Григорий Василенко - Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

• Название: Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
• Автор: Григорий Василенко
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Книгу составили три повести, рассказывающие о мужественной борьбе сотрудников советской госбезопасности с белогвардейской подрывной агентурой в годы гражданской войны, о деятельности чекистов в первые годы после Великой Отечественной войны и в наши дни.

Для массового читателя.

---

И еще Пери выводила из терпения мягкая спокойная улыбка следователя. Смиренин не повышал голос, к великому удивлению арестованного, не угрожал никакими карами, а вел с ним как бы беседу на допросах. Из всего этого Пери заключил, и не без основания, что следователь не выдает никакой озабоченности, уверен в своем успехе. От арестованного, когда он остается один на один со следователем, трудно скрыть малейшую раздражительность, неуверенность. Каждое движение, акцент каждого вопроса и слова на допросе не ускользают от него.

Уже на нескольких допросах следователь не высказывал сомнений в его показаниях, а добросовестно записывал все то, что он ему рассказывал из своей биографии. Это в свою очередь начинало беспокоить Пери, так как все, что он говорил о себе, не выдерживало тщательной проверки, если не считать работу в совхозе и последнего года, проведенного в эстонском селении под Сочи.

Поняв всю бесперспективность своего запирательства, Пери сам попросился на допрос. В кабинет вошел обмякшим, сидел на табуретке с опущенной головой, совсем не так, как это было в первые дни.

— Ну, рассказывайте. Слушаю, — сказал Смиренин. — Куда за кислым молоком ходили?

Пери вздохнул при упоминании кислого молока, но словно не обратил внимания, начал давать показания издалека:

— Впервые в Россию я приехал в тысяча девятьсот пятнадцатом году. До этого работал в типографии отца в Магдебурге на Эльбе.

— Вернемся к пятнадцатому году. Как случилось, что вы попали в шпионы?

Пери поморщился. Ему не нравилось это слово.

— Совершенно случайно. В типографии подпольщики печатали листовки. Об этом стало известно в полиции. Однажды полиция обыскала типографию и увезла с собой нескольких рабочих, в том числе и меня, несмотря на протесты отца. Отпустили меня после того, как я назвал лиц, которых подозревал. Видимо, полиция рекомендовала меня в разведку... Потом я приехал в Россию.

— Как это приехал? — спросил Смиренин. — Между Россией и Германией тогда шла война.

— Да, конечно. Меня перебросила германская разведка через Швецию и Финляндию под видом одного из русских подданных, которые интернировались в те годы из Германии в Россию.

— С какой целью?

— Мне дали несколько писем. Некоторые я должен был вручить лично адресатам в Петрограде, а часть послать по почте. Это задание я выполнил. Кроме этого, мне было приказано обосноваться на жительство в русской столице и собирать сведения о петроградском военном гарнизоне и береговых укреплениях. Донесения отправлять по данному мне адресу в Швецию. Мне приходили письма на «до востребования», на предъявителя рублевой ассигнации с обусловленным номером.

— Под какой фамилией вы жили в России?

— Гельзинг.

— Это настоящая ваша фамилия?

— Да. Кемпке я стал перед отъездом в Россию в тридцать втором году.

— Продолжайте.

— Я работал тогда против царя, поэтому рассказываю все откровенно и не считаю это за преступление.

Пери напряженно посмотрел при этом на следователя, пытаясь понять, какое впечатление произвели на него эти слова. Про себя он надеялся, что «работа против царя» будет засчитана в его актив. Не дождавшись никакой реакции следователя, Пери продолжал:

— А как только в России произошла революция, сразу направился домой. Мне с трудом удалось выбраться за границу, через Новороссийск в Турцию.

— Не потому ли вы снова прибыли в Новороссийск?

— Стечение обстоятельств... Мне было предложено здесь обосноваться на жительство.

— Все по порядку. Итак, вы покинули Россию...

— Из России я прибыл в Константинополь, а оттуда перебрался в Америку.

— А почему не в Германию?

— В Германии к тому времени тоже произошла революция, и я решил не возвращаться в фатерланд. Революцию я видел в России и отлично представлял, что это такое.

— Чем занимались в Америке?

— Найти работу в Сан-Франциско, где я остановился, было чрезвычайно трудно. Целый год жил на случайные заработки. Потеряв всякую надежду получить работу, я уехал в Южную Америку, где пробыл до тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Скитался по разным странам, большей частью работал сезонно на кофейных плантациях, где в то время еще существовало рабство. Я его вынести не мог и вернулся в Штаты, прямо в Нью-Йорк, разыскал германское консульство и рассказал о своей связи с германской разведкой с пятнадцатого года и о своей работе в России.

