Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Первый раз Фукидид упоминает имя Клеона в 427 г., когда шел вопрос о том, как следует наказать митиленцев, отпавших от Афин почти со всем островом Лесбосом, проектировавших это отпадение еще до начала Пелопоннесской войны, но не нашед­ших тогда со стороны Пелопоннесского союза желаемого сочув­ствия. В Митиленах — крупнейшем городе острова — господст­вовала олигархическая партия. Момент, когда Афины были опу­стошены чумой, она сочла благоприятным для осуществления своих старых планов, тем более что она была милостиво услы­шана Пелопоннесским союзом. Митиленцы не имели никакого повода к отпадению; остров Лесбос был свободным союзником Афин, с собственными военными силами и полной независимо­стью; они не могли пожаловаться ни на какую несправедливость со стороны Афин. Тем большее возмущение вызвало их отложе­ние в Афинах, и, когда с большим трудом они были покорены снова, афиняне решили, по предложению Клеона, в наказание митиленцам казнить всех мужчин и продать в рабство женщин и детей. Однако как только было принято это жестокое решение, пришло раскаяние, и на следующий же день состоялось новое собрание, чтобы еще раз пересмотреть этот вопрос; на этом со­брании Клеон в речи, подробно приводимой Фукидидом, настаи­вал с еще большей резкостью на своем первоначальном предло­жении, однако с тем результатом, что вчерашнее решение было отвергнуто большинством, хотя и ничтожным.

Эту единственную речь Клеона Фукидид приводит, оче­видно, с намерением представить его «как самого жестокого из всех» и, уж наверное, не в пользу Клеона. Но даже эта речь показывает, что Клеон, по меньшей мере, не был тем льстящим народу демагогом, которым он должен был быть по Фукидиду и еще больше по Аристофану. Клеон начал со следующих слов: «Я уже много раз видел при различных об­стоятельствах, что демократическое государство не может

Греческий всадник-эвпатрид VI—V вв. до н. э. и спартанский гоплит 480 г. до н. э.

господствовать над другими государствами, но я никогда не видел этого более ясно, чем сейчас, при вашем раскаянии по отношению к митиленцам». Клеон резко порицает народ за то, что он подвергает дискуссии решенный уже раз вопрос; нере­шительность и полумеры он называет опаснейшей политикой по отношению к союзникам. В полном согласии с Периклом он называет власть Афин тиранией, которой подчиняются лишь против воли; эта власть будет потрясена в своем основании, если с митиленцами поступят снисходительно. Можно было бы еще уступить, если бы это были союзники, действительно терпевшие несправедливости со стороны Афин или же принуж­денные к этому врагом. Но совершенно иначе обстоит дело с митиленцами, которые, живя в совершенно свободном государ­стве, пользовались всегда полным уважением и почетом со сто­роны афинян и, несмотря на это, предательски нанесли им удар в спину. Клеон в конце концов предостерегал от трех вещей, опасных для господствующего государства: от сострадания, увлечения красноречием и от полумер. Вряд ли когда-нибудь еще слышало афинское народное собрание такую горячую и резкую отповедь, как от этого мнимого демагога, и если Фукидид упустил это из виду, лишь бы только очернить «насильни­ка» Клеона, то он точно так же упустил из виду и то, что речь Клеона целиком входила в рамки военного плана Перикла.

Это, конечно, не означает, что если бы Перикл был жив, то он, со своей стороны, настаивал бы на террористическом пред­ложении Клеона. Такой вопрос принадлежит к тем праздным фан­тазиям, на которые нельзя ответить ни да, ни нет; время переме­нилось, и демократия выступала более резко и решительно про­тив возросшей силы и коварных стремлений олигархии. Но основной тон речи Клеона, что в первую очередь должна поддер­живаться тирания над союзниками и проводиться как господство силы, только силой, с «оружием в руках», звучит так же, как и основной тон последней речи Перикла к афинянам.

На эти вещи нельзя смотреть с точки зрения гуманности, которой охотно хвастается новейшее время. Измеряемый этим масштабом, Клеон не только не был бы демагогом, но был бы таким же гениальным спасителем государства, каким был убий­ца масс Кавеньяк в июньские дни 1848 г., или убийца масс Тьер в майские дни 1871 г., или же каким хотел быть добрый Бис­марк, намеревавшийся, уничтожив государственным перево­ротом всеобщее избирательное право, вызвать этим рабочее восстание и потопить его в ужасной кровавой бойне. В древ­ности были не так гуманны, как в настоящее время, но лицеме­рили гораздо меньше. То, что Клеон хотел предпринять по отношению к митиленцам, было крайней мерой военного пра­ва, и после отклонения его предложения митиленцы попали из кулька в рогожку. Подверглись уничтожению не все их мужчи­ны, но больше тысячи их. Значительно позже смерти Клеона афиняне обрекли отложившийся от них город Скион той же участи, которой Клеон хотел подвергнуть Митилены, и то же самое было сделано с островом Мелосом, который совсем не был виновен в измене, так как не состоял союзником Афин, а был лишь завоеван афинянами. Эти случаи Фукидид рассказы­вает, конечно, без того возмущения, которым он преисполня­ется, когда речь идет о Клеоне.

