублички,
Горячи бублички,
Горячи бублички
Я продаю,
И в ночь ненастную
Меня, несчастную…

Где?.. Где?.. Припомните, где так поют?

Там, на площади, – огонек.
Там, на паперти, снег залег.
Там – вся правда, но путь далек…

1929 * * *

Я пришла к неизвестной стране,
И зажглись над моими путями
Золотые плоды в вышине,
Как светильников желтое пламя.
Я рвала золотые плоды
С запрещенного дерева знаний.
Между листьями очи звезды
Зеленели в вечернем тумане,
Зеленела и пела река
Сквозь высокие заросли мяты…
Эта роща как призрак легка,
Эти травы никем не измяты.
Только странная музыка сфер
С каждым часом святей и премудрей,
А под деревом спит Люцифер,
Разметав непокорные кудри.

1929 ВЕДЬМА Венок Сонетов 1

Есть в памяти причудливый узор,
И голос прошлого звучит невнятно.
Так на поверхность дремлющих озер
Бросает месяц призрачные пятна.

Так жалуется ночью темный бор,
И облакам его печаль понятна,
Так роз могильных странен разговор
Над радостью, уснувшей безвозвратно.

Но я хочу мой чуткий взор склонить
К рисункам тайн, где память, словно нить.
Уводит вдаль стезями вековыми,

И будут сны до боли хороши,
Восставшие с глухого дна души,
Вечерних облаков неуловимей.

2

Вечерних облаков неуловимей
Из пропасти времен плывут мечты.
Я ворожу, я упиваюсь ими,
Жизнь отошла, и стали дни пусты,

Но те часы я назову моими,
Когда в тиши ко мне приходишь ты,
Забытый бред, с глазами огневыми,
В одежде из вечерней темноты.

И я с необъяснимою любовью
Лелею в сердце ведьм средневековья
Остроконечный головной убор,

Жилища их, где приютились совы
И в узкое окно грозит суровый
На площади готический собор.

3

На площади готический собор
Струит на плиты тень летучей мыши.
Полет луны в безумных тучах скор,
То серебрит, то омрачает крыши,

И чудится, в лицо глядят в упор
Глаза святых, таящиеся в нише.
Но что для ведьм безмолвный их укор?
Они скользнут в туман, видений тише.

Их путь далек. Он уведет туда,
Где над горой дрожащая звезда
Ресницами поникла золотыми,

Роняя в ночь алмазную слезу.
И, строгая, сама земля внизу
Стоит на страже с мертвыми святыми.

4

Стоит на страже с мертвыми святыми
Часовен и церквей гранитный лес.
Но дремлет тайна вечная над ними
В пустыне недостигнутых небес.

Вот колокол, благословленный в Риме,
Конец провозгласил последних месс,
И первыми тенями голубыми
Окутанный портал внизу исчез.

Резные скрылись в сумерках ворота
И мудрых дев померкла позолота,
А наверху вели немолчный спор,

Щетинились изогнутые спины…
О чем рыдает этот вой звериный?
Что говорит химер тревожный взор?

5

Что говорит химер тревожный взор?
Какая боль в нем судорожно бьется?
О, вырваться, умчаться на простор!
Пусть их полетом воздух содрогнется,

Заблещет свет, вставая из-за гор,
И на луга пустынные прольется…
Тогда победно взвоет вольный хор
И пасть горгоны Богу улыбнется.

Но улететь из плена им нельзя:
Собор сковал и сторожит, грозя
Святителями древними своими…

Последний стон умолк, и в тишине
Неясный шорох смутно слышен мне:
Чье шепчут камни призрачное имя?

6

Чье шепчут камни призрачное имя?
Каких шагов на плитах слабый след?
Не здесь ли переулками глухими
Прошел дозор, прицелив арбалет,

И в домике с решетками резными
Испуганно погас дрожащий свет…
Острее, память! Звуками ночными
Пьяна душа сквозь дым умерших лет.

Ведь этот миг недавний. Он вчерашний.
Когда ударил колокол на башне, –
На двери лег грохочущий затвор.

Жаровня… Тени… Голос заклинаний…
Скорей, ко мне, толпа воспоминаний! –
И вот, в мечте – нежданный метеор.

7

И вот в мечте нежданный метеор:
Нет никого на площади безлюдной,
Закрыты ставни, спит зеленый двор…
Подходит миг торжественный и чудный.

Так во дворец крадется хищный вор,
Прислушиваясь к ночи беспробудной…
Насторожилась ведьма (до сих пор
Не чужд мне взгляд, от счастья – изумрудный).

Но эта площадь! Старый этот дом!
Мне каждый камень горестно знаком,
Как милый лик с морщинами родными.

