Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Этим подавляющим массам войск Наполеон мог противо­поставить лишь около 200 000 чел., из которых, за вычетом необходимых сил для прикрытия всех границ, он мог вывести в поле лишь 130 000 чел. В отличие от 1813 г., и особенно от 1814 г., это были во всяком случае отборные войска, возмож­но даже самые отборные из всех, которыми командовал когда-либо Наполеон. С ними он надеялся нанести сильный удар одной из вражеских армий, что в случае удачи значительно

поколебало бы могущественную коалицию и смогло бы зажечь во французской нации новое военное воодушевление, кото­рое до сих пор мало сопутствовало вооружениям императора. Благоприятнее всего для него было положение на бельгийс­кой границе. Многочисленные пограничные крепости мешали вступлению английских и прусских войск во Францию, прус­ское войско ожидало еще подкрепления в 80 000 чел. из отда­ленных провинций. Наоборот, под прикрытием и защитой этих крепостей Наполеон мог быстро пробиться вперед и разбить порознь сначала одну, а затем и другую вражеские армии, пре­восходившие его своей общей численностью почти вдвое.

Сначала этот план удался ему превосходно. Вечером 14 июня он занял Шарлеруа, естественный пункт соединения Блюхера и Веллингтона. Этим он вклинился между ними, а 16 июня разбил прусскую армию при Линьи. Блюхер принял битву лишь после твердого обещания Веллингтона прийти ему своевременно на помощь. Но Веллингтон не пришел, так как он имел неправиль­ные сведения о расположении своих воинских частей и по про­странственным причинам не смог их собрать вовремя. К тому же он сам был атакован при Катр-Бра частью французской армии. К этому прибавились и другие несчастные случайности; так, на­пример, один из четырех корпусов прусской армии несвоевре­менно явился на поле битвы. Наполеон надеялся, что победой при Линьи ему удалось сделать прусскую армию небоеспособ­ной и оттеснить ее на коммуникационную линию на восток; вме­сте с этим прусская армия должна была отдалиться от английс­кой армии, над которой Наполеон имел все основания надеяться одержать решительную победу.

Его расчет оказался неверным, потому что пруссаки произве­ли отступление не на восток, а на север, не удалившись, таким образом, от английской армии, но, наоборот, приблизившись к ней. Этот приказ отдал вечером после битвы при Линьи Гнейзенау, так как Блюхер в пылу битвы упал с лошади и некоторое время не мог быть найден. Это было очень смелое решение, одна­ко оно оказалось решающим в судьбе всей кампании. Когда На­полеон 18 июня напал на английскую армию, расположенную на небольших высотах около Мон-Сен-Жана, его победа была по­чти обеспечена, но в тот момент прусская армия, сделав изнури­тельный ускоренный марш, ударила ему во фланг. Французская армия потерпела ужасное поражение и была совершенно рассея­на непрерывным преследованием, которое Гнейзенау произво­дил до последних сил своих войск. Этим война была решена; 100-дневная власть Наполеона пришла к концу.

Блюхер во время марша перед Ватерлоо. 1815 г.

В военном отношении кампанию выиграла прусская армия — в этом не могло быть никакого сомнения, несмотря на двусмыс­ленные речи, в которых Веллингтон пытался извратить этот факт. Воспитанный, как и полагалось вождю английского наемного войска, на старой тактике, он уже совершенно не мог противить­ся атаке отборных французских войск, когда к нему на помощь явилась прусская армия. Но политически выиграл игру Веллинг­тон. Характерна уже та мелочь, что за решительной битвой сохра­нилось название, которое ей дал Веллингтон, название деревни Ватерлоо, где совершенно не было сражения, но где была распо­ложена последняя главная квартира Веллингтона перед битвой, а не название «Бель-Альянс», на котором настаивали пруссаки, по имени хутора, где впервые встретились Блюхер и Веллингтон.

При вступлении обоих войск во Францию пруссаки ворва­лись первыми; однако Веллингтон тотчас же позаботился о том, чтобы в интересах Англии Бурбоны возможно скорее возврати­лись в Тюильри, что совершенно не отвечало прусским интере­сам и относительно чего союзные державы не брали на себя никакого обязательства. Это была в высшей степени своекоры­стная политика, при помощи которой английские тори надея­лись создать в Париже целиком зависимое от них правитель­ство. Однако Блюхер и Гнейзенау не обратили на это должного внимания; они стремились прежде всего насытить «нацио­нальную месть», намереваясь застрелить Наполеона, если он

Битва при Ватерлоо. Гравюра Бёрнета с картины кисти Аткинсона и Дэвиса

попадет им в руки, или же взорвать на воздух Парижский мост, названный Йенским, и тому подобное. Из всего этого получи­лась лишь выгода для Веллингтона, который, успешно воспро­тивившись этим вандальским планам, придал, таким образом, своей мелочной политике вид сердечного великодушия.

