Владимир Колышкин - Исповедь летчика истребителя

• Название: Исповедь летчика истребителя
• Автор: Владимир Колышкин
• Жанр: Альтернативная история

Мой "Мессершмитт 109" подбили в небе над Англией...

---

   Джейн отвинтила крышку небольшого металлического термоса и налила мне в специально привезенную чашку дымящийся черный напиток.

   - Пей, он еще не успел остыть...

   Она села рядом. Капли дождя блестели у нее на ресницах, щеках, плащ вообще весь был мокрый. Она дрожала: и от волнения, но больше от холода. Губы у нее посинели. Но она улыбалась, подкладывая мне маленькие сухие печенья и сэндвичи с домашней ветчиной. Пища богов!

   - Один я есть и пить не стану, - сказал я. - Давай вместе...

   Это был первый совместный наш ужин. Джейн сказала, что Алиса передает мне привет. Сынишка, которого я не видел, живет у ее родителей в Дублине. Туда, в Ирландию, слава Богу, ни снаряды, ни ракеты фау не долетают. Рассказала она и о том, как ее хотели мобилизовать на авиационный завод, куда призвали очень многих женщин, но потом разумно решили, что она будет полезнее на своем месте.

   Однако скоро все темы, хоть как-то связывавшие нас, иссякли и наступило тягостное молчание. Мы еще недостаточно были знакомы, чтобы вместе молчать. И тогда я стал рассказывать разные смешные случаи из нашей лагерной жизни, из той поры, когда мы жили на аэродроме. В теперешней лагерной жизни смешных случаев я что-то не припомнил.

   Так мы просидели до позднего вечера. Мне нужно было идти на вечернюю поверку. Она оставалась ночевать здесь. В гостиницах и мотелях мест не было, их реквизировали под госпитали, и там лежали раненые. И только теперь она показала мне бумагу. Это было ее заявление к лагерному начальству, в котором она просила выделить ей двух-трех человек для работ на ферме, в связи с тем, что сама она не справляется с хозяйством, а на зиму еще не заготовлен корм для скота, не посеяны озимые. В стране не хватает продовольствия, не хватает рабочих рук, в то время как сотни и сотни крепких мужчин бездельничают за колючей проволокой. Это ходатайство было одобрено, да, собственно, подсказано местным муниципальным советом.

   - Я тебя не принуждаю, можешь отказаться... - сказала она, опустив глаза.

   - Разве я ненормальный, чтобы отказываться от жизни на ферме! Конечно, я согласен. Разреши мне взять с собой моего товарища. Хороший парень - Людвиг Бауэр. Третьего возьмешь по своему усмотрению.

   - Да не нужен мне третий... - ответила она, смеясь, потом сказала серьезным тоном: - Но день-два придется вам потерпеть. Наши бюрократы ни чуть не лучше немецких или русских. Тем более война... Нужно время, чтобы собрать на вас характеристики от лагерного начальства, согласовать вопрос с контрразведкой... Но я надеюсь на благоприятный исход для всех нас.

   Прощаясь, мы пожали друг другу руки, задержав их единение на несколько большее время, чем требовалось для такой процедуры.

   7

   Как это ни странно, но нас с Людвигом выпустили на поруки. За нас ручалась Джейн Маккели. Ручалась своим честным именем. Мы поклялись на Библии, что оставим всякие попытки к побегу. Я уточнил: побега с фермы. Если меня переведут в другое место, клятва теряет силу. "Олл райт, - сказал старший констебль Сполдинг. - Но все равно, парни, я за вами буду внимательно наблюдать, уж не взыщите. Война!"

   Мои отношения с Джейн носили довольно двусмысленный характер. И мы оба это понимали. Где-то, может быть, в подсознании ей хотелось более тесного сближения со мной. То есть того, что англичане называют "To sleep together" ("спать вместе") - этот эвфемизм означает - заниматься любовью, причем более-менее регулярно. Мне, и без всякого "может быть", тоже хотелось этого. Но я отчетливо представлял себе, как она отреагирует на попытку такого сближение на уровне сознания. Даже без скидки на то, что женщина, с точки зрения мужчины, - существо противоречивое, алогичное. Лучше сказать, импульсивное. Причем, никогда не скажешь наверное, с какой стороны придет этот импульс. Так вот. При такой попытке с моей стороны, она может закричать, ударить меня, даже убить. Все это заставит ее делать заложенная с детства программа "порядочного поведения", где уважение к памяти покойному мужу стоит не на последнем месте. Такая же этическая программа работала и в моем мозгу. Чтобы исчезли все препятствия с нашей дороги к друг другу, нужно время. Время, чтобы я перестал быть здесь чужаком, более того - врагом. Время, чтобы в душе Джейн закрылась рана от потери мужа. Всему свое время. Коротко говоря, время объятий еще не наступило.

