Борис Альтшулер - Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

• Название: Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
• Автор: Борис Альтшулер
• Издательство: Практика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-88001-020-1

От издателя: Книга включает статьи 72 авторов — в основном ученых, работавших с А. Д. Сахаровым, знавших его в разные периода жизни. Здесь и сотрудники по работе над ядерным оружием, коллеги из Физического института, однокурсники по учебе в МГУ, физики из США, Израиля, других стран. Книга включает уникальные материалы о крупнейшем в истории испытании сверхмощной водородной бомбы, горькой ссылке и трагических месяцах голодовок А. Д. Сахарова.

---

На этом мы заканчиваем несколько затянувшийся и вряд ли понятный неспециалистам экскурс в область конкретного содержания «мирных» работ А.Д., выполненных в 1945–1969 гг. Без этого, однако, обойтись было нельзя — невозможно писать об ученом, не сказав, хотя бы бегло, о его трудах. Хочется надеяться, что и далекий от физики читатель, просмотрев предыдущие страницы, почувствует главное в творчестве Сахарова-ученого — поразительно широкий диапазон научных интересов (от сугубо прикладных до наиболее фундаментальных проблем), исключительную результативность работы, независимость и оригинальность мышления, научную смелость — и согласится с тем, что эпитеты «крупнейший», "выдающийся" применительно к А.Д. более чем оправданы.

Вернувшись в 1969 г. в ФИАН после отлучения от научно-практической деятельности, Сахаров продолжает заниматься фундаментальными проблемами (его желание включиться в работу по лазерному синтезу удовлетворено не было), участвует в дискуссиях и семинарах, докладывает свои работы. При этом он не только не держится «мэтром», но, напротив, проявляет большое (иногда даже казалось, чрезмерно большое) уважение к своим более молодым коллегам, целиком посвятившим себя фундаментальным проблемам. Это не было тем уважением, которое должен испытывать любитель, занимающийся «высокой» наукой урывками, в свободное от основной работы время, по отношению к профессионалу — ведь к тому времени А.Д. уже продемонстрировал высочайший профессионализм именно в фундаментальной науке. Это не было и тем уважением, которое должен испытывать теоретик чисто интуитивного склада (а А.Д. обладал богатейшей физической интуицией, позволявшей ему «угадывать» до всяких расчетов даже значения численных коэффициентов) по отношению к теоретику, разрабатывающему математический аппарат теории, — ведь уже в первом своем докладе на фиановском семинаре Сахаров изложил совершенно оригинальный, изящный и эффективный математический метод описания вакуума, подвергнутого внешнему воздействию, применительно к своей вакуумной теории тяготения (см. выше). А было это, как мне кажется, тем уважением, которое должен испытывать всякий подлинно интеллигентный человек по отношению к истинным специалистам своего дела.

Упомянув о докладе Сахарова, нелишне сказать о том, как он выглядел у доски. Миллионы телезрителей имели возможность отметить особенности сахаровской речи — неторопливый темп, полное отсутствие внешних эффектов, ни одного лишнего слова, никаких домашних заготовок (фраза строилась на ходу, с заменой одного слова другим по принципу "от хорошего к лучшему"), все предельно четко, хоть прямо переноси на бумагу. Эти особенности, не очень выигрышные в парламентской обстановке, сильно облегчали восприятие содержания сахаровских научных докладов, но и требовали от слушателей предельного внимания, не позволяя им расслабиться. Во всяком случае, завороженность, с которой слушали А.Д., шла от существа доклада, а не от блеска изложения.

И на доске, и на бумаге он писал крупным, четким почерком так же ясно, как и мыслил. И уж если он рисовал на доске окружность, то это была действительно окружность, хоть ставь циркуль; если изображал прямую, то хоть проверяй с помощью линейки. Особенно поражала одинаковая свобода владения обеими руками. Обычно А.Д. стоял посредине доски, правой рукой дописывал строчку, потом, не трогаясь с места, перебрасывал мел в левую руку и столь же быстро и четко начинал новую строчку.

Сахаров не принадлежал к числу тех активных участников семинаров, кто часто перебивает докладчика, сыплет вопросами и замечаниями, демонстрируя свою эрудицию. Обычно он сидел спокойно и по большей части молча, в позе спящего человека, и лишь его редкие, но бьющие в точку реплики показывали, что он внимательно слушает. Иногда, если тема доклада его не очень интересовала, он мог просидеть весь доклад молча. Как-то в начале 70х гг. мне пришлось рассказывать в присутствии А.Д. о нашей с Г.В.Шпатаковской деятельности по оболочечным эффектам в атоме и сжатом веществе. Я как докладчик все время с грустью посматривал на А.Д., не зная, слушает он или спит. За два часа лишь дважды прозвучал его голос: об одном из доложенных результатов он сказал, что это должно войти в учебники (и это, действительно, вошло если не в учебники, то в монографии по теории атома), о другом результате — что в него трудно поверить (и в самом деле, это оказалось превышением границ применимости сделанных приближений и не воспроизвелось при численном моделировании).