Сильней всего выступает это нравственное негодование, когда Фукидид пытается превратить величайшую победу, одер­жанную Афинами в Пелопоннесской войне, в какую-то бессмыс­лицу, и только потому, что ее выиграл Клеон. Демосфен — са­мый искусный полководец афинян, смелым нападением занял Пилос на пелопоннесском берегу, отрезав 420 тяжеловоору­женных чел., преимущественно спартиатов с их илотами, на острове Сфактерии. Из страха за участь этих знатных воинов Спарта сделала Афинам мирные предложения, не заботясь о своих союзниках. Она указывала, что вела войну не по собствен­ному желанию, но лишь как глава Пелопоннесского союза; она даже предлагала союз с Афинами, заключив который оба могу­щественные государства могли бы покорить всех остальных греков. Однако это мирное предложение разбилось об усло­вия, которые афиняне поставили по совету Клеона: они требо­вали, чтобы отрезанные на острове Сфактерии капитулирова­ли и, кроме того, местности Низея, Пегея, Трезен и Ахайя, от которых 20 лет назад вынуждены были отказаться Афины, сно­ва были отданы в их владение.

Многие ученые полагали, что Перикл потребовал бы не мень­ше. Однако Дельбрюк это оспаривает, и с ним надо согласить­ся, что обратное приобретение пелопоннесских местностей Ахайи и Трезена не отвечало сущности военного плана Пери­кла. Гораздо более отвечало его планам приобретение Низеи и Пегеи, т. е. господство над Мегарой, обладание которой обес­печивало Афины от нападения пелопоннесцев и открывало им доступ к Коринфскому заливу, к западной части Средиземного моря. Если бы Перикл не требовал, по крайней мере, столько, то его военную политику вряд ли можно было бы оправдать. Возможно, что требования Клеона с самого начала предусмат­ривали торг; но в действительности дело не дошло до настоя­щих переговоров, так как спартанские послы хотели вести их тайно с несколькими лицами, против чего Клеон справедливо протестовал, потому что их намерение открыто метило на сдел­ку с афинскими олигархами.

Когда передача острова Сфактерии замедлилась и афинс­кое господство в Пилосе стало подвергаться угрозам, олигар­хи воспользовались этим, чтобы выступить против Клеона, который якобы мешал заключению мира. По свидетельству Фукидида, он сначала доказывал, что неблагоприятные извес­тия из Пилоса ложны, но впоследствии, когда он сам должен был отправиться на обследование их, то из страха быть нака­занным за ложь Клеон заявил, что такое обследование являет­ся бесполезной тратой времени; если бы афинские полковод­цы были действительно мужами (он намекал этим на Никия), то они легко завоевали бы остров, обладая таким хорошо воо­руженным флотом; в частности, если бы он сам имел командо­вание, он очень быстро покончил бы с этим.

Афиняне начали роптать, почему Клеон не предпримет сам морского похода, раз дело кажется ему таким легким, а Никий заявил от имени своих стратегов, что для них очень желательно, чтобы Клеон взял себе столько власти, сколько ему угодно, и сделал попытку; Клеон подумал сначала, что это лишь одни раз­говоры, и изъявил свою готовность. Но когда он увидел, что Никий сделал свое предложение серьезно, он отступил и заявил, что главнокомандующим остается Никий, а не он. Однако Никий открыто отказался от своего звания главнокомандующего в вой­не в Пилосе и призвал в свидетели этому афинян. «Последние поступили так, как и полагается народу. Чем настойчивее отка­зывался Клеон от предводительствования флотом, пытаясь взять обратно свои слова, тем решительней заставляли они Никия ус­тупить свое звание главнокомандующего». Когда Клеон заметил, что для него нет более отступления, он заявил, что он не боится спартанцев и согласен отплыть, взяв с собой лишь 400 легковоо­руженных воинов от союзников, не беря ни одного человека из Афин. С этими людьми и с людьми, находящимися в Пилосе, он намеревался в течение 20 дней или привести спартанцев живыми в Афины, или же уничтожить их на острове Сфактерии. «Афиня­не не могли удержаться от смеха, видя, как он легко относится к делу. Между тем благоразумные были этим очень довольны, так как они надеялись извлечь из этого то или другое преимущество: или избавиться от Клеона, на что они больше всего надеялись, или же, если эта надежда не осуществится, увидеть пленных спар­танцев». Клеон выбрал своим помощником Демосфена и точно