Максим Горький - Том 23. Статьи 1895-1906

• Название: Том 23. Статьи 1895-1906
• Автор: Максим Горький
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1949

В двадцать третий том вошли статьи, написанные М. Горьким в 1895–1906 годах. После первой публикации в периодической печати статьи автором не редактировались и не переиздавались. Исключение составляют два отрывка из статьи «Заметки о мещанстве». Они неоднократно редактировались автором и дважды переиздавались в сборнике М. Горького «Статьи 1905–1916 гг.», издание «Парус», Петроград, 1917 и 1918. В последний раз эту статью М. Горький редактировал при подготовке собрания сочинений в издании «Книга», 1923–1927 годов, для предполагавшихся томов публицистики; однако эти томы не были выпущены в свет. Таким образом, все статьи настоящего тома включаются в собрание сочинений впервые.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

В общей путанице современных драм эти симптомы являются чем-то таким, что как бы подаёт надежду на исправление человека.

У него есть желание жизни, он ищет — значит, он ещё жив духовно, и, хотя он безнравственно и нелепо гибнет, — всё-таки можно надеяться, что он изменит направление.

Но есть драмы более знаменательные, более мрачные по содержанию и значению, — драмы, образец которых так рисует одна из одесских газет.

Недавно, рассказывает газета, в одном из посёлков Таганрогского округа совершена продажа живого человека при следующих характерных обстоятельствах. Один из жителей посёлка, бедный и захудалый мужичонка, неудачник, изо дня в день перебивавшийся с хлеба на воду, заметил, что его жена, красивая и бойкая бабёнка, сильно приглянулась «интеллигентному человеку», сельскому хозяину X. Мужичок захотел извлечь из симпатии «интеллигентного человека» к его жене некоторые выгоды в свою пользу.

Подумав, он явился к почтенному интеллигенту, и между ними произошло приблизительно следующее объяснение:

— Тебе, — имярек, — жена-то моя по вкусу? — спрашивает мужичок.

— Хорошая баба… — соглашается интеллигент.

— Так, — почёсывается мужичок. — Это хорошо… Чего же ты теперича сделаешь? — бесхитростно идёт он к своей цели.

— А что? — уклоняется от объяснения развитой интеллигент.

— Ничего. Я, как, значит, муж ейный, то и любопытно мне… Да ладно, будем говорить просто, начистую, значит.

— Давай! — соглашается интеллигент.

— Важно… Ну, так вот что. Коли тебе она по губе, то и бери ты её у меня, когда, значит, захочешь. Бери и забавляйся… идёт?

— То есть как так? — вопрошает осторожный интеллигент.

— А так, очень просто! Нужно тебе её, может, завтра — бери, и больше никаких! Понял?

— Спасибо, брат! — говорит обрадованный интеллигентный человек.

— Спасибо — это что! Спасибом ты от меня не отделаешься. Мне ведь она жена, баба-то тоже денег стоит… Кормил я её, ну и прочее.

— А сколько ты возьмёшь? — ставит господин X вопрос ребром.

— Десять целковых! — определяет мужик цену ласк своей жены.

— Дорого! — задумчиво качает головой интеллигент.

— Да ведь какая баба! Смак один! Уж ты поверь мне. Очень даже скусная баба. Чай, я ейный муж — знаю…

Сторговались. За каждый визит жены интеллигентный господин платит её мужу десять целковых.

Но вскоре он нашёл, что это дорого и убыточно. Новый разговор с собственником женщины.

— Слушай, брат… — говорит интеллигент мужику. — Вот что: продай мне жену совсем.

— То есть как это? — изумляется мужик.

— А так, продай — и всё тут.

— Чай, она не корова… Нельзя, поди, по закону-то.

— Ну, вот! А кто узнает? Говори, сколько тебе за неё. Сразу и по рукам ударим… Ну? Хочешь тридцать рублей? Кормить и одевать уж, конечно, я сам буду.

— Известно. Скотина твоя и корм твой, это уж такой порядок. А всё ж таки ты мне даёшь не по-божески, тридцать рублей за такую бабу! Разве можно!

— Ну, а сколько?

— Сто!

— Сто-о?!

— Известно, сто. Ведь баба-то какая? Сам знаешь — сахар, а не баба. Я тоже в них толк понимаю, в бабах-то, хоть я и не барин…

— Ну, уж сто рублей всё-таки за неё не дам! — категорически возражает интеллигент.

— Не дашь?

— Не дам!

— А сколько дашь?

— Сколько сказал сначала…

— Тридцать?

— Ну да…

— Али это можно за тридцать целковых такую бабу купить? Этакую ядрёную бабу! Да ни одна душа тебе не продаст жену по такой цене.

И, наконец, мужик выторговал у интеллигента ещё 10 рублей. Баба была продана за 40 рублей.

Дёшево это или дорого?

Вот драма!

Она нимало не эффектна, несложна и действующими лицами не изобилует — она так кратка, проста и до ужаса ясна.

