Вильгельм Кейтель - Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938–1945

• Название: Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938–1945
• Автор: Вильгельм Кейтель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-1420-6

Вильгельм Кейтель – начальник штаба Верховного командования вермахта (ОКВ). Был приговорен к казни через повешение. Мемуары генерал-фельдмаршала написаны за несколько недель до приведения приговора в исполнение в тюрьме Нюрнберга.

В книге представлены переписка Кейтеля с родными и составленные им документы военно-стратегического и организационного характера.

---

Я вызвал Вибана для встречи со мной. Но предчувствие беды уже исчезло из его глаз, он вновь был вполне нормален, и, когда я посоветовал ему взять безотлагательный отпуск, чтобы укрепить здоровье, он твердо отверг мое предложение, сказав, что у него прекрасное здоровье и что ему совершенно непонятно, чего я добиваюсь. Он заявил, что Йодль наврал мне о нем, после чего Йодль просто вышвырнул его из комнаты. Мне было чрезвычайно трудно полностью избавиться от этого истеричного человека; военное министерство не захотело убрать его от меня, и мне пришлось пригрозить Браухичу, что я пойду к фюреру и потребую убрать этого человека, если он не уволится из ОКБ. Это произвело некоторое действие, но кончилось тем, что Вибан обиделся на меня за то, что я оклеветал его, утверждая, что он находился не в здравом уме. Я был счастлив вновь остаться только с Йодлем; этот второй начальник оперативного отдела был ужасно ненадежным человеком.

18 марта завершился судебный процесс над Фричем, с приговором, описанным выше. Фрич, уйдя в отставку, уединился на своей усадьбе, которая была построена для него раньше, на военном полигоне в Бергене (около Юльцена), далеко от людей и зверей, и фюрер сам объявил это берлинским генералам, обращаясь к ним в рейхсканцелярии. Свидетеля обвинения, чья бесстыдная ложь стала причиной этого скандала, он приказал расстрелять. Несколько недель спустя Канарис сказал мне, что тайная полиция так и не выполнила приказ о расстреле; и для меня стало совершенно очевидно, что этот свидетель был наемным инструментом, которого вряд ли расстреляют в качестве награды за его деяния.

Я потребовал от Канариса незамедлительного прояснения этого дела, чтобы я смог составить фюреру рапорт. Канарис попросил меня не использовать что-либо из того, что он сказал мне, поскольку он сам слышал только слухи; он пообещал как можно быстрее разузнать об этом у самого Гейдриха. Несколько дней спустя он сообщил мне, что приказ фюрера уже выполнен, и я сказал, что удовлетворен. Сегодня я уверен, что первое сообщение Канариса было верным и что он отказался от своих слов только из-за страха перед Гейдрихом и того, что я расскажу об этом Гитлеру. Мое доверие к Канарису позднее дорого обошлось мне.

Незамедлительное присоединение по приказу Гитлера австрийской федеральной армии и формирование из двух перегруженных германских генеральных штабов рейха, вместе с одной бронетанковой, двумя пехотными и двумя горными дивизиями создали массу новых организационных трудностей для военного министерства, а также они означали, что программа в 36 дивизий была впервые превышена. Гитлер сам совершил поездку по нескольким гарнизонам новой «Ostmark»[10], выступая с речью перед рекрутами и формируемыми частями войск; его наивысшей целью было установить здесь образцовый боевой порядок в наикратчайше возможный срок и в старых прусских традициях, под начальством отобранных офицеров из германской части рейха; он думал о чехах, которые были застигнуты врасплох таким решением австрийской проблемы и чьи интересы в ней едва ли могли оставаться чисто теоретическими.

20 апреля вместе с главнокомандующими тремя родами войск я впервые принял участие в праздновании дня рождения фюрера. Геринг, который после ухода Бломберга был произведен в генерал-фельдмаршалы и был, таким образом, старшим по званию главнокомандующим, произнес короткую поздравительную речь от вооруженных сил; за этим последовало обычное рукопожатие, а затем мы пошли в Тиргартен смотреть военный парад всех трех родов войск. В полдень мы были приглашены на маленький банкет к фюреру.

