Юрий Федосеев - Романовы. Век первый

• Название: Романовы. Век первый
• Автор: Юрий Федосеев
• Жанр: История

Имя Юрия Григорьевича Федосеева занимает достойное место в содружестве пишущих на исторические темы. Книги его расходятся тотчас по выходу из печати.

Очередное его произведение «Романовы. Век первый» — о рождении новой российской династии в тяжелейшее для страны время раскола и Смуты, о преодолении «великого московского разорения». Через многие внешние и внутренние невзгоды Романовы XVII века — от юного Михаила до взрослеющего Петра — вели государство в «блестящий» для России XVIII век.

Вашему чтению будут сопутствовать увлеченность автора, его добрая память к истории Родины.

---

Или, быть может, он по своей прихоти, без достаточных оснований, сослал в Кириллов монастырь «благонравного» князя Ивана Хворостинина? Если бы! Если бы этот князь в недалеком прошлом не был подручником Лжедмитрия I, если бы он не был сторонником католицизма, запрещавшим своим холопам посещать церковные службы, если бы он не презирал все русское и не заявлял, что «в Москве нет достойных людей, что все они глупы и не с кем поговорить»… Да и на какое отношение этот высокомерный человек мог еще рассчитывать в православной монархической стране? Кстати, через некоторое время «вольнодумец» покаялся и был прощен.

В числе подвергшихся опале называют еще таких влиятельных лиц, как боярин Афанасий Лобанов-Ростовский, царский тесть Владимир Долгорукий и князь Дмитрий Трубецкой, сосланных соответственно в Свияжск, Вологду и Тобольск, но сосланных не для отбывания наказания, а в качестве городских воевод. Их просто удалили из Москвы, чтобы они не могли влиять на решения молодого царя.

Несправедливо?

Может быть. Но за долгих 14 лет правления Филарета других «мучеников его режима» историки так и не нашли.

Если сравнивать Великого Государя Филарета с другими правителями, то он вполне мог бы заслужить звание «Гуманнейший и Справедливейший», ибо смена главы государства во все времена и у всех народов сопровождалась и сопровождается приходом новых царедворцев, новой «команды». Обычная практика. Сотни, тысячи, а то и десятки тысяч людей безвинно подвергались опалам при смене монархов, а тут — всего-то пять человек.

Представляется, что ученые мужи прошлого и настоящего априори не могут — или не хотят — согласиться с тем, что воспитанный мамкой Михаил, возведенный в шестнадцатилетнем возрасте на царство, не блещущий здоровьем и силой воли, смог «не только вывести страну из кризиса, но и укрепить ее, создав условия для более быстрого развития». Нас все время пытаются убедить, что все за него решали сначала мать, а затем отец, но ничего конкретного, сделанного лично ими, нам не называют. Так почему же Михаилу удалось вытащить Россию из анархии и разрухи: благодаря какому-то «тайному советнику царя», счастливому стечению обстоятельств, провидению Божьему? Не будем все это скидывать со счетов. Но почему бы нам не задаться вопросом: а может быть, Михаил Федорович и сам чего-нибудь да стоил?

Оказывается, стоил, и об этом достаточно убедительно свидетельствуют последние одиннадцать лет его царствования, в течение которых он сделал столько, что любой правитель мог бы этим гордиться. Взять хотя бы его мероприятия по внедрению на территории Московии европейских промышленных технологий. Начали, конечно, с утопических проектов — с поиска золота и серебра в Московском и Тверском уездах, но остановились на вполне реальной добыче меди в районе Соликамска и железной руды под Тулой. Затем понадобились медеплавильщики и железоделатели. Их пригласили из протестантских стран Европы. В 1632 году голландский купец Виниус и присоединившийся к нему Марселиус приступили к созданию литейного производства в Туле, где они с помощью русских мастеров в массовом порядке начали отливать пушки. Через несколько лет другой голландец, Филимон Акем, получил разрешение на строительство железоделательных заводов по рекам Шексне, Костроме, Ваге с правом беспошлинной торговли в течение 20 лет. Шведский предприниматель Коэт получил разрешение от московского правительства на создание стекольного производства, а некий иноземец Фимбрандт — на возведение в поместных и вотчинных землях мельниц и сушилок для выделки лосиных кож.

Для оживления торговли и пополнения царской казны были сделаны и некоторые послабления для западных купцов. За 600 000 больших ефимков, выплачиваемых в казну ежегодно, голштинские купцы получили право свободного проезда через Московию для прямой торговли с Персией и Индией. Причем корабли они должны были строить в Московии, лес покупать у царских подданных, плотников нанимать из местных «охочих людей» с условием, чтобы корабельного мастерства от них не таили. Помимо прямых выплат в казну этот договор предусматривал и поступление на внутренний рынок необходимых товаров как из Европы, так и из южных стран.

