Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

В классовом обществе война регулирует в последней инстан­ции конфликты интересов различных наций или государств; в последней инстанции — это значит тогда, когда они обостри­лись до такой степени, что уже невозможно никакое мирное соглашение. Открытие военных действий ни с того ни с сего, из-за каприза куртизанки, как сказал когда-то неосторожно Лассаль, или какого-нибудь подобного пустяка, также является рас­суждением, допустимым лишь в детских букварях. Ненасытные завоеватели, без конца глотающие земли и народы, так же прав­доподобны, как сказочные людоеды. Если бы Наполеон дейст­вовал по своему желанию, то он не воевал бы в 1805 г. с Авст­рией и Россией, в 1806 г.— с Пруссией и Россией, в 1809 г.— с Австрией, а в 1812 г.— с Россией. Это наполовину признают теперь даже крупнейшие немецкие историки.

Капиталистическое общество, при всех своих недостатках и слабых сторонах, является продуктом истории, и, если вслед­ствие этих недостатков и слабых сторон, оно не может отка­заться от войн, необходимых для его развития, то все же его войны повинуются историческим законам. Они не ведутся ради забавы; этот ложный вывод делается часто потому, что кажет­ся, что они возникают из ничтожных причин. Так, например, Семилетняя война — из-за нескольких выстрелов, раздавших­ся во владениях североамериканских индейцев. Разве является прыжок серны причиной, из-за которой лавина с грохотом об­рушивается в долины? Прежде чем обрушиться от малейшего толчка, вследствие своего собственного веса, снежные массы должны накопиться на склоне скалы. Для того чтобы искра зажгла пожар, она должна попасть в высоконагроможденный горючий материал. Или же, употребляя образ, данный Гете в одном из его поэтических произведений, «вода, находящаяся в сосуде на точке замерзания, превращается от малейшего со­трясения в твердый лед».

С этой точки зрения тотчас же выясняется тщетность всех попыток провести разницу между наступательной и оборони­тельной войной. При этом следует всегда отделять военную точку зрения от политической. С военной точки зрения напа­дение и защита являются ясными, точными и неотъемлемыми понятиями военного суждения; хотя они и не отделяются окон­чательно друг от друга, но постоянно переходят одно в дру­гое, по известному выражению Гегеля, превращаются друг в друга. Защита является при этом или самой сильной, или са­мой слабой формой ведения войны: самой слабой, когда она ограничивается лишь собой и приводит в таком случае всегда к поражению; самой сильной, если она может в благоприят­ный момент перейти в нападение. Диалектическому взаимо­поглощению нападения и защиты Клаузевиц посвящает значи­тельную часть своего сочинения о войне.

С политической точки зрения нападение и защита являются совершенно расплывчатыми понятиями. Если войны представ­ляют собой столкновение различных интересов, которые уже не могут быть устранены мирным путем, то историческая оцен­ка их основывается на том, насколько победа тех или иных ин­тересов благоприятствует историческому прогрессу, а не на случайных обстоятельствах, подобных тому, заставит ли пры­жок серны упасть лавину на ту или другую сторону, и далеко не на том побочном обстоятельстве, какой именно дипломат суме­ет лучше смешать карты в последний момент. Каждая из воюю­щих сторон утверждает в своем военном манифесте, что защи­щает свои святые права, и объявляет притязания на эти права другой воюющей стороны преступным нападением; каждая де­лает это с полной уверенностью в своих правах. Эта твердая уверенность может покоиться на ложных предпосылках, а по­тому задачей изучения войны является устранить ложные пред­посылки и установить истинное положение вещей.

Было бы бессмысленно и нелепо разделять происходив­шие до сих пор войны по совершенно внешнему и случайно­му признаку на справедливые оборонительные войны и не­справедливые наступательные.

Если это воззрение нельзя искоренить даже из среды социа­листов, то объяснение этому можно найти лишь в том, что мы не смогли еще окончательно освободиться в вопросах войны от паутины буржуазного просвещения. Сам Маркс говорит в адре­се, опубликованном Интернационалом 29 июля 1870 г., по по­воду франко-прусской войны, как об «оборонительной войне», которую вели немцы. Правда, непосредственно за этим он при­

совокупляет перечень фактов, которые бросают на эту «оборо­нительную войну» своеобразный свет, но затем он снова гово­рит в том же документе о «симпатиях», которые якобы «впол­не» заслужили немцы в этой «оборонительной войне против бонапартистского нападения». Теперь мы знаем, что дело об­стояло совершенно иначе, чем это предполагал Маркс и чем он мог предполагать по всему тому, что было известно тогда. По­сле всего того что мы знаем теперь, Бебель незадолго до своей смерти считал эту войну до такой степени наступательной вой­ной, что даже высказал в своих записках сожаление, что он воз­держался от голосования за первые военные кредиты в 1870 г. и не сказал «нет». К создавшемуся тогда положению придется еще вернуться, здесь же мы лишь скажем, что в 1870 г. столкнулись друг с другом два наступления, так что, если вообще можно употреблять понятия «нападение» и «защита», война 1870 г. как с немецкой, так и с французской стороны была одновремен­но войной оборонительной и войной наступательной.