Вечером, перед отбытием фюрера в Берхтесгаден, меня вызвали в рейхсканцелярию на встречу с ним с глазу на глаз. Там мне была дана первая директива (несколько раз упоминавшаяся на процессе) организовать предварительную проработку Генеральным штабом конфликта с Чехословакией. Как всегда, он высказывал свои мысли энергично, в небольшой речи: эта проблема должна была быть разрешена через какое-то время, и не только потому, что чешское правительство притесняет живущее там германское население, но и из-за стратегического положения, которое может проявиться в любое время, если придет время для большого расчета с Востоком. Под этим он подразумевал не только поляков, но главным образом большевиков. Он был абсолютно уверен, что именно в этом таится огромная опасность для рейха; Западная Чехословакия будет трамплином для Красной армии и воздушных сил, и в самое короткое время враг может оказаться у ворот Дрездена и в самом сердце рейха.

В тот момент он сказал, что у него нет намерений развязывать войну с чехами, однако политические созвездия могут сойтись так, что будет необходимо нанести удар молниеносно.

Указания, данные мне, были записаны для потомства в «Документе Шмундта», который я сам никогда не видел; я принял их, не сказав ни слова, но не без некоторого опасения. На следующий день я перечитал переданные мне указания [с Йодлем], и мы решили пока подождать, одновременно делая черновую формальную директиву в указанном смысле. Документы, которые сохранились, вместе с записями дневника Йодля, могут показать последующее течение событий. Примерно четыре недели спустя – по настойчивому требованию Шмундта – я отправил в Бергхоф первый набросок нашей «директивы» в военное министерство; его предисловие теперь часто упоминается: «Я не стремлюсь в ближайшем будущем сокрушить Чехословакию военными действиями...» и т. д.

Йодль и я предусмотрительно скрыли это дело от Генерального штаба сухопутных сил, поскольку мы стремились избежать излишней тревоги. Возможно, произошла какая-то утечка – возможно, фюрер высказывал подобные мысли Браухичу – я не знаю. Так или иначе, появился всесторонний меморандум, написанный Беком, где первая часть носила политический характер, а вторая часть обсуждала баланс военной силы и стратегические рассуждения, которые были связаны с вмешательством Франции в конфликт с чехами, принимая в расчет договор французов с ними.

Браухич вызвал меня для обсуждения наилучшего способа по предоставлению данного меморандума на рассмотрение Гитлеру. Он понял, что надо действовать более мягко, с тех пор как получил грубый отказ Гитлера на меморандум Генерального штаба «Командование вооруженными силами в военное время», который он вручил Гитлеру без моего ведома, вскоре после вступления в должность.

Затем я бегло просмотрел меморандум Бека о возможном исходе войны с Чехословакией и посоветовал Браухичу ни в коем случае не выносить на обсуждение его первую часть, поскольку Гитлер может сразу же, не рассматривая, отклонить политические и военные аргументы, даже не утруждаясь прочитать вторую часть. Поэтому мы решили предложить только вторую часть, так как фюрер действительно был должен изучить ее. Таким образом мы в действительности и поступили, но единственным итогом были очень жесткие возражения Гитлера, что данные были не реальны и приведенный баланс сил слишком благоприятен для врага (например, французская бронетехника и т. д.). Это была еще одна беда для сухопутных сил, которая привела к еще большей потере доверия к Браухичу, о чем я горько сожалел, хотя фюрер и возлагал ответственность не столько на Браухича, сколько на Бека и Генеральный штаб.

В это время прозвучала новая нота диссонанса: больше из-за [оправданного] гнева на сухопутные силы, Гитлер поручил Герингу осмотреть ход строительства фортификаций на западе, или, скорее, проинспектировать их. Отчет Геринга фюреру был одним длинным упреком военному министерству от начала до конца: в сущности, сделано не было ничего, утверждал он, а то, что сделано, – было недостаточно, построена лишь самая примитивная полевая система обороны и т. д. Несмотря на то что все это было сильно преувеличено, было верно, что все строительство находилось еще только в зародыше. С согласия Бломберга программа строительства бетонных сооружений и больших фортификационных работ рассчитывалась на двадцатилетний срок до их завершения. Работа проводилась по всей границе, что Бломберг и я могли установить во время длительной многодневной поездки в 1937 г. по всей длине фронта, и, хотя это были только отдельные начальные объекты, все проекты были разработаны и показаны нам тогда. Но теперь фюрер был сильно разочарован и яростно обвинял Генеральный штаб в саботаже его требований: он заявил о намерении передать строительство фортификаций [генерал-майору Фрицу] Тодту, поскольку инженерные войска сухопутных сил не могут этого сделать.

Итогом стало возобновление вражды с обеих сторон. Фюрер, по моему мнению, должен был знать о наличии программы строительства и его запланированном темпе роста, потому что летом 1937 г. Бломберг знакомил его с этим. Истина заключалась в том, что это больше не соответствовало его личным политическим замыслам; отсюда и следовало его раздражение.