Сюда вела суровая судьба.
И много раз у черного столба
Сверкнул костер в волнующемся дыме.

8

Сверкнул костер в волнующемся дыме,
И едко пахнет горькая смола.
Вот туча в небе медленно прошла,
Заплакала слезами дождевыми.

Но женщина горит! Она светла,
С губами красными, еще живыми,
И боль ее всегда моей была,
И чем старей, тем будет нестерпимей.

Вокруг костра монахи грустно пели,
И королевский паж, бродя без цели,
Влачил свой плащ лазоревый в пыли.

А над костром, заломленные в муке.
Горя, чернели связанные руки.
И я узнала: здесь меня сожгли.

9

И я узнала: здесь меня сожгли
За то, что я всю жизнь была крылата,
Читать умела письмена земли.
Из мудрых трав варила ароматы.

Чтоб мой полет увидеть не могли.
Качал туман серебряные латы,
И бережно стерег меня вдали
Петух зари, взывающий трикраты.

Доверчиво ко мне ласкались звери.
Мои ковром завешенные двери
С бубенчиками жабы стерегли,

И старый филин плакал от обиды,
Когда меня под пенье панихиды,
Вдоль серых улиц, в рубище влекли.

10

Вдоль серых улиц, в рубище, влекли
На смех толпе и женщинам в острастку.
За мной козлов и карликов вели,
И прыгал шут, надев свиную маску.

У пристани теснились корабли,
И пальцы мачт чертили в небе сказку:
Они гостей заморских привезли
Смотреть на суд и страшную развязку.

Я палача заметила едва.
В его руке – улики колдовства:
Мой амулет и корешок алоэ.

Он над толпой угрюмо их простер
И положил на вспыхнувший костер
С веретеном и черною метлою.

11

С веретеном и черною метлою
Расстаться до конца не суждено.
Взлетел огонь червонною стрелою,
И глухо сердце падает на дно.

Теперь, когда приблизилось былое,
Мне памятно до ужаса одно:
Как над костром, подернутым золою,
Вскипает кровь и пенится темно.

Но даже смерть моя была бесслезной
И тайну тайн, и радость ночи звездной
Я сберегла, в тайник души сложив

Сквозь рев огня, в его палящем танце,
Сгорев дотла в сверканья и багрянце
И через семь столетий вновь ожив.

12

И, через семь столетий вновь ожив.
Я вижу – травы расцветают те же,
Угадываю, слух насторожив,
Как месяц в небе расставляет мрежи…

Давно глаза усталые смежив,
Уснул закат. Огни в домах всё реже
Но страшно мне. Как будто сумрак лжив
И перестал быть другом ветер свежий.

Верни мне, ночь, минувших новолуний
Сверкание, полет и смех колдуний!
Но память угасает, изменив,

Потеряно завещанное слово.
Нет больше чар… И. жалобная, снова
Я здесь грущу, мое лицо склонив.

13

Я здесь грущу, мое лицо склонив.
Бескрылою, подстреленною птицей.
За гранью смерти в вечность обронив
Из памяти страницу за страницей.

Порыв плечей беспомощных ленив;
Не мне играть с лукавою зарницей.
Когда к звезде, над сонной ширью нив.
Уходят духи светлой вереницей.

Всё потеряв и вновь не обретя.
Молчу в тени, небрежно шелестя
Над вышивкой усталою иглою,

И пристально глядит в окно мое
Соборной башни острое копье,
По-прежнему печальное и злое.

14

По-прежнему печальное и злое
Стекло зеркал колеблет мой двойник,
Всё так же над истлевшей каббалою
Двенадцатый удар часов поник.

Боясь пробить, но пряною смолою
Не закипает вещих трав родник,
И съежились на старом аналое
Страницы никому не нужных книг.

Нет ничего… И, пленная отныне.
Чужая всем, как пилигрим в пустыне,
Терплю веков сметенных приговор…

Так я живу, обманутой и нищей.
Но, словно дым на темном пепелище,
Есть в памяти причудливый узор.

15

Есть в памяти причудливый узор
Вечерних облаков неуловимей:
На площади готический собор
Стоит на страже с мертвыми святыми.

Что говорит химер тревожный взор?
Чье шепчут камни призрачное имя?
И вот в мечте нежданный метеор –
Сверкнул костер в волнующемся дыме.

И я узнала: здесь меня сожгли.
Вдоль серых улиц в рубище влекли
С веретеном и черною метлою,

И, через семь столетий вновь ожив,
Я здесь грущу, мое лицо склонив,
По-прежнему печальное и злое.

1933

МАЖОР В МИНОРЕ