Со времени возвращения в Москву и возобновления работы в ФИАНе начался период активной общественной деятельности Сахарова. В эти же годы он отметил свое 50летие — возраст, критический для теоретика, занимающегося фундаментальными проблемами [50]. Естественно, что результативность работы А.Д. понизилась. Он, однако, продолжал участвовать в работе семинара и в дискуссиях, следить за литературой, продумывать замыслы своих будущих работ. Поэтому появлявшиеся в те годы и позже формулировки типа "отошел от научной деятельности" не соответствуют действительности и находятся целиком на совеcти их авторов.

Публичные гонения на Сахарова, развернувшиеся с начала 70-х гг. тоже, конечно, не способствовали активизации его научной работы. Для нас, сотрудников А.Д. по ФИАНу, эти гонения обернулись сильным нажимом со стороны дирекции и парткома, требовавших от нас (частично, вероятно, под влиянием вышестоящих инстанций) решительного протеста, осуждения ит.п. Все это было совсем не весело, но возникали и смешные ситуации. Например, в те годы я написал популярную статью о фундаментальной длине с эпиграфом из книги "буржуазного философа" Поппера и со ссылкой на работы Сахарова. Редакция журнала, где публиковалась статья, поставила меня перед выбором — либо то, либо другое. Излишне говорить, что я пожертвовал Поппером.

В начале 1980 г., выступив против афганской авантюры, Андрей Дмитриевич был бессудно депортирован в Горький, где провел долгие семь лет. Несмотря на тяжелые моральные и физические страдания, выпавшие на его долю, несмотря на большую загруженность литературным трудом, он продолжал серьезно заниматься наукой, главным образом, космомикрофизикой. Он получал большое (хотя и существенно меньшее, чем заказывал) количество препринтов и оттисков, а время от времени — 23 раза за семь лет — его посещали группы сотрудников теоротдела для информации о научных новостях и обсуждения его и своих работ.

Трижды довелось посетить А.Д. в Горьком и мне. Вряд ли скоро забудутся кирпичная башня на Арзамасском шоссе (за 3–4 дома от границы города), милицейский пост у квартирной двери [51], большая, но мрачная квартира темного происхождения. Покидали мы ее с таким тяжелым чувством, прощание с А.Д. бывало таким невеселым, что немного отходили душой мы лишь спустя несколько часов в гостепpиимных домах моих горьковских друзей. В один из приездов и после него мне пришлось помогать в публикации работы А.Д., где высказывалась идея о том, что наша Вселенная проходила в прошлом особую «евклидову» стадию, когда в ней не было никаких движений ("парменидов мир"- по имени отрицавшего движение древнегреческого философа). Дополнив по просьбе А.Д. его рукопись списком литературы, мы с А.Д.Линде еще долго не могли направить ее в печать, так как еще около двух месяцев к нам поступала сахаровская корреспонденция (5 писем и телеграмма) с просьбой внести изменения и дополнения к статье и с неизменной концовкой: "Прошу извинения за дополнительные хлопоты". Такова была требовательность А.Д. к своей научной продукции.

Как все мы хорошо помним, вернувшись из Горького в Москву, А.Д. отдавал большую долю своего времени и сил общественной деятельности. Однако он находил время и для разработки двух научно-технических проблем — проекта подземных атомных электростанций (обещавших безопасность в случае аварии и решавших проблему захоронения по истечении ресурса станции) и проекта предупреждения землетрясений в сейсмически опасных районах с помощью подземных ядерных взрывов (благодаря растрескиванию породы и снятию напряжений вблизи возможного эпицентра). Значение этих проектов вряд ли нужно обосновывать в эпоху Чернобыля и Спитака.

В течение этих трех последних лет жизни А.Д. научных контактов у нас с ним почти не было. Если не считать подробного разбора моей научной продукции перед выборами в Академию наук 1987 г., то единственная наша научная дискуссия была связана с критикой, которой подвергается в последние годы общая теория относительности. Сахаров выразил свое резко отрицательное отношение к этой критике в послесловии к посмертно опубликованной статье Я.Б.Зельдовича "Возможно ли образование Вселенной „из ничего"?". Но я не представлял себе до разговора с А.Д., что за несколькими его фразами в этом послесловии стоит доскональное, до деталей знакомство с работами, содержащими критику теории Эйнштейна.