Не может быть двух мнений относительно того, кто в ней играл более гнусную и постыдную роль — мужик или барин — «интеллигентный человек», по словам газеты. Мужик — существо, исторически втиснутое во «власть тьмы», — с него, в силу этой причины, не взыщешь много. А интеллигентный помещик, забывши всякую порядочность и потерявши чувство совести в погоне за удовлетворением своих животных инстинктов, — существо нравственно ответственное.

Вот драма, рисующая страшное явление: духовную смерть человека, утратившего мораль. Мы видим здесь нечто непримиримое с требованиями самой элементарной нравственности, нечто дикое, грозное, возмущающее своим цинизмом…

Продают человека… Поймите, продают его за 30 рублей, как вещь, как животное. Продавец, глупый раб невежества, — одичалое от голода и жизненных неудач существо.

Покупатель — «интеллигент». Когда-то с этим словом необходимо связывалось представление о чести, о бескорыстии, о благородных намерениях и святых мечтах, — мечтах о всеобщем счастье.

Но вот произошёл какой-то тёмный процесс, почему-то умерло сердце у человека, и мы видим его хладнокровно покупающим себе за 30 рублей игрушку — живого, себе подобного, своего ближнего. И именно в этой простоте поступка, в спокойствии духа, с которым торговался господин X, покупая себе для забавы женщину, — в этой поразительной расчётливости покупателя — в ней драма страшнее всех эффектных драм. В ней ясно видно, что человек умер. Умер — но живёт и действует, и от его поступков пахнет ароматом разложения и смерти.

Душа умерла, благородства в жизни нет, порядочность утрачивается, человек теряет и подобие божие и приобретает образ звериный…

И всё это творится так просто, тихо, незаметно… И ужасна эта тишина процесса разложения.

«Совсем как у нас»

На сегодня мы отправимся в Вену…

Это очень далеко, далеко за границей наших отечественных нелепостей; но вы не смущайтесь, в Вене — «совсем как у нас»…

Недавно там разбирался очень интересный процесс или, вернее сказать, очень пустенький и ничтожный процесс, один из тех, каких и у нас дома не оберёшься… процесс, в котором нет ничего сенсационного, но есть нечто глубоко драматическое.

Швея обвинялась в том, что заложила за 11 флоринов (около 7 рублей) материалы, данные ей хозяином.

Она сделала это потому, что у неё умерла мать, проболевшая семь недель, и на лечение и похороны ушло всё, что только можно было продать. Она зарабатывала вместе с тремя младшими сёстрами один флорин сорок крейцеров (около 1 рубля) в день, работая напряжённо, без отдыха девятнадцать часов, с шести часов утра до одного часа ночи. Но она после смерти матери сама заболела. Ей оставалось одно: вместе со своими младшими сёстрами выйти на мостовую; но она на это не могла решиться и заложила данный ей материал, надеясь отработать долг, как только поправится.

Свидетель, — он же и «потерпевший», — фабрикант Железный. Какова фамилия!

Помимо того, что он Железный, у него каменное сердце.

Он показал, что обвиняемая работала постоянно очень добросовестно. Когда она заложила вещи, она ему во всём призналась, сказав, что только крайняя нужда вынудила её так поступить. Он платил от 75 до 80 крейцеров за изготовленное пальто.

Обвиняемая. О, нет! Господин платил только семьдесят крейцеров.

Судья. Возмещён ли вам убыток обвиняемою?

Свидетель. Да, она отдала одиннадцать флоринов. Но мне пришлось заплатить ещё полтора флорина процентов.

Как видите, железный фабрикант усердно старался оправдать свою фамилию, и это повело в данном случае к тому, что к свидетелю подошёл защитник подсудимой и торжественно, публично вручил ему, железному фабриканту, ворочающему сотнями тысяч флоринов, полтора флорина…

Железный человек — ничего, не смутился, спокойно сунул в карман проценты и продолжал давать свои показания.

Судья. Сколько времени она должна была работать, чтоб сшить пальто?

Свидетель. Семь часов.

Обвиняемая. Нет, гораздо больше. Мы все три усиленно работали, но за девятнадцать часов не могли сшить больше двух пальто… Когда заболела мать, я, чтоб заработать в неделю десять флоринов, работала целые ночи и совсем обессилела…

В конце концов честь четырёх девушек, чуть не пропавшая из-за нескольких флоринов, была восстановлена, и они пошли домой оправданными.

И Железный пошёл домой, не понеся никаких убытков…

Как видите, в этой картинке венского быта нет ничего особенно оригинального: замените флорины гривенниками, и всё будет совсем как у нас…

Для мира

По словам одесских газет, на днях из Владивостока в Одессу прибыли два крестьянина Полтавской губернии: Порывай и Бебко.

Это уже старики; первому из них шестьдесят лет, второму — сорок семь; но, несмотря на свой возраст, оба они вызывают изумление своей энергией и желанием блага «миру», своим односельчанам, в интересах которых эти «незаметные герои» совершили нечто далеко не заурядное.