Два года назад социал-демократическая пресса Германии поздравляла ландвер со 100-летием войны 1813 г. Война, в ко­торой ландвер в то время участвовал, была, в строгом смысле этого слова, войной наступательной. Она началась предатель­ством своих французских союзников Таурогенской конвенци­ей, которое французы рассматривают как беспримерную в ис­тории измену; за конвенцией последовал целый ряд тайных пре­дательских переговоров и, наконец, объявление войны Франции. Масштаб наступательной и оборонительной войн оказывается здесь так же непригодным, как и повсюду, где речь идет об исто­рической оценке войны.

Поэтому было положительно ошибкой со стороны Бебеля, когда он в 1907 г. заявил на Эссенском партийном съезде, что рабочий класс будет всегда принимать участие в оборонитель­ной войне, и обосновал это свое мнение тем, что в каждом от­дельном случае рабочие сумеют прекрасно разобраться, идет ли дело об оборонительной или о наступательной войне. Одна­ко рабочие не могут этого сделать, так же как и все остальные люди, просто потому, что не существует твердых признаков, чтобы отличить войну наступательную от войны оборонитель­ной. Мнение Бебеля было тотчас же опровергнуто как автором этих строк в лейпцигской «Фольксцейтунг», так и в «Нейе Цейт», но авторитет Бебеля был — на этот раз нужно сказать, к сожа­лению,— так велик, что его мнение сделалось в известной сте­пени лозунгом для военной тактики партии, что, как это доста­точно показал опыт последнего года, создало большую путаницу. Что бы ни говорили об участии рабочего класса в войнах, с противоположением наступательных и оборонительных войн должно быть отныне раз и навсегда покончено. Оно ровно ниче­го не объясняет и не только не бросает истинного света, но, наоборот, лишь вводит в заблуждение.

Несколько иначе, чем с оборонительно-наступательной войной, обстоит дело с войной завоевательной. Правильное понимание этого термина одинаково необходимо и возможно. По своей тенденции каждая война является войной завоева­тельной, так как каждая воюющая сторона стремится расши­рить свое владение за счет противника, т. е. пытается завое­вать то, чем она до сих пор не обладала; это не всегда может проявиться в форме присоединения земель и подданных про­тивника, но обыкновенно проявляется в этой форме.

Таким образом, если по своим тенденциям война является для каждой стороны завоевательной, то в действительности война не приводит ни к каким завоеваниям лишь в том случае, если обе стороны истощают друг друга до такой степени, что ни одна из них не может полностью подчинить противника сво­ей воле, как это и было в Семилетнюю войну на европейском материке. Если же одна из сторон побеждает настолько, что может продиктовать своему противнику мирные условия, то она всегда сумеет в эти мирные условия вставить нужные ей завоевания. Распространенное представление, что государст­во, подвергнувшееся бесчестному нападению, должно, побе­доносно отразив врага, удовлетвориться этим, вложив меч в ножны с радостным сознанием, что оно с успехом выполнило свой долг, так же относится к области сказок. Такая война ни­когда не велась и никогда не будет вестись, по крайней мере пока существует классовое общество.

Из трудов старого Фрица можно составить краткую, но ис­черпывающую характеристику завоевательных войн; он говорит в одном месте: «Новое завоевание какого-нибудь монарха не обо­гащает того государства, которым он уже владеет, народы не по­лучают от этого никакой пользы, и сам монарх ошибается, если думает, что будет счастливее после этого». Это философская сто­рона вопроса. Но в другой раз, когда король касается его полити­ческой стороны, он говорит: «Часто хвастаются возвышенными чувствами. Всякая война, не ведущая к завоеваниям, ослабляет победителя и обессиливает государство. Никогда не следует на­чинать враждебные действия, если не имеешь твердых видов на завоевания». В своем политическом завещании 1752 г. король соединяет политическую и практическую точки зрения. Он заяв­ляет: «Маккиавелли пишет, что бескорыстная держава, находя­щаяся среди корыстных держав, неизбежно должна погибнуть; мне это очень не нравится, но должен сознаться, что Маккиавелли прав». Тщетно разыскивали это выражение у Маккиавелли, но оно, во всяком случае, вполне соответствует его духу и духу того государственного разума, который водворился вместе с ка­питалистическим способом производства.