Алексей Кленов - Зуб дракона

• Название: Зуб дракона
• Автор: Алексей Кленов
• Жанр: Детектив

---

— Чего — двадцать шесть?

Для убедительности я подпустил немного слюны на подбородок и старательно зашмыгал носом.

— Квартира — 26.

Он невесело усмехнулся.

— А квартира в том доме, где мамка, у которой ты живешь, да? Ты парень дурак-дурак, а с юмором.

Я идиотски захихикал.

— Не-а. Там дядя Гоша живет, у него "Вольво".

Вытянув вперед руки, я охватил ими воображаемый руль, стал крутить из стороны в сторону и гудеть, изображая машину.

— У-у-у-у-у.

Старлей хмыкнул.

— Хм. Понятно. Показать, где живешь, можешь?

Кривляясь, и корча рожи, я замахал рукой.

— Ага! Там, там…

Он поднялся, сунул в карман пальто "Терминатор" и подхватил меня под локоть.

— Ну, пойдем, покажешь. Только бежать не вздумай.

Поднимаясь, я пропищал:

— Не-а, не убегу. У тебя мой пистолетик в кармане.

Старлей легонько пихнул меня коленом под зад.

— Поди ж ты, дурак, а понятие о частной собственности имеешь…

На улице он отпустил мой локоть, еще раз предупредив, чтобы я не думал бежать. А я и не собирался. Мне это и надо было, чтобы он посмотрел на мою справку и убедился, что я шизик. Всю дорогу до дома я валял дурака, то прыгая по лужам и разбрызгивая мутную талую воду, а мент отскакивал от меня в сторону и покрикивал, то задирал вверх башку и тыкал грязным пальцем в небо.

— Гы-гы-гы. Смотри, птички…

На звонок открыла мать. Едва переступив порог, я сразу почувствовал убийственный запах сивухи и мысленно выругался. Петюня, материн сожитель, снова был пьян в стельку и, как обычно, что-то пьяно мычал под свою разбитую гармошку, где-то в глубине квартиры.

С мужиками матери не везло хронически, как и со всем остальным в жизни, включая меня. Отец нас бросил десять лет назад, когда мне было одиннадцать. И если при нем еще была хоть какая-то видимость семьи, то с тех пор все пошло кувырком. Мать вечно разрывалась на двух работах; в больнице — санитаркой и еще где-то уборщицей и меня видела только поздно вечером, да в выходные, когда я изредка бывал дома. Кто знает, может, если бы жил с нами отец, то и у меня все сложилось бы иначе?

Петюня был у матери уже третьим за последний год, с тех пор как я вышел из психушки. Первый, Федор, мужик угрюмый и неразговорчивый, не выдержал моих выкрутасов и ушел уже через неделю, так же молча, как и жил. Второй, которого я даже имени не запомнил, прожил и того меньше. На третий день пребывания у нас он, не прощаясь, исчез, прихватив все, что у нас было более-менее ценного. Ушел днем, когда нас с матерью не было, и даже дверь не закрыл. Наверное, для того, чтобы можно было свалить на кражу, если бы вдруг матери вздумалось заявить на него в милицию. Мать, конечно, никуда заявлять не стала, погоревала пару недель, повздыхала, а потом привела Петюню. Петюня подрабатывал на овощной базе грузчиком, иногда приворовывая, чтобы было на что выпить. Пил он крепко и все подряд. В первый же день у матери опустел флакончик с дешевыми духами, единственный подарок мрачного Федора, потом мой лосьон, и пошло-поехало. Через пару недель в доме не осталось ничего, что имело хотя бы мизерную долю спирта. Даже зубная паста исчезла, и на ее место мать поставила зубной порошок. Я сначала пытался отлупить Петюню втихаря от матери, но потом махнул рукой, поняв, что это бесполезно.

Сегодня воняло какой-то жуткой сивухой, и даже я, уже закаленный, едва не задохнулся от свирепого духа, гуляющего по квартире. Старлей, зажав нос рукой, спросил искаженным голосом у матери:

— Это ваше чадо?

Мать, смущенно краснея, кивнула:

— Мое.

Он шагнул через порог.

— Очень хорошо. Я из милиции, старший лейтенант Безуглов. Нам надо поговорить.

Мать переполошилась:

— А что случилось?

Старлей, видимо, попривыкнув, отпустил ноздри и своим обычным голосом сказал:

— Пока ничего. Где мы можем поговорить?

Мать засуетилась, побежала на кухню, приглашая его пойти следом.

Он прошел, сел на обшарпанный табурет, брезгливо отодвинул от края стола объедки селедки и выложил на стол мой "Терминатор".

— Вот с этой игрушкой ваш сын приходит в магазины и требует денег. Он у вас правда… болен?

Мать торопливо подтвердила.

— Правда, правда, вы не сомневайтесь. У него и справка есть.

Она суетливо выскочила из кухни и вернулась с моей справкой.

