Евгений Кравченко - С Антарктидой — только на Вы

• Название: С Антарктидой — только на Вы
• Автор: Евгений Кравченко
• Жанр: Путешествия и география

Посвящается 50-летию отечественных исследований Антарктиды

Кравченко Е. Д. Карпий В. М.

С Антарктидой — только на «Вы»: Записки летчика Полярной авиации / Кравченко Е. Д., Карпий В. М. — М.: «Издательский дом «Парад», 2006. — 688 с.

Эта книга о мужестве и героизме, о верности долгу и высочайшем профессионализме, о победах и поражениях, одержанных летчиками отечественной Полярной авиации в небе Арктики и самого сурового, загадочного и жестокого материка Земли — Антарктиды. В книге нет ни одного вымышленного персонажа, ни одной выдуманной истории — в ней правда и только правда, рассказанная одним из самых выдающихся полярных летчиков страны Е. Д. Кравченко.

Каждый из читателей найдет в ней для себя то, что хочет, если ему близки такие понятия, как романтика, любовь к небу и высоким широтам, честь, совесть, дружба...

В этой книге собрана мудрость нескольких поколений авиаторов, служивших верой и правдой делу освоения высоких широт. В ней — пример того, как можно и нужно прожить свою жизнь...

УДК 91/882 ББК 26.89(0)/84(2Рос-Рус)

© В. Д. Кравченко, 2006 © В. М. Карпий, 2006 ISBN 5-8061-0068-5

---

К вечеру нас снова приглашает на совет Израэль. Похоже, я не ошибся — по отношению к нашему экипажу планы у него действительно наполеоновские: он хочет слетать в «Новолазаревскую», на японскую станцию «Сева», на «Восток», «Ленинградскую», американские «Амундсен-Скотт» и «Мак-Мердо», нашу «Русскую»... На «Беллинсгаузене» он уже был. Обсуждение этих проектов занимает полтора часа — Израэль «обсасывает» каждую деталь будущих полетов, пока не убеждается, что ни у экипажа, ни у него никаких неясностей не остается.

По-прежнему держим курс на восток. Спешим. Поэтому идем полным ходом даже ночью, хотя все чаще встречаются айсберги. Но мне не до их красот. Получили сообщение от командира отряда Москаленко, который идет в Антарктиду на «Наварине». Их судно уже в 140 километров от «Молодежной». Они выгрузили два вертолета, собрали и перелетели на берег. По моим рассчетам к «Наварину» мы подойдем вечером 22 декабря. Значит, на следующий день на вертолете и мы отправимся в «Молодежную» и постараемся сразу же облетать Ил-14. Хотя погода не радует, шторм в восемь баллов плотно зажал «Зубова» и отпускать в тихие воды не желает. Дождь сменяется снегом, резко похолодало, но у нас уже чемоданное настроение, и то, что творится за бортом, мало кого волнует. Составлены списки людей для перелета на берег, наш экипаж стоит в нем под первым номером. В каюте, как на

постоялом дворе. И откуда столько вещей набралось? В рюкзаки не умещаются, но выбрасывать ничего не хочется: нитки, веревки, фанера — все может пригодиться.

К вечеру нас снова вызвал к себе Израэль. Все его мысли уже о будущих полетах:

— Рассчеты сделали?

— Сделали, — я достаю приготовленные карты той части Антарктиды, куда он собирается лететь. — «Ленинградскую» и «Русскую» не достаем. Нужно делать промежуточные базы с запасом горючего, но для этого понадобятся дополнительные средства и время.

— Та-а-к, — Юрий Антониевич задумчиво потер переносицу, — а что с «Мак-Мердо» и «Амундсен-Скотт»?

— Технически полет выполнить возможно, но на Ил-14 риск большой. И тоже придется завозить на «Восток» дополнительный запас топлива, как на промежуточный аэродром.

— Ладно, спасибо. Утешили... — в его голосе лишь раздумье. Ночью горизонт посветлел. Корабль похож на растревоженный улей, больше половины пассажиров не спят и, чтобы «убить» время, играют во все, что можно: в шашки, шахматы, нарды, шишбеш, в «дурака», «козла»... И везде — болельщики. За день продвинулись к «Наварину» на 30 миль, осталось пройти 95. От захода до восхода солнца — 56 минут. Ночь — ярче июньского полдня в Москве. Заснуть невозможно — красота захода и восхода очаровывает настолько, что отказываешься верить глазам. Такого сочетания и чистоты красок не увидишь больше нигде в мире.

Утром 25 декабря меня вызвали на капитанский мостик — на подходе вертолет Кошмана с Москаленко на борту. Поскольку подходящей площадки для посадки вертолета нет, нашему экипажу предложили сойти на ближайшую льдину, откуда нас на подвеске поднимут в вертолет. Мы нужны на берегу позарез — обоим судам требуется ледовая разведка. Собрались, как по тревоге, но командир отряда решил все же поискать подходящую для посадки льдину. В результате только израсходовали топливо и ушли на берег. В конце концов корабль подходит к айсбергу. Обвязавшись веревкой, штурмую эту ледяную гору. Со мной руководители полетов и два матроса. Расчищаем две площадки, вызываем оба вертолета. Через сутки операция по выгрузке людей и оборудования завершается. Все, мы в Антарктиде, а корабль уходит в Австралию.