Оптовую торговлю в Московии вели и другие купцы: англичане, голландцы, датчане, немцы, шведы. Царя окружали иноземные доктора, аптекари, переводчики, часовых и органных дел мастера. Всего же в Москве во времена Михаила Федоровича проживало около тысячи протестантских семей. Следует сказать, что современники были не в восторге от иностранцев, которые вели себя высокомерно, доставляя коренному населению массу неприятностей, материального ущерба и даже физического насилия.

Народ роптал на них, просил управы и защиты, но вот тут-то и определилось, кем для своих подданных был царь Михаил: отцом родным или расчетливым хозяином в своем имении. Оказалось, и тем и другим одновременно. Сохраняя льготы иностранцам и лишая русских монопольного права на торгово-промышленные операции, он заставлял местных купцов-предпринимателей выживать в условиях конкуренции, перенимать у иностранцев их знания, навыки и опыт. Но все-таки хозяин в нем пересиливал. Когда появлялась возможность выжать максимальную прибыль из своих подданных, он не останавливался и угрызениями совести не терзался. Это проявлялось, как мы уже говорили, в учреждении казенных кабаков, спаивающих население; в установлении государственной монополии на торговлю льном и закупку селитры, обирающей производителя за счет занижения закупочных цен; в введении откупов на разного рода услуги и ремесла, вздувающих цены на них.

Потеряв земли и доходы на западе и северо-западе, Михаил Федорович активно осваивал просторы Восточной Сибири и Дальнего Востока, направляя туда стрельцов, казаков, переселенцев, ссыльных и… невест для холостых первопроходцев. В 1625 году в Сибири, от Урала до Енисея, насчитывается лишь 14 городов и острогов, куда царское правительство назначало воевод. Но прошло каких-то шесть лет, а казаки приступают уже к освоению Байкала и Лены. В 1632 году они закладывают Якутский острог. В последующие годы русские основывают Иркутск, бороздят Охотское море и, наконец, в 1648–1649 годах Семен Дежнев совершает свое арктическое путешествие из устья реки Колымы в устье реки Анадырь, открывая тем самым морскую дорогу из Европы в Индию и Китай. Правда, это будет уже после смерти Михаила Романова, но мы-то знаем, что фундамент под эти открытия закладывался именно в его царствование. Причем не нужно думать, что эти территориальные приобретения давались легко. Здесь все шло в ход: и подкуп, и хитрость, и ложь, и коварство, и грубая физическая сила, и, как бы сейчас сказали, взвешенная национальная политика. Назначив внука Кучума, царевича Арслана, царем Касимова, московское правительство смогло нейтрализовать сибирских татар. Воинственных калмыков, изгнанных из монгольских степей, удалось обуздать — где оружием, а где и при помощи политики сдержек и противовесов. Туземцев привлекали на свою сторону умеренным ясаком, выгодами меновой торговли и гуманным отношением. И нужно сказать, что такая политика давала прекрасные результаты. Доход государственной казны от пушнины рос из года в год. Если в 1624 году он составлял 45 тысяч рублей, в 1634-м — 60 тысяч, то за следующие десять лет он вырос до 102 тысяч.

К концу царствования Михаила Федоровича Сибирь стала переходить на самообеспечение как продуктами питания, так и изделиями ремесленников, кузнецов, оружейников. По дошедшим до нас сведениям, только в Западной Сибири сельским хозяйством занималось не менее восьми тысяч крестьянских семей, вывезенных из северных районов европейской территории России.

Увеличение подвластной территории и рост населения, реальная опасность внешнего вторжения, а также регулярно происходившие бунты туземного населения и «гулящих людей» настоятельно диктовали местным и центральным властям необходимость содержания в Сибири значительных вооруженных сил. По сведениям Г. В. Вернадского, численность сибирского войска в начале 40-х годов составляла около пяти тысяч стрельцов, двух тысяч казаков и двух тысяч из числа местных жителей, преимущественно сибирских татар.

Достаточно взвешенную политику проводил Михаил Федорович и на международной арене. Мы уже говорили о его дипломатических успехах на европейском театре, позволивших ему заключить «вечный мир» со Швецией и Польшей, а также чуть ли не породниться с датским королевским двором. Теперь же обратим взор на юг. Если отношения с персидским шахом Аббасом были практически дружественными и Михаил от него даже получал денежную помощь на содержание русского войска, выступившего под Смоленск, то с турецким султаном приходилось вести более сложную игру. Находясь на пике своего могущества и тесня, с одной стороны, Балканы, Польшу, Австро-Венгрию, а с другой — Персию, султан тем не менее не хотел приобретать в лице московского царя еще одного противника и недоброжелателя. Поэтому, даже осознавая свою гегемонию в регионе, он делал все для того, чтобы не получить еще один фронт, на этот раз — северный, русский. Из соображений своей личной заинтересованности он даже отозвал крымских татар из набега на московские земли, чтобы войска Шеина, осаждавшие Смоленск, смогли нанести его врагу, польскому королю, максимальный вред. Он даже предлагал московскому царю союзный договор против Польши, но слава Богу, что он не состоялся, а то бы мы, как во времена Бату-хана, опять оказались бы в подручниках у азиатского завоевателя, врага христианского мира.