Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Заседание уполномоченных на Венском конгрессе 1815 г.

К концу 1814 г. противоречия в саксонском вопросе обо­стрились до такой степени, что в Пруссии начались уже воен­ные приготовления, когда, наконец, 3 января 1815 г. было зак­лючено соглашение между Англией, Австрией и Францией. В этом соглашении три державы обязывались «вследствие вновь обнаруживающихся притязаний» взаимно поддерживать друг друга военной силой, по крайней мере в 150 000 чел. с каждой стороны, в том случае, если хоть одна из них подвергнется на­падению из-за выставленных ими сообща справедливых и закон­ных предложений; нападение на Ганновер и Нидерланды долж­но было рассматриваться как нападение на Англию. Затем, так как ни одна из держав, кроме Франции, не имела истинного стремления к войне, перешли при дальнейшем обсуждении к решению оставить все героические планы и объединиться луч­ше за привычным барышничеством людьми и землями. Царь ус­тупил в некоторых из своих польских притязаний: он отдал об­ратно Тарнопольский округ, который Австрия уступила Рос­сии в 1809 г.; он отказался также от Торна и Кракова, из которых первый был занозой в теле Пруссии, а второй — в теле Авст­рии. Торн стал прусским, а Краков — самостоятельной респуб­ликой. Саксония же была поделена: северная, большая, однако менее населенная, половина перешла к Пруссии, остальное удержал саксонский король. Но за это Пруссия была вознаг­раждена Рейнской областью; она должна была расположиться

Пояснительная таблица к картине «Заседание уполномоченных на Венском конгрессе 1815 года». Гравюра работы Жана Годерфруа по картине кисти Изабей

Участники Венского конгресса 1815 года.

1) Веллингтон (Англия);

2) Граф Лобо (Португалия);

3) Сальдона (Португалия);

4) Граф Лёвенгиельм (Швеция);

5) Граф Алексис де Ноайль (Франция);

6) Князь Меттерних (Австрия);

7) Граф Де-Ла-Тур-Дюпен (Франция);

8) Граф Нессельроде (Россия);

9) Граф Пальмельда (Португалия);

10) Виконт Кастельрэ (Англия);

11) Герцог Дальберг (Франция);

12) Барон Вессенберг (Австрия);

13) Граф Разумовский (Россия);

14) Лорд Стюарт (Англия);

15) Гомез Лабрадор (Испания);

16) Граф Клэнкарти (Англия);

17) Вакен (?);

18) Гентц — генерал-секретарь конгресса;

19) Вильгельм фон Гумбольдт (Пруссия);

20) Генерал Каткарт (Англия);

21) Князь Гарденберг (Пруссия);

22) Князь Телейран (Франция);

23) Граф Штакельберг (Россия).

на том самом левом берегу, на который она предполагала поса­дить саксонского короля. Она получила, таким образом, ту часть Германии, которая обладает наиболее развитой и разнообраз­ной промышленностью, и ничто не свидетельствует так о бли­зорукости австрийских и прусских деятелей, как то, что в этом приобретении они видели крупную неудачу для Пруссии. Меттерних злорадствовал, что Пруссия теперь «безнадежно ском­прометирована» Францией, а Гарденберг пытался сделать хо­рошую мину при дурной игре, говоря, что лишь «из уважения ко всеобщему желанию», лишь «в целях защиты Германии» Пруссия удовлетворилась рейнскими владениями.

В союзном договоре 4 держав было обещано восстановление Пруссии в тех границах, которые она имела в 1805 г. На Венском конгрессе она этого не достигла; в то время как Англия, Австрия и Россия более или менее расширились, Пруссия уменьшилась на 600 кв. миль. Правда, жителей у нее стало на полмиллиона боль­ше, чем в 1805 г., но со всеми своими 10 000 000 она оставалась значительно позади 27 000 000 Австрии и 30 000 000 Франции, не говоря уже о России, которая в завоеваниях, сделанных вначале с помощью Наполеона, а затем в борьбе против Наполеона, приоб­рела в Финляндии, Бессарабии и большей части прежней Польши около 9 000 000 жителей. Округление границ также ничего не дало Пруссии; она распадалась на 2 совершенно отдельные части. Все же она стала немецким государством в гораздо большей степе­ни, чем была им в 1805 г., когда ее следовало считать полупольс­кой страной. Поэтому она имела насущные интересы в немецком вопросе, который разрешался на Венском конгрессе.

Калишское воззвание уже давно было пустым листом бума­ги, но все же что-то такое случилось, что смогло пробудить воспоминания тысячелетней истории, которые, найдя свой пе­чальный конец в 1806 г., все же, казалось, начали проявлять признаки новой жизни в 1813 г. Сам Меттерних допускал не­обходимость какого-то «федеративного союза» для Германии, хотя он и доказывал в Италии, что этот союз следует понимать лишь как известное «географическое понятие». Даже в согла­шениях с князьями Рейнского союза, отпавшими от Наполео­на (за исключением Баварии), были сделаны некоторые ого­ворки в смысле немецкого единства. Однако как надо было пред­ставлять себе это единство — было загадкой даже и для тех, кто ближе всех принимал это дело к сердцу. Перед глазами читателя, который захотел бы перелистать ныне консульта­ции Штейна и Вильгельма фон Гумбольдта, а также записки Арндта и Герре, предстал бы невероятный хаос.

