Эмманюэль Мунье - Манифест персонализма

• Название: Манифест персонализма
• Автор: Эмманюэль Мунье
• Издательство: "Республика"
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 5-250-02694-X

Издание включает важнейшие произведения Э. Мунье (1905–1950), основоположника и главного теоретика французского персонализма. Созданные в драматический период истории Франции они ярко передают колорит времени. В них развиты основные темы персоналистской философии: духовных мир личности, межчеловеческое общение, свобода и необходимость, вера и знание, выбор и ответственность. С позиций личностного существования рассматриваются также проблемы социальной революции, государства, власти, демократии, национальных отношений. Главной же темой остается положение личности в современном мире, смысл ее жизни и деятельности. Большинство произведений, вошедших в издание, впервые публикуется в переводе на русский язык. Для читателей, интересующихся историей современной философии, проблемами культуры.

От редактора fb2 — требуется вычитка по бумажному оригиналу.

---

Есть и те, кто понял это и уже попытался внести организованность в этот бунт. Но они вытаскивают художника из общего болота порабощения только для того, чтобы погрузить его в другое. Они хотят заставить его, чье призвание состоит в абсолютной свободе по отношению к любой тирании и любым лозунгам, склонить голову не перед новым видением мира и его дисциплиной, а перед политическими формулировками и партийными символами. Стремясь одновременно отдать дань уважения и выдвинуть обвинение, мы выступили за создание «Ассоциации революционных писателей и художников» (АРПХ)[48]{29}.

Было бы несправедливо недооценивать силы бунтарства и обновления, которые она смогла бы и частично уже сумела привлечь на свою сторону. Но для чего? Чтобы, пробудив их, тут же свести на нет, отдав в услужение новому конформизму? Мы тоже считаем, что художнику удастся спасти свое искусство лишь при условии, что он добровольно порвет с миром денег и его моралью. Но он должен до конца осознать, какие опустошения несет с собой этот мир. Пользуясь принуждением и навязывая свою моду, он сделал все, чтобы народные массы почувствовали себя чуждыми искусству, чтобы повсеместно внедрить мелкобуржуазные вкусы и поставить произведения искусства вне общества. Поэтому стремление уже сегодня, еще до восстановления подлинного сообщества, поставить искусство в зависимость от суждения масс значило бы подчинить его не тому, чем мы в них восхищаемся, а тому, что в них исходит от обуржуазившихся рефлексов. Или же, что еще более опасно, это значило бы подчинить их предвзятости, мелочности, а в конечном счете и пропаганде партий, которые присваивают себе право на представительство политических интересов этих масс и готовы использовать во что бы то ни стало даже то, что использовать в принципе невозможно.

Между тем если искусство и должно служить, то оно должно служить свободно, подобно тому человеку, который создает его по своему образу и подобию, ни на йоту не отклоняясь от собственных путей. Если же человек не умеет одновременно быть свободным и служить, то его надо научить этому, используя другие, отличные от искусства средства, и, если потребуется, заставить его принять условия, при которых все смогут обрести данную свободу. Это будет социально-политическая революция, в которой нуждается культура, чтобы вновь занять подобающее ей место в мире, вернувшем себе человечность. Хорошо, что художник осознает ее необходимость и работает на нее даже за пределами своего искусства. Соединяясь со страданием, негодованием и надеждами нынешних людей, он несомненно обретет силу, страстность и величие или, как следствие всего этого, мудрость, которую ему никогда не принесет салонное искусство или искусство лакеев. Своего рода варварство, возврат от умозрения к деятельности, от исключительного к обыденному, вторжение в самое ткань жизни, заменяющее размышления над тайной папирусов или восторженный энтузиазм, — все это также несомненные пути к спасению. Речь идет не о правилах, подлежащих усвоению и дальнейшей апробации, а о человеческих эмоциях, которые должны стать внутренним достоянием художника (даже если он станет сопротивляться этому). Они должны пронизывать все его искусство и выходить оттуда, свидетельствуя о его гениальности, отражая его обновленную душу; они должны стать нервом его искусства, вдохновлять и обновлять его свободу, а не маскировать ее с помощью сюжетов, броских фраз, необычных устремлений, которые дают художнику лишь иллюзию обновления, как это происходит с литургией без глубокого религиозного обращения.

