Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Тяжеловооруженный персидский всадник

Из этого второго персидского похода могут быть сделаны лишь два вывода: сказания о бесчисленных массах персов от­носятся, собственно, к войску Ксеркса. Геродотовские 4 мил­лиона (из которых 2 миллиона бойцов) следует, конечно, от­бросить, хотя один французский исследователь новейшего вре­мени, которому нельзя отказать ни в знаниях, ни в проницательности, соглашается уменьшить массу персидско­го войска в 1 700 000 лишь на одну или две сотни тысяч. Дру­гие исследователи древности согласны на большие уступки, но все же и они допускают существование стольких сотен ты­сяч, сколько миллионов насчитывает Геродот. Г-н Дельбрюк и здесь подходит к делу решительно: он оценивает общую массу

персидского войска в 60 000—80 000 чел., из которых лишь 25 000 являлись настоящими бойцами.

Возможно, что он заходит здесь несколько далеко; по его собственному мнению, кое-что в этих цифрах может еще нуж­даться в исправлении в том смысле, что они могут быть слиш­ком низки. Во всяком случае, вместо геродотовских миллионов вопрос идет о лишнем десятке тысяч. В основном пункте — в методическом принципе исследования — Дельбрюк, несомнен­но, прав. Если численность войска, указанная Геродотом, ка­жется чистой фантазией, совершенно немыслимой в действи­тельности, то такой же чисто фантастической забавой, лишен­ной всякого научного значения, было бы уменьшение этих чисел до тех пор, пока они не покажутся возможными и допустимыми. Единственно правильным методом является — определить на почве критики фактов, какой численности могло достигать пер­сидское войско в действительности.

По Геродоту, греки имели под Платеей 110 000 чел., из них бойцов около 38 000. Эти цифры уже потому неправдоподоб­ны, что такая армия представляла совершенно непреодолимые для того времени трудности снабжения; такую массу греки не могли прокормить продолжительное время в одной и той же местности. Кроме того, они послали флот с 20 000 гоплитов, чтобы принудить Ионические острова к отпадению от персидс­кого владычества; они не могли держать для сухопутной войны и 40 000 гоплитов. При тогдашних экономических ресурсах греческих государств они могли выставить у Платеи от 15 000 до 20 000 гоплитов и такое же число легковооруженных бой­цов. Из того, что греки не решались на битву в открытом поле, следовало, что у Мардония был перевес; но разница ни в коем случае не была очень велика, так как персидскому полководцу никогда не удавалось тем или иным маневром вытеснить гре­ков из их оборонительной позиции у Киферона. Самое боль­шее, что персы могли иметь под Платеей,— это 25 000 тяже­ловооруженных бойцов; сообразно этому Дельбрюк и опре­деляет сухопутное войско, приведенное Ксерксом в Грецию. Потери, которые оно понесло до Платейской битвы, он ком­пенсирует отрядами, выставленными подчиненными гречески­ми племенами и морскими солдатами, оставленными Ксерк­сом при его возвращении в Персию.

Между 25 000 и 2 000 000 или же, если считать всю массу войска, между 70 000 и 4 000 000 действительно огромная раз­ница, и невольно возникает вопрос, как могла она образоваться даже и в легенде. Г-н Дельбрюк отвечает на это, что в военной

«Бессмертные» персидского войска

истории снова и снова можно увидеть, как трудно даже для опыт­ного глаза правильно оценивать большие человеческие массы. Мольтке рассказывает в своей истории русско-турецкой войны 1828 — 1829 гг., что после перехода Дибича через Балканы один турецкий офицер, посланный на разведку, вернулся с донесени­ем, что легче сосчитать листья в лесу, чем головы во вражеском войске, хотя у Дибича было лишь 25 000 чел. Если принять во внимание, что 70 000 чел. Ксеркса продвигались с большим ко­личеством лошадей при плохой походной дисциплине по уз­ким, неровным дорогам, перерезанным возвышенностями, ре­ками и другими естественными препятствиями, то ясно, что они образовывали колонну, по меньшей мере, на 10 миль в глуби­ну; у жителей, которые в течение целых дней видели все новые и новые войска, исчезло всякое представление о цифрах, и фан­тазия их получила полную свободу.

Второй вывод, на котором мы задержимся еще одну минуту, касается боя при Фермопилах, слава которого стала такой же баснословной, как и слава Марафонской битвы. Запирать гор­ные проходы перед подавляющей наступающей силой всегда ошибочно: через каждый горный хребет ведет всегда много до­рог; все их занять очень трудно, а все защитить невозможно,— и без предателя Эфиальта персы нашли бы себе дорогу в обход

Фермопил. Если хотят использовать горный хребет как при­крытие, то теория тактики требует, чтобы главные силы были расположены против дорог, ведущих через хребет, с тем чтобы разбивать наголову отдельные отряды врага, которые будут постепенно продвигаться вперед. Кажется, что здесь греки сде­лали, таким образом, большую ошибку.

