Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

• Название: Конец «Гончих псов»
• Автор: Анатолий Иванкин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1987

Роман посвящен событиям предвоенной н военной поры. Готовясь к внезапному нападению на соседние страны, фашистская Германия создала мощный воздушный флот — люфтваффе — для нанесения первого удара, вскармливала его на ниве разбойничьих войн. Много бед и разрушений принесли народам порабощенной Европы гитлеровские асы — «Гончие псы», но в небе России нашли они свой бесславный конец.

В центре романа образы-антиподы советского летчика Андрея Рогачева и фашистского пилота Карла фон Риттена, их судьбы волею войны скрестились в непримиримом поединке.

---

— У меня больное сердце, господин подполковник.

— О, да ты, оказывается, не тщеславен! А то смотри, могу за тебя замолвить словечко начальству: мол, так и так — такой воин на складах с мышами воюет. Его место в стрелковых окопах со снайперской винтовкой, а не за прилавком цейхгауза…

На вытянувшегося Нойбахера было жалко смотреть. Подбородок его дрожал от обиды и страха, что фон Риттен выполнит свое обещание.

Карлу была приятна эта маленкая месть сукину сыну.

Уже в машине Эрвин поинтересовался:

— Где ты раскопал это чучело? По-моему, от страха перед фронтом он сделал в штаны.

— Это мой бывший ротный фельдфебель, — удовлетворил его любопытство Карл. — Ни один человек не сделал юнкеру фон Риттену больше гадостей, чем этот жирный орангутанг. Пусть теперь и он немного помучается. Я думал, что он давно где-нибудь в России червей кормит, а Нойбахер оказался хитрее. Окопался в тылу, да еще на таком теплом месте.

Автомобиль затормозил так резко, что Карл стукнулся головой о ветровое стекло.

— Воздух! — крикнул шофер, выпрыгивая из машины, Карл и Эрвин метнулись следом.

Вдоль шоссе на бреющем полете шла четверка «ильюшиных». Сделав небольшую горку, они с пологого пикирования обстреляли машины на шоссе. Задний ведомый выхватил самолет метрах на десяти от земли. Карл успел рассмотреть лицо летчика и его насмешливую улыбку.

Отчаянный пилот успел сделать свое дело: когда они подбежали к машине, «опель-капитан» полыхал вовсю.

— Мой паек! — крикнул Эрвин и ринулся в горящую машину.

Шофер еле удержал его.

4

В октябре Эрвин получил телеграмму с известием о гибели родителей. Карл проводил его до вокзала.

— Не задерживайся надолго, — попросил он. — Думаю, что ты сделаешь все необходимое за неделю.

— Спасибо, Карл, — вяло поблагодарил Эрвин, беря из его рук чемодан, и, ссутулившись, полез в вагон.

Эрвин вернулся раньше срока. Узнав об этом, Карл прихватил бутылку и направился к приятелю выразить свое соболезнование.

Еще в коридоре он услышал лондонскую настройку — три торжественно-грозные ноты. Затем диктор Би-Би-Си заговорил на чистом берлинском диалекте:

— Гитлер — политический авантюрист, обладающий нюхом угадывать выгодные для себя тактические решения в политической конъюнктуре. Он, несомненно, обладает талантом демагога-пропагандиста и фанатическим упорством. Но, не имея ни систематических знаний, ни исторического мышления, он абсолютно не понимает законов общественного развития. Вдобавок этот человек лишен чести, морали, совести и сдерживающих начал…

Карл вошел в комнату и выключил приемник.

— Радио у тебя орет на всю округу. Ты что, пьян?

— Не сильнее, чем обычно, — ответил Эрвин, поднимаясь с постели, на которой он лежал в одежде.

Эрвин осунулся, как после перенесенной болезни.

— Прости меня, — сказал Карл, ставя на стол бутылку, — но я не буду тебе говорить пустых слов утешения.

— Верно! Давай лучше выпьем за их память. — Эрвин принес второй бокал. — Я которые сутки не могу уснуть. Ни к черту нервы стали.

— Похоронили?

— Предал земле… Так густо бомбы кладут во время «ковровых бомбометаний», что и убежища не помогают. — Эрвин помолчал, как будто что-то вспоминая. — Разбомбили «Адонис». Прямые попадания крупных бомб. Укрытия, что были в подвалах ресторана, еще не откопали. Заходил к Ильзе и Дорис. Соседи говорят, что они не возвращались домой с того вечера. Наверное, вместе их завалило.

Выпили молча.

— У меня, кроме тебя, никого не осталось… — тихо произнес Эрвин.

— Отдыхай. — Карл пожал ему руку и вышел.

Эрвин пил еще два дня. На третий день Карл вынужден был зайти к нему снова.

— Ты думаешь выходить на службу? — спросил он, сбивая настройку Би-Би-Си, что-то болтавшей об убийстве Роммеля эсэсовцами за причастность его к «событиям 20 июня».

Эрвин сел, опустив ноги с кровати. Лицо его заросло рыжеватой щетиной. В глазах через пьяный блеск проглядывала тоска.

