Борис Альтшулер - Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

• Название: Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
• Автор: Борис Альтшулер
• Издательство: Практика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-88001-020-1

От издателя: Книга включает статьи 72 авторов — в основном ученых, работавших с А. Д. Сахаровым, знавших его в разные периода жизни. Здесь и сотрудники по работе над ядерным оружием, коллеги из Физического института, однокурсники по учебе в МГУ, физики из США, Израиля, других стран. Книга включает уникальные материалы о крупнейшем в истории испытании сверхмощной водородной бомбы, горькой ссылке и трагических месяцах голодовок А. Д. Сахарова.

---

76

6. Было бы наивно и неверно истолковывать такое поведение Александра Исаевича как просто невежливое или недоброжелательное. Нужно помнить, что в то время он был поглощен, охвачен, одержим своим Делом, и это сочеталось со всепоглощающей целенаправленностью его четких действий (поистине "американская деловитость" и русский (контр)революционный размах). Все постороннее отметалось. Я был свидетелем и участником трех его попыток найти себе стоящего союзника среди академических физиков, обладавших привлекательной общественной репутацией. Он встречал с их стороны искреннее восхищение, готовность посодействовать (скажем, в перепечатке его неизданных произведений), но для него это все было "не то". Теперь же он пришел, чтобы впервые встретиться с человеком из той же среды, но уже совершившего великий поступок, переступившего порог. Поэтому все остальное было несущественным, могло только помешать.

77

7. Т. К. Хачатурова уверенно считает, что А. Д. запамятовал обстоятельства их ухода: на самом деле по телефону были вызваны одно за другим два такси. Шофер Сахарова спросил А. Д.: "Что это у вас, совещание, что ли, было?"

78

8. См.: жуpнал «Знамя», 1990, № 2.

79

9. Я вообще был невысокого мнения о прагматической ценности подобных действий. Недавний опыт разгрома, учиненного в математике (1968–1969 гг.; я подробнее пишу об этом ниже в разделе "Арест и высылка в Горький"), был хорошим примером. Однажды (вероятно, в конце 1970 г.), когда мы выходили вместе из ФИАНа, я сказал А.Д.: "Все мы ходим под Богом. Хотя я, как вы сами знаете, в диссидентской деятельности не участвую, может случиться, что и меня посадят. Чего доброго, вы и Игорь Евгеньевич начнете кампанию в мою защиту, с подписанием писем и т. п." "Обязательно начнем!" — с жаром ответил А.Д. "Так вот, я очень прошу ничего такого ни в коем случае не делать, — возразил я. — Мне это не поможет, а сознание того, что из-за меня обрушатся удары на тех людей, которые в этом примут участие, сделает мое состояние психологически невыносимым". — "Хорошо, посмотрим, — примирительно сказал А.Д. — Будем надеяться, что вопрос об этом не встанет".

80

10. Не следует думать, что у А.Д. была идеальная память (недаром он многое тщательно записывал, хранил копии писем и т. п.). Я установил это точно в одном случае. В 1976 г. я писал свою статью для сборника воспоминаний об И.Е.Тамме (вышло три издания — в 1981, 1983 и 1995 гг.) и включил в нее один красочный эпизод. В 1956 г. происходили выборы на новый срок президента Академии наук А.Н.Несмеянова. Все отделения, кроме физико-математического, спокойненько высказались за это. Но И.Е. убедил свое отделение потребовать от Несмеянова, чтобы он сначала представил программу возрождения научной биологии (и борьбы с бюрократизмом в президиуме АН). На общем собрании Академии это вызвало бурю. В конце концов сошлись на том, чтобы избрать Несмеянова немедленно, но через три месяца созвать новое собрание и обсудить его программу. Это и было сделано, снова в обстановке жестоких споров и взаимных нападок. Но я знал это только по чьим-то рассказам, сам не был свидетелем. Естественно, я решил проверить достоверность рассказов у ближайших друзей И.Е., его соратников по борьбе с лысенковщиной, академиков М.А.Леонтовича и А.Д.Сахарова. К моему огорчению каждый из них, пожав плечами, ответил: "Ничего подобного не было". Но случай был очень уж интересный, выбрасывать его из статьи было жалко. Я пошел в архив АН, попросил стенограммы общих собраний 1956 г. и обнаружил, что все происходило так, как я здесь рассказал. Но самое удивительное было то, что на явочных листах обоих собраний (тогда принимавшие в них участие академики лично расписывались) стояли хорошо знакомые подписи их обоих! Они присутствовали при этом (скорее всего участвовали в подготовке решения Отделения), но начисто все забыли (в 1976 г. одному из них было 73, другому- 55 лет).