   - Ты бы хотел здесь остаться? - сказала Джейн и торопливо поправилась: - У нас в стране...

   Был чудесный теплый день, может быть, из последних в этом году. Мы отдыхали на сене, сметанном в стог наполовину. Я кусал горьковатый кончик травинки, глядел в синее-синее небо. Я промолчал.

   - Ты тоскуешь? Хочешь летать? - она провожала глазами маленькое облачко, ползущее на запад. - Говорят, летчик не может не летать. Иначе он затоскует и умрет, как птица в клетке. Это правда?

   - У тебя бывает такое чувство, будто ты разрываешься на части? - спросил я. - Одна половинка души хочет одно, другая...

   - Конечно. У меня теперь всегда такое состояние. Раньше я точно знала, чего хочу, раньше так все было просто, то есть, разумеется, не просто... но понятно. А теперь... Эта проклятая война когда-нибудь всех нас погубит... Скажи, как все сложится? Ведь ты все знаешь наперед.

   - Будет большая война. Все страны втянутся в нее... И когда покажется, что спасения уже нет, наступит перелом. Фашистов разобьют, наступит мир. Страны запада восстанут из пепла как птица Феникс, обретут небывалое могущество... А та страна, чей вклад в войну будет едва ли не решающим, начнет потихоньку разлагаться, прогнивать, распадаться на части, чтобы в конце концов части эти обратились в прах...

   - Судя по тону твоему, ты имеешь в виду свою страну?

   - Я все пытаюсь понять, чем вы таким особенным отличаетесь от нас?

   - Чтобы это понять, надо стать британцем.

   - Ты хорошая женщина. Но я хочу домой.

   - Я понимаю твои чувства и кое-то сделала для тебя в этом направлении... Я связалась с сослуживцем мужа Конрадом Чеширом, полковником авиации. У них не хватает пилотов, а ты хочешь летать... Ты осознал, что фашизм - зло...

   - Глупенькая, я всегда это знал. Просто у меня были свои мотивы.

   - А теперь?

   - И теперь я за вас не буду воевать.

   - Почему?

   - Не знаю. То есть я, безусловно, за демократию, но это не значит, что я за вас буду воевать. Видишь ли, из правого легко сделаться неправым. А вот обратная дорога - ох, как трудна. Вы будите гордится своими успехами, и не без основания... Вам покажется, что вы всегда правы... И тогда вы понесете людям зло, даже сами того не замечая. Вот я против чего. Если мне предложат место пилота в английской эскадрильи, я приму предложение. Но вылет мой будет без возврата.

   Она очень долго молчала. В душе ее происходила жестокая борьба, это отражалось на ее лице. Из битвы она вышла тяжело травмированной морально.

   - Хорошо, я помогу тебе, - сказала Джейн, не до конца веря своим словам. - Хотя мне не легко будет лгать. Если бы ты знал, какая для нас это мука. Извини, - спохватилась она, - для вас, разумеется, тоже... Просто ты поставлен в такие условия, что иначе нельзя...

   - У нас сейчас уже, наверное, снег выпал... Знаешь, почему еще я хочу вернуться? Потому что я попал сюда не по своей воле. Человек не любит насилия. Вот если нам удастся усовершенствовать виртуальный шлем... Примешь гостя?

   - Я буду ждать тебя... - ответила Джейн.

   8

   Я уже говорил о том, что этот маленький мир в чем-то очень прост. Люди жили просто и просто умирали. И вопросы решали просто. Вся эта глупая и, возможно, кровавая пачкотня со снятием часовых и героическим захватом самолета для побега, поначалу рисовавшаяся в моем воображении, слава Богу, не реализовалась. Меня приписали к эскадрильи, которой командовал Конрад Чешир. За глаза его называли Чеширским котом. В основном звали его так из-за фамилии и каждому англичанину понятную ассоциацию, а еще за мягкую походку и добродушную физиономию с небольшими усиками шнурочком. Впрочем, тонкие усы в ту пору носили многие. Чешир проявлял самостоятельность, порой излишнюю, но всегда был готов ответить за свои поступки. Того же он требовал от своих подчиненных. Несколько групп этой эскадрильи были укомплектованы американскими летчиками-добровольцами. К одной из таких групп причислили и меня как иностранного добровольца.

   Мир этот хоть и прост, но будь я подлинным немцем, меня вряд ли бы приняли. Пришлось сказать Чеширу о том, что я русский. Доказать сие, как вы понимаете, было не трудно: язык мой всегда при мне. И все же я не берусь обсуждать, как командование авиаполка решила этот сложный вопрос - в обход контрразведки или с ее согласия. Не исключено, что Чеширский кот, выпустив свои коготки, в очередной раз проявил самостоятельность, которая порой доставляла его начальству немалую головную боль. Как бы там ни было, но я сказал ему большое русское спасибо.