Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

3 000 000 марок,— покоился блеск того времени, которое назы­вают веком Перикла.

По всем правилам деловой критики этот могучий подъем Афин должен был иметь естественное отражение во внутрен­нем развитии афинского общества и афинского государства.

«Люди моря» все более и более оттесняли на задний план «лю­дей суши»; демократия, экономические корни которой лежали в торговле и морских предприятиях Афин, по мере развития торгов­ли и мореплавания все больше стесняла олигархию, ту горсть ста­рых родов, которая, опираясь на крестьянское население, до сих пор вела управление государством. Традиция, сохраняющая при всех политических изменениях большую силу, не позволяла еще живущей торговлей и ремеслами массе подойти непосредствен­но к кормилу правления; Перикл также принадлежал к старым родам, но он правил лишь как доверенное лицо демократии.

В противоположность Афинам Спарта оставалась сухопут­ной силой; она сохранила и свою общественную организацию, которая состояла из относительно немногочисленного военно­го дворянства — спартиатов, из лично свободных, но полити­чески бесправных периэков и из массы илотов — порабощенно­го крестьянского сословия; она сохранила и свой олигархичес­кий образ правления. Как в Афинах демократия, так и в Спарте олигархия была наиболее организована, и где бы ни сталкива­лись в то время в Греции олигархические и демократические элементы, первые с таким же вожделением смотрели на Спар­ту, как вторые на Афины. В самих Афинах олигархи были более или менее пламенными поклонниками Спарты и с эгоизмом гос­подствующего класса, чувствующего колебание почвы под сво­ими ногами, были более чем склонны к махинациям со Спартой за счет своего города. Сама Спарта, несомненно, следила за поразительно быстрым расцветом своего соперника с какими угодно чувствами, но только не с дружелюбным удовлетворе­нием и, конечно, была готова на все, чтобы создать для него препятствия. Однако для открыто наступательной политики против Афин у нее не было ни желания, ни необходимости, а также ни средств, ни возможности. Постоянный тайный страх перед восстанием илотов парализовал жажду к завоеваниям во­енного государства; да и непосредственно бояться Афин Спар­те не приходилось; от одного восстания илотов, приставивше­го спартиатам нож к горлу, они спаслись при помощи Афин. Кроме того, как могла бы Спарта, будучи сухопутной держа­вой, сломить морское владычество Афин и одновременно вы­ступить наследницей Афин?

Насколько мала была жажда наступления у олигар­хической Спарты, настолько велика была она у Афин, хотя эта жажда направлялась не в сторону Спарты. С порази­тельной быстротой обеспечи­ли себе Афины господство над Эгейским морем и над во­сточной частью Средиземно­го моря; они горели теперь желанием, господствуя над морем, проникнуть и на За­пад. Торговый капитал всегда алчен, всегда стремится к за­воеваниям, и в этом отдель­ном случае можно особенно легко увидеть, что в завоева­тельных стремлениях Афин скрывались жизненные интересы афинской демократии. Чем больше богатств притекало в страну, тем они более концент­рировались в руках незначительного, все более и более сужи­вавшегося круга лиц, в то время как широкая масса свободных граждан постепенно нищала. Так как вся производственная и ремесленная работа была предоставлена рабам, конкуриро­вать с которыми считалось зазорным, то афинская демократия неминуемо была вынуждена к тому, чтобы, все более распрос­траняя морское владычество государства, приобретать для страны все большие доходы и большую дань и тем приостанав­ливать процесс своего обнищания.

Гоплит со своим рабом в походе. Терракотовая статуэтка. IV в. до н. э.

Если, однако, Афины стремились распространить свое морс­кое могущество на западную часть Средиземного моря, то на пути у них стояла не Спарта, но Мегара, Коринф и Беотия. Афины, правда, могли проникнуть в западную часть Средиземного моря, обойдя Пелопоннес кругом, между предгорьем Малеей и остро­вом Китерой, но это путешествие считалось в то время очень опасным, и торговля между Малой Азией и Италией, между вос­точной и западной частями Средиземного моря производилась через перешеек, связывавший Среднюю Грецию с Пелопоннесом, и через Коринфский перешеек, отделявший Афины от западной части Средиземного моря. Он находился во владении Мегары и Коринфа, которые благодаря торговле, производившейся через перешеек, сделались богатыми городами. Мегара была малень­ким государством, которое Афины свободно могли бы поло­жить в свой карман, тем более что Мегара относилась к Корин­фу с той же подозрительностью, как и к Афинам, и поэтому колебалась в выборе между ними обоими. Коринф был боль­шим и богатым городом, далеко не желавшим позволить Афи­нам парализовать себя; он искал тесной связи со Спартой, что­бы обеспечить себе поддержку против могущественных Афин. Для Афин оставался, таким образом, еще только один путь — завоевать Беотию. Сделав это, Афины обошли бы Коринфский перешеек и попали бы как раз в Коринфский залив, который открыл бы им доступ в Италию и Сицилию.