Наполеон оставил после битвы остатки своего войска и по­спешил в Париж, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Палаты бурно требовали его отречения, в том числе и палата депутатов, созванная на основе его «дополнительного акта». 25 июня он был вынужден покинуть Париж; 29-го он отправил­ся в Рошфор, где были приготовлены 2 фрегата для бегства в Америку. Он задержался со своим отъездом в надежде на благо­приятный оборот дела до тех пор, пока рейд Рошфора не ока­зался запертым английскими военными кораблями. Ему при­шлось отдать себя в руки англичан 15 июля, лишь бы не попасть в руки Бурбонов. Та ужасная месть, которой обрекли его союз­ные державы на острове св. Елены, всем известна.

Создавшееся после его отречения в Париже временное пра­вительство продержалось недолго. Оно капитулировало 3 июля с условием, что все французские войска очистят город до 6 июля,

7 июля и на следующий день в город вступили прусские войска, тогда как Веллингтон, оставаясь верным своей расчетливо-ве­ликодушной политике, расположил свои войска в Булонском лесу. 8 июля в Тюильри появился Людовик XVIII и смог тотчас же, как любезный хозяин, принять троих союзных монархов, прибывших 10 июля.

Последние опять-таки не могли прогнать законного коро­ля, и им оставалось лишь состроить веселые мины при дурной игре, сыгранной с ними Веллингтоном. Царь быстрей всех на­шелся в создавшемся положении. Не успел этот «освободи­тель Европы» проглотить громадный польский кусок, как его жажда к завоеваниям запылала снова, направляясь на новый, теперь уже турецкий кусок. Так как он был уверен, что натол­кнется при этом на сопротивление Англии и Австрии, то хо­рошие отношения с Францией имели для него большое значе­ние. В своем соперничестве с английскими тори самодержец всея Руси добивался расположения Людовика XVIII, на кото­ром горел еще свежий позор трусливого бегства от Наполео­на. Австрия не хотела больше никаких новых изменений в гра­ницах, установленных в Вене, спокойствие кладбища стало делаться главной целью Меттерниха. Лишь одни пруссаки тре­бовали наряду с возмещением военных издержек отделения Эльзас-Лотарингии и других областей.

Французским представителям было легко отклонить эти тре­бования, так как союзные державы, согласно своему декрету об изгнании Наполеона и прежним своим заявлениям, боролись лишь против Наполеона, которого уже счастливо устранили, а не против Франции, от которой им, следовательно, и требовать было нечего. Однако главные причины этого положения заклю­чались не в вопросе о власти; истинная причина того, почему прусские притязания были после многомесячной грызни все же отклонены, лежала в том, что другие великие державы были совершенно не заинтересованы в этом. Лишь слабым утешени­ем была поддержка, оказанная на этот раз Пруссии рейнскими князьями, чуявшими новый грабеж. Наиболее враждебно настро­енным к новому прусскому расширению, чуть ли не больше, чем сам французский король, был царь, которому прусский вас­сал только что таскал каштаны из огня.

По новому миру, заключенному в Париже 20 ноября, Фран­ция должна была возвратить лишь некоторые незначительные части округлений, предоставленных ей за год перед этим свыше границ 1792 г. К этому прибавлялось еще возмещение военных убытков в 700 000 000 франков и обязательство в течение 5 лет,

а кое-где еще в течение 3 лет после этого содержать и снабжать и в северо-восточных провинциях оккупационную армию союз­ных держав в количестве 150 000 чел. Захваченные художествен­ные ценности также должны были быть возвращены.

Однако еще до этого царь осчастливил весь христианский мир одним откровением: он учредил священный союз и выставил сим­вол веры, который признавал «божественного искупителя Иису­са Христа» единственным владыкой над всеми христианскими нациями. Царь попал под мистическое влияние госпожи Крюденер, про которую Гете сказал еще при ее жизни: «Проститутка, затем пророчица!», — и о которой он сказал после ее смерти: «Такая жизнь подобна стружкам: из нее нельзя получить даже щепотки золы, чтобы сварить мыло». Само собой понятно, что предсказания этой достойной дамы целиком совпадали с завоева­тельными инстинктами царя; союз христианского мира должен был оказать чувствительное давление на Турцию. Но в действи­тельности эту ерунду подписали все монархи, за исключением папы и великого султана; медлили также и английские тори — может быть, потому, что считали это дело чересчур глупым для себя, а может быть, потому, что хотели утешить Турцию.