Борис Альтшулер - Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

• Название: Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
• Автор: Борис Альтшулер
• Издательство: Практика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-88001-020-1

От издателя: Книга включает статьи 72 авторов — в основном ученых, работавших с А. Д. Сахаровым, знавших его в разные периода жизни. Здесь и сотрудники по работе над ядерным оружием, коллеги из Физического института, однокурсники по учебе в МГУ, физики из США, Израиля, других стран. Книга включает уникальные материалы о крупнейшем в истории испытании сверхмощной водородной бомбы, горькой ссылке и трагических месяцах голодовок А. Д. Сахарова.

---

А.Д.Сахаров: "В феврале я написал один из самых важных своих документов — письмо на имя М.С.Горбачева с призывом об освобождении узников совести. Толчком явилось интервью Горбачева французской коммунистической газете „Юманите", опубликованное 8февраля… Горбачев заявил, что в СССР нет политических заключенных и нет преследований за убеждения…

Первым среди названных мною был Толя Марченко. 19 февраля я отправил письмо адресату. 3 сентября по моей просьбе оно было опубликовано за рубежом… Я предполагаю, что, возможно, начавшееся в первые месяцы 1987 года освобождение узников совести в какой-то мере было инициировано этим письмом… Мне хотелось бы так думать" (см. [15], с.17).

"3 сентября по моей просьбе оно было опубликовано за рубежом", — когда Андрей Дмитриевич писал эти строки (в 1989 г.), он еще не мог говорить, как это удалось осуществить. С попытками Сахарова переправить копию письма из Горького связаны драматические события, свидетелем либо участником которых я в какой-то мере оказался.

2 апреля в командировку к Сахарову поехали сотрудники Теоротдела Михаил Андреевич Васильев и Рената Эрнестовна Каллош. Это было первое посещение физиков после того, как 20 февpаля Сахаpов отпpавил Горбачеву письмо, и напомню, что жил он один и в абсолютной изоляции. Никаких контактов ни с кем не допускалось. Только «Здравствуйте» с милиционером у двери. Рената Каллош — жена Андрея Линде, Сахаров давно был знаком со всей этой семьей, тогда как Мишу Васильева знал только по двум предыдущим визитам в Горький. Поэтому с просьбой вывезти копию письма Горбачеву он обращался только к Ренате; в этих неординарных делах личный момент является определяющим.

Детали того, что происходило в тот день в Горьком, я узнал сравнительно недавно от Миши Васильева. Вкратце суть дела в том, что Андрей Дмитриевич настаивал, а Рената отказывалась взять письмо. Он настаивал так, что почти довел ее до нервного срыва. Явное нарушение принципа "Никто никому ничего не должен". Я уже немного порассуждал на тему "заживо похоронен" в связи с поездкой физиков 25 февраля 1985 г. (см. 5–2). Добавлю только, что Андрей Дмитриевич, вообще-то говоря, понимал особую защищенность фиановцев. Знал он также, насколько необходимо, глобально важно, отправить письмо, и что за этим судьба, жизнь людей, томящихся в лагерях. Проблема с коллегами была чисто психологическая. Ведь и КГБ только на психику и давил. Но тогда это давление было чрезвычайно сильное, и зная, что происходило в ФИАНе до и после поездки 2 апреля, я должен сказать, что могу понять отказ Ренаты Каллош взять письмо. Для человека неподготовленного, никогда ранее не имевшего дела с этим "Министерством любви", от которого, вообще говоря, ждешь чего угодно, все это было очень тяжелым испытанием.

Теперь о том, чему был свидетелем я сам. Накануне поездки я попросил Ренату захватить для Сахарова ксероксы нескольких статей о спонтанном нарушении СР-симметрии в модели трех хиггсовских полей. Я сделал их в ответ на просьбу Андрея Дмитриевича в его мартовском письме. Рената статьи, конечно, взяла, хотя при этом, несколько смущаясь, уточнила: действительно ли в этих листочках только физика, и объяснила, что ее специально предупреждали на эту тему.

Через несколько дней после поездки я зашел в Отдел в комнату, где работала Рената, и спросил свое стандартное: "Как Там?". Реакция была неожиданная: "Боря, я не буду с вами об этом разговаривать". Она была совершенно бледная и тут же вышла в коридор. Я ничего не понял. Но что делать? Мое положение тоже было особое: и дворницкая работа, и неприятности с КГБ, и отключенный телефон — ничего этого я не скрывал. Так что я тоже был человек в чем-то «опасный». Но сразу скажу со всей определенностью: никогда раньше я ничего такого не ощущал в отношениях с сотрудниками Отдела.