Инспекционный рейс

На обустройство времени нет: побросали вещи и — на аэродром. Всю ночь готовили самолет, днем облетали. Израэль с командой специалистов рвется в «Новолазаревскую», но погода не выпускает нас с «Молодежной». Антарктида разгулялась во всей своей красе — дождь, снег, туманы. ВПП раскисла. Практически не покидаю синоптическое бюро, спать приходится по два-три часа в сутки. Наконец, кажется, можно будет ночью взлететь. По снимкам со спутника, по прогнозам метеорологов, по личному опыту делаю вывод, что между двумя циклонами успеем проскочить к «Новолазаревской». Москаленко, похоже, не очень доволен моим решением, но и его уже замучило высокое начальство вопросом: «Когда, наконец, полетим?» Пока подходят и подъезжают пассажиры, еще раз обхожу пешком аэродром. Вроде, оценил все возможные сюрпризы, которые может подкинуть Антарктида при взлете, но здесь никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца, сколько раз неприятности возникали из ничего... К тому же, на борту комиссия высшего ранга — впервые в истории освоения Антарктиды Советский Союз проводит инспектирование работающих здесь станций. До этого такую работу вели только американцы — на крейсере они обходили побережье, высаживая инспекционные отряды с вертолетов. Мы же вынуждены на Ил-14 доставлять комиссию туда, куда укажет ее руководитель Ю. А. Израэль.

Смотрю на часы. Скоро семь утра, а мы еще топчемся в «Молодежной». Долгие проводы, прощание у трапа, разговоры, которые ничего сейчас не решают, а для нас дорога каждая минута. Сток «не работает», подмерзшая за ночь взлетно-посадочная полоса начинает подтаивать. В конце концов не выдерживаю:

— Юрий Антониевич, если сейчас не взлетим, я отменю полет.

Подействовало. Порядок восстановлен, бортмеханик убирает лесенку, захлопывает дверь. Взлетаем. Машина перегружена, по размякшему снегу разбегаться тяжело, и я мысленно посылаю благодарность нашему инженеру отряда Аркадию Колбу и его ребятам, которые все эти дни не отходили от самолета, готовя его к полетам. Ощущение такое, будто машина только что родилась, она полна сил и рвется в небо, а ведь этот Ил-14 провел здесь большую и самую трудную часть жизни. Его хлестали бешеные ветры и жесточайшие пурги, он хватал в небе сотни килограммов льда, пробивался сквозь бесчисленные циклоны, но снова и снова возрождался под руками людей, которые, не щадя себя, работали с ним до тех пор, пока не приходила в их души полная уверенность в безотказном полете машины.

Убираем шасси, соскальзываем в океан, с набором высоты ложимся на курс. Двигатели ревут ровно, показания всех приборов — в успокаивающе нужных пределах. И я вдруг ловлю себя на мысли, что перерывы в полетах, вызванные прохождением медкомиссии, походами по кабинетам, двухмесячным плаванием никак не отразились на моем ощущении машины и полета. Будто и не было никогда моего расставания ни с Ил-14, ни с Антарктидой.

В кабину протискивается Израэль:

— Разрешите?

— Милости просим, — в небе у меня настроение всегда улучшается.

— Можем связаться с «Севой»?

— Можем.

Японская станция «Сева» лежит в 300 км от «Молодежной». Когда будем возвращаться назад, туда запланирован наш дипломатический визит. Израэль подтверждает этот план японцам, в ответ получает: «Добро пожаловать!» Проходим над «Севой», покачали крыльями обитателям станции, которые высыпали на улицу и машут нам руками.

В пассажирской кабине царит приподнятое благодушное настроение. Анекдоты, смех, шутки...

— Командир, — ко мне протискивается бортрадист Борис Сырокваша, протягивает листок, — погода на «Новолазаревской».

Читаю: видимость... ветер... облачности нет. Отлично.

— Штурман, удаление?

— Сто десять километров, — у Славы Дарчука ответ на любой мой вопрос в полете готов всегда.

Станцию замечаем километров с сорока. Она лежит в оазисе, окруженная небольшими горушками. Аэродром выше, на куполе, километрах в двадцати. Впрочем, какой аэродром? Полоска ледника без трещин, который, переползая через подледный хребет, образует невысокий гребень. В его тени скопился снег, на котором раскатана ВПП. Заход на посадку только визуальный. Обычно встречать самолет приезжают вездеходчики.

— Командир, артиллерийский тяжелый тягач уже на полосе, — в голосе Сырокваши улавливаю улыбку.

— Связь с ним есть?

— Да, но только через станцию. Они на другой частоте работают. «Значит, здесь ничего не изменилось за время моего отсутствия, думаю я, — а жаль. Не нравится мне что-то снежная дымка в горах». Над станцией — летние кучевые облака. Но сияние Антарктиды, в котором мы плыли вдоль побережья, вдруг начинает тускнеть, будто светотехник медленно реостатом гасит юпитеры в театре.

— Слава, сколько до полосы?

— Двенадцать минут.

Горы, лежащие за аэродромом, начинают дымиться длинными серыми шлейфами, теряют очертания, словно кто-то невидимой кистью начинает размывать водой пейзаж, написанный акварелью.

«Черт возьми, не успеем»... Эта мысль врывается в сознание столь же стремительно, как Ил-14 окунается в серую муть, мгновенно скрывающую все, что мы только сейчас ясно видели.

— Борис, запроси вездеход, что у них?

Бортрадист связывается со станцией, та — с вездеходом. Ответ идет тем же путем, а это значит, что мы теряем несколько десятков секунд, которые нам сейчас надо жестко экономить.