Таким образом, Беотия и Коринф, как совершенно правильно указывает г. Дельбрюк, не делая из этого, однако, правильных выводов, и были «собственно непримиримыми» врагами Афин и имели на это полное основание, так как Афины однажды уже креп­ко схватили их за ворот. Афины покорили остров Эгину; они заключили с Мегарой союз, которого просили сами мегарцы из страха перед коринфянами, и заняли гавани Мегары — Низею и Пегею; они овладели также Беотией вместе с Фокидой и Локридой, свергая повсюду олигархических правителей и устанавли­вая демократический образ правления, так что Коринф был окру­жен со всех сторон. В Ахайе[8] и Трезене[9] и даже на Пелопоннесе афиняне встали твердой ногой и, таким образом, непосредствен­но вторглись в сферу владений Спарты. Никогда раньше не были Афины так близки к гегемонии над всей Грецией, да и в поздней­шее время им никогда не удавалось подойти к ней так близко.

Спарта проявила себя при обороне в высшей степени непо­воротливой. Сначала афинское войско потерпело тяжелое по­ражение при Коронее, в Беотии, в походе, предпринятом для усмирения некоторых беотийских городов, которыми снова завладели изгнанные олигархи; чтобы возвратить своих мно­гочисленных пленных, потерянных при Коронее, Афины со­гласились на заключение мира, отказавшись от всей Беотии, где повсюду снова в управление вступили олигархи, так же, как в Фокиде и Локриде, которые после отказа от Беотии уже нельзя было удержать. Тогда изгнанные Афинами олигархи напали на ненавистный для них город в том месте, где он был наиболее уязвим; они сумели побудить большой остров Эв­бею к отложению от Афин, а когда Перикл выступил во главе сильного войска для покорения Эвбеи, он должен был поспеш­но вернуться обратно вследствие сообщения, что Мегара, под­стрекаемая Коринфом, также отложилась и что спартанское войско выступило для нападения на Аттику. Это нападение ока­залось, впрочем, совершенно невинным; едва вступив на землю Аттики, спартанцы тотчас же возвратились обратно, так как Перикл подкупил якобы их вождей. Перикл покорил Эвбею, вслед­ствие чего господство Афин на море было обеспечено. Но Афи­ны не предпринимали больше сухопутной войны; в 445 г. Афи­ны даже заключили со своими врагами 30-летнее перемирие, вследствие которого Афины отказались от притязаний на Низею, Пегею, Ахайю и Трезен и заявили о своем согласии на вступ­ление Мегары в Пелопоннесский союз, руководимый Спартой.

Это было тяжелым поражением для Афин, однако последо­вавший за этим 14-летний мир, казалось, доказал, что Греция в обоих крупных союзах — Афинском и Пелопоннесском — на­шла свое равновесие, обеспечившее ей продолжительное про­цветание. А Афинах начался тот изумительный период искус­ства, обломки которого и сейчас еще вызывают восхищение просвещенного человечества. В течение этого периода город абсолютно не думал ни о каких новых завоеваниях и не приме­нял к своим союзникам никаких строгостей. Только на остро­вах, действительно являвшихся свободными союзниками Афин, было неспокойно: на Самосе дело дошло до настоящего вос­стания, которое Афины подавили силой, а Лесбос запрашивал Спарту, можно ли рассчитывать на пелопоннесскую поддерж­ку в случае отложения этого острова. Однако лесбийцы по­лучили негласный отказ Спарты, а Самос официально полу­чил отказ Пелопоннесского союза, когда он просил о помо­щи против Афин; как раз наиболее горячие враги Афин, коринфяне, выступили против поддержки самосцев, кото­рая могла бы явиться нарушением 30-летнего перемирия. За обоими союзами, таким образом, признавалось право на­казывать членов, изменивших союзам. Возможно, что это воздержание Пелопоннесского союза, и в частности корин­фян, проистекало не из истинной любви к миру, но из расче­тов какого-либо рода, которых мы не знаем; во всяком случае оно говорит против того, что Пелопоннесская война возник­ла из простой вспышки зависти и ненависти, которые Афины должны были возбуждать у государств Пелопоннесского со­юза; развитие искусств, происшедшее в Афинах за мирные годы, менее всего беспокоило спартанцев.