— Значит, предложили сами свои шпионские услуги?

— Другого выхода не было. Найти работу в Нью-Йорке стало еще труднее, чем раньше, а связь с разведкой гарантировала занятость, более или менее сносное существование.

— Таким образом, в Америке вы восстановили связь с германской разведкой?

— Яволь, — вырвалось у Пери.

— Это что значит? — поинтересовался Смиренин.

— Это значит — да. Примерно...

— Понятно.

Арестованный становился натуральным немцем, готовым вскочить со стула и вытянуть руки по швам. Не было только команды...

— Какие выполняли задания в Америке?

— Мне было предложено устроиться на военный завод, производящий вооружение.

Все совпадало. Абвер уже в двадцатых годах охотился за новыми видами вооружения в Англии, Франции и США. Особое внимание германская разведка уделяла новшествам в авиационной промышленности. Немецкая агентура хлынула в Америку. В числе «расконсервированных агентов» для этой цели подобрали и безработного Гельзинга. Правда, его постигла неудача. Ему не удалось устроиться на авиационный завод, но зато он проявлял завидное усердие в выполнении самых разнообразных черновых заданий, мотаясь по всей Америке. Так продолжалось до 1932 года.

На вопросы Смиренина о конкретно выполненных заданиях в тот период Пери давал уклончивые ответы, сводил дело к безобидным разъездам по американским городам и выполнению мелких поручений. Он, конечно, понимал, что следствие не располагает данными о его шпионской работе в США, и мог уходить от конкретных ответов. Тогда Смиренин спросил прямо:

— Выходит, вам платили деньги ни за что?

— Не отрицаю. Четыреста долларов дали перед отъездом в Россию.

— А до этого?

— Я был безработным до тридцать первого года. Надо было как-то жить, — выкручивался Пери.

— Что произошло в тридцать первом году?

— Мне предложили поступить в автотракторную школу в Бруклине.

— Зачем?

— Сотрудник германской разведки Гюнтер, из посольства, с ним я был связан, сказал, что я должен выехать в Россию, воспользовавшись тем, что Россия нуждалась в специалистах и охотно их принимала. Школу я закончил, получил диплом и как механик по сельскохозяйственным машинам приехал с другими специалистами в Россию.

Смиренин догадывался, почему именно выбор пал на Гельзинга, но все же спросил его об этом. Арестованный пояснил:

— Шеф знал, что я уже был в России и говорил по-русски. Этого достаточно было. Русский знают немногие. А для разведки очень важно знать язык.

— Важно для занятия шпионажем? — уточнил Смиренин.

Пери испуганно вскинул голову. Он стремился избегать в своих показаниях таких слов, как шпион и шпионаж.

— Где вы работали сразу по прибытии в СССР?

— В Шипуновском зерносовхозе в Сибири.

— Правильно, — подтвердил Смиренин для того, чтобы дать понять арестованному, что следствию хорошо известно все, что касается его пребывания на территории СССР. — Вы кто — немец или эстонец?

— Отец — немец, и я — немец. Отец жил в Эстонии, женился на эстонке, привез ее в Германию, но я — немец.

— Тем не менее это вам не мешало выдавать себя за эстонца?

— Я сказал, что я — немец, — не понравилось Пери замечание следователя. — Немец!..

— А как немцы относятся к кислому молоку? — сдерживая улыбку, опять спросил Смиренин.

— При чем здесь кислое молоко? — уловив смысл вопроса, сразу насторожился Пери.

— Это я хотел бы знать, какая связь существует между кислым молоком и сбором шпионских сведений? — настаивал Смиренин.

Пери молчал. Ему надо было собраться с мыслями, чтобы как-то ответить следователю. Молчание он считал не лучшим способом защиты. Об этом не раз говорили и его шефы. Кислое молоко фигурировало в протоколах допросов свидетелей, которые знали Пери по месту его жительства в Новороссийске на улице Губернской.

— ...Пойду за кислым молоком, — обычно говорил Пери своей сожительнице Елизавете Петровне Косухиной. Это означало, что он отправляется к своему приятелю Терентию Бобко, который проживал в Мысхако и держал корову. Ходил он один, без сожительницы. Как-то Косухина принарядилась и хотела пойти вместе с ним, но Пери довольно твердо сказал ей, что он предпочитает прогуливаться один. Ее присутствие, мол, обременяет его, так как он вынужден уделять ей внимание, а это уже не отдых... Между тем следствие располагало неопровержимыми данными, что прогулки использовались для сбора шпионской информации, которую систематически требовал сотрудник германского посольства в Москве Крипш.