Через неделю на семинаре Рената ко мне специально подошла и извинилась за то, что произошло неделю назад. Она объяснила, что сотрудники КГБ вели долгие беседы до и после поездки, специально предупреждали про меня: чтобы ничего ненаучного от Альтшулера к Сахарову и обратно никто не возил. Она объяснила, что не могла со мной разговаривать, потому что именно в тот момент по коридору теоротдела ходил тот самый чин КГБ, который с ней беседовал. И специально предупреждал, чтобы об этих беседах никто не говорил мне. Я очень ей благодарен за то, что она нарушила столь авторитетные указания. Меня органы обходили, и думаю, что по одной единственной причине — знали, что при каждом их прикосновении мои друзья за рубежом поднимали шум на весь свет, и "весь свет" откликался. Это и спасало. Спасибо.

Как я уже говорил, письмо Горбачеву в мае вывез из Горького профессор В.Я.Файнберг. Возвращаясь к основной теме этой статьи, сформулированной в ее заголовке, зададимся вопросами:

Почему Сахаров придавал такое значение публикации письма за рубежом и так волновался, когда в апреле не удалось уговорить его увезти? Почему КГБ предпринял особые меры, чтобы не допустить «туннелирования» из Горького копии письма М.С.Горбачеву? В сущности, это не два, а один и тот же вопрос. Все это очень странно, почти иррационально. Ведь Сахаров отправил оригинал письма по почте еще в феврале и М.С.Горбачев его тогда же получил, об этом он сказал Андрею Дмитриевичу во время телефонного разговора 16 декабря 1986 г. (см. [15], с.29). Казалось бы, чего еще желать. Письмо достигло адресата, находящегося на самой вершине пирамиды власти (разумеется, это произошло только потому, что это было письмо Сахарова). И Сахаров предполагал, что это произойдет, но как никто другой он понимал также, насколько этого недостаточно. Только предание письма гласности способно было превратить его в политическую реальность, такую, с которой будет вынужден считаться и сам М.С.Горбачев, — реальность, способную повлиять на "принятие решений" наверху. Вся конструкция Сахарову была очевидна, но было в ней слабое звено — отправка копии письма из Горького. Вот он и волновался. КГБ тоже понимал, что пока письмо не опубликовано, никакого ущерба ему от этого письма не будет; и тоже волновался.

У Карла Маркса в знаменитом «Капитале» есть верная мысль, что отношения СОБСТВЕННОСТИ, капитал — это нечто определяющее в жизни общества. Для КГБ и всего стоящего за ним аппарата призыв к освобождению узников совести — это посягательство на некое право владения с далеко идущими последствиями, что потом и подтвердилось. В письме Горбачеву Сахаров говорит о трагической судьбе (перечислю все имена) Анатолия Марченко, Татьяны Осиповой, Ивана Ковалева, Юрия Орлова, Виктора Некипелова, Анатолия Щаранского, Татьяны Великановой, Алексея Смирнова-Костерина, Юрия Шихановича, Сергея Ходоровича, Мустафы Джемилева, Марта Никлуса, Мераба Коставы:

"Я особо — даже при отсутствии общего принципиального решения — прошу Вас способствовать освобождению всех названных мною узников совести… Узников совести в обществе, стремящемся к справедливости, не должно быть вообще!.. Так освободите их, снимите этот больной вопрос (это тем проще, что их так мало в государственных масштабах, и в то же время решение этого вопроса имело бы существенное гуманистическое, нравственное, политическое и, я осмелюсь сказать, историческое значение)!.. А в семьи узников пришло бы счастье после многих лет незаслуженных страданий…" ([15], с.239).

Да, страдания — это тоже вид собственности, капитал тоталитарной системы. И очень КГБ не хотел, чтобы письмо Сахарова попало за рубеж. Я уже говорил (см. гл. 3–1) о суровом фронте, на переднем крае которого оказались некоторые коллеги Сахарова из Отдела теоретической физики ФИАНа.

5–6. Последние месяцы ссылки

В 1986 году Сахаров написал и опубликовал в "Письмах в ЖЭТФ" статью "Испарение черных мини-дыр и физика высоких энергий". Об этой статье и о занятиях наукой в 1986 году см. в [15] и в Отчете, направленном в ФИАН 10 ноября (приведен в Приложении IV).

После возвращения 4 июня Елены Георгиевны в Горький мышеловка снова захлопнулась (выражение Сахарова, см. [15], с.20), но Андрей Дмитриевич почему-то никак не хотел с этим смириться. Поэтому он в сентябре отказался от интервью "Литературной газете" и просил, чтобы в Горький приехали Б.Л.Альтшулер и Ю.А.Гольфанд. Не потому, что он именно в нас с Юрой Гольфандом нуждался для научного общения. Просто он хотел взорвать статус-кво, сломать границы официально дозволенного. Хотел свободы и не хотел жить "с петлей на шее" (см. об этом в Приложении IV: фототелеграмма от 6 ноября 1986 г.).

В последней открытке, полученной мной из Горького, Елена Георгиевна пишет:

"А как мы живем, это описанию не поддается, так как это и не жизнь на самом-то деле, но Андрей считает, что жизнь, раз мы вдвоем, и может он прав?.."

Открытка датирована 17 ноября, за три недели до гибели в Чистопольской тюрьме Анатолия Марченко и за месяц до освобождения.