Восстановление императора и империи — вот основной тон, звучавший в этом хаосе; но это было чисто романтичес­кой выдумкой, так как просто вернуться к 1806 г. было невоз­можно, о чем никто серьезно и не мог думать. Эта мысль могла жить лишь в «воздушном царстве мечтаний», и понятно само собой, что попытки осуществить ее расплывались, как снови­дения. Штейн пускался на всевозможные ухищрения, чтобы осуществить свой идеал; раньше он защищал линию Майна, позднее линию Триаса, Германию по левую сторону Эльбы, с вечным союзом Пруссии и Австрии и Габсбургом как импера­тором. Гумбольдт проявлял большие деловитости и должен был в конце концов резко отмежеваться от Штейна, так как он отрицал габсбургскую империю, о которой вообще и сами Габсбурги не хотели ничего знать. Записки Гумбольдта, со­ставленные им за время Венского конгресса в количестве не менее полудюжины, растекались в таких запутанных предло­жениях, что в настоящее время трудно понять, как мог оста­навливаться на них такой серьезный ум, как Гумбольдт. Герре предлагал принять как имперский знак двуглавого орла, нежно обнимающего черного орла и дружески присоединив­шегося к ним баварского льва.

Предложения о внутренней организации создаваемой вновь империи также витали в неопределенности и неясности. Не следует долго говорить о том, что и здесь всевозможные пла­ны ограничивались лишь существованием на бумаге, за исклю­чением, правда, одного пункта, получившего немедленно прак­тическое значение. Штейн требовал, чтобы для каждого не­мецкого государства была установлена империей конституция, считая необходимым признание за сословиями следующих ос­новных четырех прав: права вотирования налогов, права вме­шательства в расходование одобренных налогов, права голо­са при законодательстве и, наконец, права жалобы на дурных чиновников; он полагал, что если этого не будет сделано, то все усилия не приведут ни к чему.

Чем невозможнее казалось создание твердого и ясного пла­на немецкой конституции, тем легче становилась игра против­ной стороны, во главе которой стояли южнонемецкие князья — члены Рейнского союза. Они ссылались на свой суверенитет, который был обещан им союзными державами, и не предполага­ли пожертвовать ни крупицей этого суверенитета для немецких интересов. Но они, во всяком случае, знали, чего хотели, и име­ли вследствие этого несомненное преимущество; об их сопро­тивление разбивалось все, что предлагалось Гумбольдтом и

Штейном. Южнонемецкие князья и их союзники не обманыва­лись, что их троны были еще очень шатки, и к тому же вла­дельцы присоединенных к ним земель, прежних их суверен­ные братья божьей милостью, владения которых они, по мило­сти Наполеона, прикарманили, проливали на Венском конгрессе горькие слезы и взывали к принципу легитимизма. Они боялись также, что Пруссия и Австрия, «мирный дуализм» которых дол­жен был явиться предпосылкой для новой империи, в конце кон­цов, объединятся, вследствие чего их владения окажутся снова в тисках. Приведя к полному застою переговоры о немецкой конституции, Бавария, Вюртемберг и Баден заявили о своей го­товности провести в своих странах конституционные государ­ственные реформы. Вюртембергский король открыто говорил, что он хочет дать конституцию, чтобы доказать, что его не вы­нуждают к этому «ни внешняя необходимость, ни принятая на себя обязанность по отношению к другим».

Совершенно правильно указывает один прусский историк, что три южнонемецких срединных государства «из одинако­вых побуждений — из суверенного чванства и личного страха перед вмешательством союзной власти» — решили сохранить органы сословного представительства. Однако это нравствен­ное возмущение именно прусского историка кажется несколь­ко странным, так как за исключением немногих идеологов прус­скому правительству было чертовски мало дела до немецкой конституции. Добрый король не мог придумать ничего лучше­го, как последовать примеру Баварии, Вюртемберга и Бадена. 22 мая 1815 г., прежде чем было принято какое-нибудь реше­ние относительно немецкой конституции, он издал торже­ственный указ, по которому с 1 сентября того же года в Берли­не должна была собраться комиссия из его проницательных государственных деятелей и назначенных лиц из провинций, чтобы выработать конституцию. Основным принципом этой комиссии было объявлено «представительство народов»; сфе­ра деятельности комиссии включала в себя все области зако­нодательства, не исключая и податного обложения. Разница между королями состояла лишь в том, что обещание первых плохо или хорошо, но было выполнено, этот же самым позор­ным образом нарушил свое королевское слово.