— Вот. Он и в больнице психиатрической полтора года пролежал.

Она шваркнула меня полотенцем по спине и заголосила:

— Что ты опять натворил, ирод проклятый! Жизни из-за тебя не вижу!

Меня так и подмывало заорать, что жизни она из-за своих хахалей не видит, но вместо этого я скорчил плаксивую рожу и жалобно захныкал:

— Больно, мамка, больно. Не бей меня…

Старлей осуждающе посмотрел на нее, но ничего не сказал и уткнулся носом в бумагу. Внимательно прочитав, вернул матери.

— А он у вас как, не буйный?

Мать испуганно замахала руками.

— Что вы, что вы… Да он мухи не обидит! Видите, какой он? Только хнычет все время да в игрушки играет, как маленький.

Я мысленно усмехнулся. Еще как обижу, если потребуется. Достали вы меня уже все. А особенно Петюня, козел вонючий. Хотелось мне это сказать, очень хотелось. Но я благоразумно промолчал. Вместо этого я схватил мать за подол и снова захныкал:

— Мамка, дай пожрать, дай пожрать, дай пожрать…

Она шлепнула меня по руке, умоляюще глядя на мента. Тогда я ухватил его за рукав пальто и снова завел на одной ноте:

— Отдай пистолетик! Отдай, отдай, отдай…

Он поднялся, протянул мне пистолет и сказал, обращаясь к матери:

— Понятно. Вы все же смотрите за ним.

Мать с горечью возразила:

— А когда? Работаю в двух местах, Вовка вон больной. Да и еще один на моей шее. Вон, слышите?

Петюня яростно фальшивил про "Варяга", терзая гармонь.

— И все же. Кстати, кто у вас участковый?

— Зиганшин. Худенький такой, с усиками.

Мент усмехнулся.

— Видно, хорошо его знаете, что сразу вспомнили. Обычно люди понятия не имеют, даже где находится участковый.

Мать протяжно вздохнула и тоскливо посмотрела в окно.

— Будешь тут знать. Соседи на нас часто жалуются, так что он, почитай, от нас не вылезает. То Вовочка чего набедокурит, то мужик мой.

— А телефон у вас есть?

Мать махнула рукой.

— Да, там в комнате.

Старлей вышел и после недолгого разговора вернулся с озадаченным видом:

— Да ведь он же у вас сидел. Почему сразу мне не сказали?

Мать криво усмехнулась:

— Сидел… Что же мне, всем бегать и кричать, что сын у меня с судимостью? Не виноватый он был. Компания ребят его девчонку изнасиловала, Вовка вступиться хотел, а подружка потом на него же и показала. Пошел один за всех, безвинный за виноватых.

Старлей с сомнением покачал головой.

— Так уж и не виноватый?

А во мне вдруг такая злоба вспыхнула, как тогда на суде, когда Нинка, сучка, подтвердила, что это я ее изнасиловал, хотя я ее и пальцем не тронул. Чтобы не выдавать себя, я подошел в окну, уперся лбом в стекло и стал негромко подтягивать Петюне, делая вид, что не обращаю на их разговор внимания.

Мать ответила устало, не скрывая горечи:

— Сомневаетесь? Да он тогда со сломанной ногой был, а ее на девятый этаж в строящемся доме затащили. Вы думаете, он бы туда поднялся? Я тогда в суде все пороги обила, да только без толку все. Не поверили мне. Соплюхе этой поверили, а мне нет. Вову осудили, а те, кто виновен, на свободе гуляли. Всю жизнь ему искалечили.

— А как же его с шизофренией осудили?

— А он не болел тогда. Это уже потом, когда его во взрослую тюрьму перевели с малолетки. Он полтора года не досиживал, в больнице пролежал.

Старлей недоверчиво хмыкнул, но ничего больше не сказал. Он повернулся и пошел к двери, на ходу бросив матери через плечо:

— Вы за ним все же поглядывайте, не годится так…

Когда дверь за ним закрылась, я прошел в свою комнату и плюхнулся на постель, заложив руки за голову. Все тело мелко подрагивало от напряжения. Пока этот мент находился рядом, мне было не по себе, хотя я старательно это скрывал даже от самого себя. При всем его внешнем добродушии есть в его взгляде что-то такое, от чего у меня мурашки по спине бежали. Недобрый у него взгляд, волчий какой-то. Так и кажется, что видит меня насквозь и все мысли в моей башке как по бумаге читает.

В последние дни меня стали одолевать сомнения: а не зря ли я согласился с Ханыгой? Ведь если честно, то согласился не только потому, что должник Ханыги. Просто мне надоело так жить. До спазмов в горле надоело. Хочется жизнь переменить к лучшему. Сорвать бы один раз хороший кусок и слинять отсюда куда-нибудь. Все равно куда. В Сибирь, в Среднюю Азию, к черту в зубы! Лишь бы уехать и начать жизнь заново. Сделать себе документы надежные, заняться бизнесом. За деньги все можно.