Нельзя создавать искусство для пролетариата или для революции, как нельзя создавать его и для буржуазии. Искусство должно создаваться для человека, во имя него и его осуществления, идти дорогой подлинной внутренней свободы, вопреки всему тому, что порабощает и унижает его. И если в какой-то момент истории невозможно быть человеком, не становясь революционером, не порывая с классом, который душит человека, не становясь на сторону нищеты (что с необходимостью не значит становиться на сторону партий нищеты), не ведя поиска глубинных ресурсов народной души там, где она еще остается незапятнанной, целомудренной, энергичной, полной неисчерпаемых богатств, которые она хранит в себе, тогда художник должен стремиться занять это более высокое по человеческим меркам положение и в любой момент должен быть достойным его. После этого пусть он отдается своему искусству свободно, и, достигший свободы без самомнения, без принуждения, не испытывая чуждых влияний, он будет создавать подлинно человеческое искусство, потому что не пожелает, чтобы на него навешивались какие-либо ярлыки. Кажется, что сегодня художник обречен либо на раболепие по отношению к существующему строю, иногда еще плодотворное для него, либо на изоляцию и безоговорочную гибель, которые выпадают на долю независимого художника в этом обществе, либо на порабощение, неприемлемое для свободы искусства, которое ему предлагают марксистские революционные ассоциации. Нам кажется, что пришло время защитить художников, восставших против угнетения человеческих и в особенности художественных ценностей и стремящихся самим своим возмущением отстоять сущностную свободу творчества даже вопреки их навязчивым спасителям.

Таким образом, и в плане искусства мы вновь вынуждены вернуться к нашему общему принципу — одновременному восстановлению персональности и сообщества.

Тем, кто держится за вчерашний день, надо сказать: нет хрустальных дворцов, нет магов! А тем, кто смотрит в завтра: нет коллективного искусства, нет публики.

Есть только личности, которые создают произведения искусства благодаря свободному и в какой-то мере таинственному процессу. Есть личности, которые взирают на произведения искусства, внимают им, усваивают их посредством столь же личностного, но по-иному таинственного процесса (или же такие, кто не взирает, не внимает, не усваивает, и тогда ничто не остается личностным, таинственным; как раз именно такую за редкими исключениями публику сегодня предлагает художнику огромное большинство людей). Между художником и отдельным человеком каждый раз вершится чудо встречи, еще более таинственное и удивительное, чем слияние двух дорог. Необходимым условием осуществления этого чуда не только в исключительных случаях является то, чтобы внутренний мир художника и внутренний мир человека, к которому он взывает, не существовали как две вечно враждующие вселенные, а стремились бы друг к другу, следуя естественным склонностям, ища спонтанной гармонии, надеясь на отклик, что создает жизнь подлинного органического сообщества. Трудиться ради утверждения такого сообщества, борясь с эгоизмом и индивидуализмом, — значит трудиться во имя искусства. Трудиться для развития личности, выводить ее за пределы индивида, с его заскорузлыми инстинктами и убогими устремлениями, работать ради того, чтобы все бьющие ключом силы и чувства человека влились в художественное произведение, — значит трудиться во имя искусства. Пока художник будет отказываться от движения вперед, к единству собственного Я, которое может совершаться только добровольно, без какого-либо принуждения, требуя порой жертв; пока он не признает, что в мире существуют другие люди и что его спасение зависит от того, сумеет ли он найти неповторимые слова и свободно выразить их, восславляя вновь обретенное сообщество, упадок, против которого мы восстаем, будет набирать скорость.

В мире, где смешались беспорядок и тирания, где сами революционеры, взяв на вооружение системы, слишком часто забывают о необходимости изменять принципы, позиция, которую мы утверждаем, будет служить предметом нападок и справа и слева. Когда мы защищаем права личности, из того и из другого лагеря раздаются крики о либерализме и анархии. Как только мы взываем к формированию сообщества, в котором участвовали бы и сами художники, индивидуализм встает на дыбы и силится доказать, что мы хотим коллективизировать творчество. Но не существует такого противодействия, из которого нельзя было бы извлечь пользы: согласимся с этими противоположными реакциями, примем их как постоянное напоминание о том, что нельзя пренебрегать ни одним из двух полюсов нашей позиции.

Здесь вырисовываются направления и границы необходимого сплочения.

Что касается искусства, то оно ни в коем случае не должно следовать внеэетечической, религиозной, политической, социальной или экономической догме, которая навязывалась бы художнику извне как некая готовая формула искусства.

Мы не хотим также, и это не соответствует нашим целям, создавать новую школу, основанную на особых эстетических правилах. Как показал наш опыт, определенные выше позиции обеспечивают встречи и устойчивые гармоничные отношения между художниками, обладающими различными темпераментами и использующими различную технику.