В действительности дело обстояло иначе. Было совершен­но невозможно, чтобы греки могли использовать Эту как при­крытие в только что указанном истинном значении этого слова; они не могли объединить здесь все свои силы и дать наступа­тельное сражение. От гражданского ополчения нескольких мел­ких республик нельзя было ожидать, чтобы оно отослало так далеко от родины свои объединенные войска, поставив их под опасность большой битвы; к тому же большая часть греков, а именно афиняне, были намерены искать решительного столк­новения на море, где оно и произошло.

Однако, прежде чем греки выиграли битву у Саламина, была отдана персам не только вся средняя Греция, но пришлось даже очистить и самый город Афины. Если бы страна была отдана врагу без малейшего сопротивления, это оказало бы крайне де­морализующее действие. Поэтому и было произведено занятие Фермопильского ущелья, а одновременно с этим нападение гре­ческого флота на персидский у мыса Артемизиона. В случае победы флота открывалась возможность, что Ксеркс откажется и от нападения со стороны суши. Однако под Артемизионом оба флота сражались в течение нескольких дней без решитель­ного результата, и в конце концов греческий флот отступил; он ожидал крупного подкрепления и хотел исправить понесенные повреждения в родных гаванях, что для персидского флота было гораздо затруднительнее.

Вместе с тем исчезла всякая рациональная цель занятия Фермо­пильского ущелья. Маленькому войску, под командой спартанс­кого царя Леонида, оставалось или погибнуть, или возвратиться обратно. «Критики говорят, что Леонид должен был отступить,— во всяком случае, критики отступили бы». Таково остроумное вы­ражение Генриха Лео. Леонид хотя и приказал своему небольшо­му войску отступить при известии о наступлении персов, но сам с тремястами спартанцев остался, чтобы прикрыть отступление и принесением себя в жертву доказать, что формально ошибочная защита ущелья в действительности лишь подготовляла конечную победу. Леонид учитывал моральный элемент войны. Для буду­щих сражений имело неизмеримо большее значение то, что вступ­ление в коренную Элладу не обошлось для варваров без боя.

Сами греки именно так и понимали битву под Фермопила­ми, как это показывает их классическая надпись на могиле Ле­онида и его трехсот спартанцев:

«Странник, возвести Спарте, что мы легли здесь все триста, повинуясь законам отечества».

3. ПЕЛОПОННЕССКАЯ ВОЙНА

Совсем другой характер, чем персидские войны, имеет война Пелопоннесская. Те характеризовались главным обра­зом различием борющихся сил в вооружении и тактике. Здесь греки боролись с греками, но таким образом, что одна сторо­на имела на море такое же большое превосходство, какой другая имела на суше.

Вследствие этого была поставлена совсем иная задача страте­гического характера. В персидских войнах стоял вопрос о круп­ных решениях — о том, покорит ли персидский царь Грецию или же будет прогнан оружием обратно. Наоборот, Пелопоннесская война продолжалась 27 лет, без какого-либо решительного сраже­ния и кончилась взаимным истощением и опустошением, подобно Тридцатилетней и Семилетней войнам новейшего времени.

Разница, впервые проявившаяся между персидскими война­ми и Пелопоннесской войной, постоянно наблюдается и в даль­нейшей истории военного искусства: это — разница между вой­ной на уничтожение и войной на истощение. Эти войны отлича­ются по своим целям и средствам, но свойственное им различие является и руководящей нитью, которую никогда не следует те­рять из виду тому, кто хочет разобраться в лабиринте истории. Можно прийти к самым нелепым, ложным выводам, если войну, ведущуюся по законам стратегии на истощение, оценивать по законам стратегии на уничтожение.

Дельбрюк говорит, что как в лице Мильтиада, Леонида, Фемистокла, Павзания эллины выдвинули гениальные творчес­кие головы, которые, как только возникла необходимость в стратегии на уничтожение, поняли ее во всей глубине, разре­шая поставленные перед ними задачи с классической твердо­стью, так в Перикле проявился человек, про которого можно сказать то же в отношении стратегии на истощение. Перикл понимал, что его город, т. е. Афины, был слабее Пелопоннес­ского союза, и делал отсюда с неумолимой логикой вывод, что афиняне не должны вступать ни в какие большие сухопутные битвы, не должны защищать свои владения от вражеских втор­жений и опустошений и на время войны должны отказаться от всяких новых завоеваний. Наоборот, они не могут допустить ослабления своих морских сил и должны, ведя войну на море, блокируя афинским флотом вражеские берега, уничтожая тор­говлю городов-противников, высаживаясь там и здесь и про­изводя неожиданные нападения на вражеские земли, наносить им еще больший вред, чем тот, который наносят враги Атти­ки на суше, чтобы в конце концов заставить утомленных вой­ной противников уступить.