81

11. Недавно я услышал другую версию: Пилюгин задал вопрос на собрании партфракции.

82

12. Эта версия, оказывается, еще жива! В декабре 1990 г. одна солидная газета, отмечавшая годовщину со дня смерти А.Д. публикацией отрывка из его нобелевской речи, пожелала сопроводить этот текст дополнительным материалом и попросила меня ответить на два вопроса. Первый из них был: "Когда именно Сахаров прекратил свою научную деятельность?" Мой ответ, что этого никогда не было, вызвал удивленное замечание: "Но ведь широко распространено мнение, что он перешел к общественно-политической деятельности потому, что иссяк как ученый!" Поистине: "Клевещите, клевещите — что-нибудь да останется". И осталось даже теперь, когда, казалось бы, все о нем всем известно. Легко представить себе, что же было тогда…

83

13. С этим, кстати, связан смешной эпизод. 22 января я был в санатории. В первый же день моего вскоре последовавшего возвращения в ФИАН мне передали строгий запрос сверху: Почему, когда А.Д. вывозили на самолете в Горький и он был чем-то обеспокоен, Елена Георгиевна его успокаивала: "Ничего, Евгений Львович все сделает". Кто такой Евгений Львович, и что он должен сделать? Ясно было, что А.Д. беспокоился о судьбе этих статей. Но не такой в Отделе народ, чтобы не понять этого и без меня. Статьи были должным образом оформлены, С.И.Никольский не побоялся направить их в печать, в наш центральный "Журнал экспериментальной и теоретической физики" (ЖЭТФ), а там редактором был П.Л.Капица, его первым заместителем, реально ведшим всю текущую работу, — Е.М.Лифшиц, и все пошло гладко. В ближайших летних номерах статьи были опубликованы, и "страшное имя" появилось на страницах печатного органа. Важно было, конечно, и то, что Главлит не наложил запрета. Но к тому времени было, видимо, уже принято решение не мешать А.Д. в научной работе.

84

14. В один из годов горьковской ссылки он приехал к нам в Отдел на две недели и привез свой большой доклад на эту тему. Когда мы показали ему статью А.Д. (к тому времени мы о ней вспомнили), он ахнул, — в ней было сделано многое из того, что потом независимо повторили другие теоретики за рубежом.

85

15. Лет 25 тому назад в США был проведен такой эксперимент. Ста владельцам придоpожных мотелей разослали вопрос: примете ли вы постояльца-негра. Более двух третей (цифры привожу на память) ответили отрицательно. Но когда к ним направили реальных негров, то отказались их принять менее одной трети хозяев. Это было истолковано как благотворное влияние личного человеческого общения. В случае с А.П.Александровым на это вполне можно было рассчитывать.

86

16. На самом деле реакция оказалась более хитрой, см. ниже (1990 г.).

87

17. В письме пpопущено слово «возможность».

88

18. Как-то так сложилось, что на мне лежала ответственность за снабжение Е.Г. и А.Д. лекарствами. Андрей Дмитриевич присылал длинные списки, и мы раздобывали их либо в Москве, либо за границей. Один раз нужное редкое лекарство прислал Генрих Бёлль. Я все собирал, и их отвозили (см. Приложение).

89

19. В своей статье "Кому нужны мифы?" (журнал «Огонек», №-11 за 1990 г.) Елена Георгиевна цитирует п.2 этого письма (начиная со слов "Ваше заявление…"), но без последней фразы ("Поэтому я убедительно советую…") и не называет моего имени как автора. Она остро иронизирует по поводу этих строк: "Вот как!.. А „сотрясение воздуха" всегда помогало. Пока меня не заперли в Горьком, было опубликовано все, что Сахаров там написал" и т. д. Верно, героическая деятельность главным образом самой Елены Георгиевны сделала возможным спасение и публикацию написанного Андреем Дмитриевичем, но какое это имеет отношение к совершенно безрезультатным требованиям мировой общественности (об освобождении А.Д. и разрешении поездки Е.Г.), к ужасам бессмысленной голодовки? Я продолжаю считать, что сказанное в моем письме было правильно, и не вижу оснований для иронии. Впрочем, в этой статье Елены Георгиевны было немало несправедливых слов и по поводу других лиц. Она сама начинает ее словами: "Странное создалось положение. Я все время кого-то обижаю" (это неудивительно, ее статья написана вскоре после внезапной трагической кончины А. Д. Елена Георгиевнна проявила в эти страшные, горестные дни поразительное мужество и стойкость. Но ее состояние все же не позволяло быть этому мужеству и стойкости безграничными, а ее высказывани-ям- без исключения справедливыми). Я не испытал чувства обиды за себя, поскольку считал (и считаю) себя в этом вопросе правым.