— Зачем я тебе на службе? Чтобы еще сделать в мире десятка три-четыре новых вдов и сирот? Бесполезно все это. Война наша проиграна. Да ты это понимаешь и сам, только не хочешь признаться. Прячешь голову, как страус. Бедная Германия, куда тебя завели безумцы, захватившие власть?

— Перестань, Эрвин! За такие слова сейчас могут поставить к стенке!

— А мне теперь все безразлично. Я жалею об одном — что так долго оставался идиотом. Нужно было раньше сдаться в плен. А теперь на моих руках слишком много крови. Еще бы — кавалер Рыцарского креста.

— За каждую твою фразу тебя могут приговорить к смерти…

— Плевал я на все! Ты должен выслушать меня до конца…

— Нет, нет, Эрвин! Ты просто не в себе. Выспись хорошо и завтра приходи на службу.

На пороге комнаты Карл оглянулся. Эрвин сидел, закрыв лицо руками, и раскачивался, словно от боли. — Может, тебе прислать врача?

— Мне нужнее священник…

Назавтра Эрвин на службе не показался. На телефонные звонки тоже не отвечал.

«Что с ним творится?» — думал Карл, стучась в дверь, закрытую на ключ изнутри. Пришлось ее взломать. Самые худшие опасения Карла подтвердились: Эрвин сидел в залитом кровью кресле. На полу валялись пистолет и разорванный в клочья билет члена НСДАП.

После похорон Эрвина в полученной корреспонденции Карл обнаружил его письмо. По-видимому, Эрвин боялся, что оставленная записка может не дойти до адресата, и доверил ее почте.

«Не вижу иного выхода, — писал он. — Это наиболее логический конец. Возмездие за службу кровавому маньяку. Если бы мог, прихватил бы с собой и его. Ну да ладно! Мы и так с ним скоро встретимся в пекле.

Прости, что ухожу раньше. Я не зову тебя с собой. Подумай о том, как сохранить себе жизнь. Она может пригодиться для новой Германии, когда не будет мерзавца Гитлера. Заклинаю, пока не поздно — уходи от них».

— Поздно, Эрвин, поздно! — сказал Карл так, словно приятель мог его слышать.

После Сталинграда у Карла было достаточно времени, чтобы все тщательно взвесить и подумать о своем будущем.

Если до лета сорок третьего года у него были еще какие-то иллюзии на благополучное завершение войны, то после поражения под Курском и других неудач эти иллюзии исчезли.

Германия проиграла войну. Это было ясно не одному ему. Было ясно и то, что фюрера ожидает участь его друга Муссолини и потому он будет сражаться до последнего немецкого солдата.

Если бы дело касалось только защиты жизни наци № 1, № 2, № 3 и сотен других «номеров», то Карл давно бы плюнул на все и приземлился на каком-нибудь русском или английском аэродроме и ждал бы, когда замолчат пушки. Но все было намного сложнее: своей усердной службой рейху и режиму он перешагнул ту грань, где ему могли бы простить его дела. Да и простят ли ему пребывание в одной партии с Гитлером? Не предъявят ли крупного счета за то зло и море крови, что было пролито по вине нацизма?

Если офицерам вермахта приказывалось уничтожать на месте политруков и коммунистов, как носителей государственной политической идеи, то почему противник должен щадить членов НСДАП, тем более его, барона Риттена, отмеченного высшими наградами рейха?

Не видя никакого выхода, морально опустошенный и разуверившийся во всем, Карл тем не менее продолжал тянуть свою служебную лямку, делая все автоматически.

«Пусть будет то, что суждено, — решил он однажды. — В крайнем случае, под рукой всегда есть вальтер, которым можно прекратить земные терзания, как это сделали генералы Удет и Ешоннек, а теперь и мой единственный друг Эрвин…»

Глава девятая

1

К рождеству Карл фон Риттен был произведен в полковники.

«Не многие удостаиваются такой чести на двадцать девятом году, — равнодушно думал он, примеряя новый мундир. — Мне сказочно везло до сих пор, — продолжал думать Карл, поворачиваясь перед зеркалом, — и я многого добился. А счастлив ли я?»

Он пытливо посмотрел на свое отображение: лицо бледное, под глазами тени от переутомления и нервного напряжения — боевые полеты и служебная занятость, отбирающая много времени, наложили свой отпечаток.

Если быть откровенным, то Карл ни за что не дал бы своему двойнику, смотрящему на него из зеркала, двадцати восьми лет.

«Все тридцать пять — сорок, — провел он ладонью по глубоким морщинам, прорезавшим лоб, потрогал седые волосы, пробившиеся на висках. — Этак и стариком станешь, пока соберешься жениться…»

— Так, — произнес он вслух, отходя от зеркала. — А что будем делать дальше?

Ему так не хватало Эрвина…

За окном раздался автомобильный гудок. За ним приехали, чтобы отвезти в офицерское казино на встречу праздника. В небе пока было спокойно… Пока!