Михаил Водопьянов - Киреевы

• Название: Киреевы
• Автор: Михаил Водопьянов
• Издательство: ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР
• Жанр: О войне
• Год: 1956

Автор — известный летчик Герой Советского Союза М. В. Водопьянов. Роман посвящен событиям кануна и первых лет Великой Отечественной войны. В центре — история семьи летчика и авиакоструктора Киреева.

---

— Идем с точностью до одной минуты.

По его распоряжению радист связался с радиостанциями зимовок и запросил, какая у них погода.

Машина продолжает плыть над облаками. Но облака поднимаются все выше и выше, словно стремясь преградить самолету путь.

Впереди надвигается черная стена: мощный циклон пересекает воздушную дорогу.

«Обойти циклон все равно не удастся, — думает Николай Николаевич, — попробуем подняться выше». Он прибавляет моторам обороты, и машина со скоростью пять метров в секунду набирает высоту.

В трубке шлемофона раздается голос радиста:

— На Рудольфе ясно. В Тихой — сплошная облачность и изморозь, видимость двести метров, ветер пять — шесть баллов. На мысе Желания никакой видимости, ветер одиннадцать баллов.

— Узнаю старую приятельницу — Арктику, — усмехается Киреев, — но на этот раз отсутствие видимости не страшно, мы же не собираемся садиться.

Привычным взглядом он снова смотрит на приборы. Все в порядке. Моторы громко и уверенно поют его любимую во время полета песню: Вперед! Вперед! Вперед!

Перетянуть циклон не удается. Приходится идти в темносерой гуще облаков. Но тут начинается обледенение. Переднее стекло фонаря затягивается ледяной пленкой, на лобовой части крыльев быстро нарастает лед.

Все летчики хорошо знают: при сильном обледенении машина теряет свои аэродинамические качества — ее начинает трясти. В конце концов она может развалиться в воздухе.

Николай Николаевич дает команду:

— Включить антиобледенитель на винты и пустить теплый воздух в крылья!

Лед постепенно тает. Он срывается отдельными кусками, освобождая крылья от опасного груза.

На высоте шесть тысяч метров обледенение кончается. В разрыве облаков показывается солнце и тут же исчезает. В тусклом свете машина скользит, задевая крылом за плывущие навстречу облачные нагромождения, временами врезаясь в толщи темной крутящейся массы.

Темнобурые, почти черные валы облаков в хаотическом движении беспрестанно меняют свои очертания и угрожающе теснят машину со всех сторон. На мгновение впереди появляется бездонная пропасть, и тут же на ее месте вырастает огромная гора с острой, словно шпиль на башне средневекового замка, вершиной.

Чем выше поднимается самолет, тем причудливее разворачивается грандиозная панорама. Андрей впервые летит в высоких широтах. И то, что он видит, заставляет его на время забыть о своих моторах, ритм работы которых он все время ощущает, как биение собственного пульса.

На высоте шести с половиной тысяч метров облачность кончилась, навстречу сверкнуло яркое солнце.

«Хороши новые моторы, — удовлетворенно думает Киреев, — да и машина тоже. Далеко шагнула техника! Несколько лет тому назад от такого циклона пришлось бы без оглядки удирать обратно».

Вдруг левый мотор начал дымить и остановился.

— Турбокомпрессор отказал, — тревожно сообщает Родченко, — воздуху не хватает.

Самолет возвращается в облака, теряя при этом две тысячи метров высоты. Мотор, вышедший было из строя, опять заработал. Зато снова начинается обледенение. На этот раз не помогает и антиобледенитель. Когда его включили, на левом крыле лед исчез очень быстро, но на правом продолжал нарастать.

— Заело клапаны правого калорифера, — с явным беспокойством в голосе говорит механик Морозов.

Машину клонит на правое крыло и начинает заворачивать.

— Хоть выключай левый подогреватель, — огорчается Николай Николаевич, — пробиваться вверх нельзя из-за турбокомпрессора.

Радист докладывает, что самолет находится над бухтой Тихой.

— Спросите, возможна ли посадка?

Ответ неутешительный: аэродром закрыт облаками.

С еще большей силой самолет валится вправо. Вдобавок его начинает трясти. Остается одно: выключить и левый калорифер. Машина быстро снижается.

— Свяжитесь с Рудольфом, — говорит Киреев радисту, — если там погода не изменилась и можно сесть, я постараюсь дотянуть туда.

Лед теперь нарастает на обоих крыльях, вести машину стало легче. Однако тряска увеличилась.

Николай Николаевич решает прибавить обороты моторам, но машину трясет о такой силой, что кажется, она вот-вот развалится. Поневоле приходится убрать газ. Теперь машина стремительно идет вниз. До земли остается триста метров. Каждую секунду самолет может врезаться в ледник какого-нибудь острова.

Мучительно работает мысль в поисках выхода: как спасти людей?

«Прыгать с парашютами? Но куда? Внизу море-Туман… Погибнуть так глупо!»

— На Рудольфе по-прежнему ясно, — сообщает радист.

Киреев дает полный газ моторам.

«Только бы не рассыпалась машина, только бы дотянуть…»

Вдруг самолет резко валится на левое крыло. Киреев молниеносно открывает фонарь и видит: правое крыло освободилось ото льда. Еще не отдавая себе отчета в происшедшем, повинуясь инстинкту, он кричит:

— Включай левый калорифер!

На лбу летчика выступил холодный пот. Он не спускает глаз с крыла: лед быстро срывается с кромки и исчезает в тумане. Освобожденный самолет взмывает ввысь.

Николай Николаевич облегченно вздохнул и вызвал Морозова.

— Как тебе удалось исправить?

— Я пролез в крыло и открыл клапан.

— Ты спас нас, дружище!

Николаю Николаевичу захотелось крепко обнять бортмеханика и сказать ему что-то ласковое, теплое, как те чувства, которые переполняли его сейчас.

Над островом Рудольфа пролетели при ясной погоде. Николай Николаевич включил автопилот, вытянул онемевшие ноги, расправил плечи. Только сейчас почувствовал, как устал за эти десять часов полета. Он с наслаждением отдыхал, любуясь давно знакомой, но всегда волнующей картиной: вокруг раскинулась вечно движущаяся ледяная пустыня океана, кое-где в лучах полярного солнца сверкали ослепительно белые громады айсбергов.

Невольно мысли Николая Николаевича переключаются на историю завоевания Арктики. Сколько славных имен хранит эта история. Люди из разных стран столетиями пытались завоевать район Северного полюса. А теперь все меньше и меньше остается на карте Северного Ледовитого океана белых пятен, а в небе над дрейфующими льдами — нехоженых дорог.

…Самолет идет над островом Шмидта. Вдали показалась Северная Земля. Киреев разворачивает машину вправо и ведет ее на юг.

Ясная погода была и на материке. Николай Николаевич смотрит, как под крылом самолета проносится бескрайняя тундра. Много лет тому назад Киреев чуть не погиб в этих местах — случилась авария. Спас его молодой ненец.

Тундру постепенно сменяет густой лес. Солнце клонится к горизонту, небо по-прежнему остается безоблачным.

Неожиданно радист принимает с заводского аэродрома радиограмму с предупреждением о сильной грозе.

Киреев ни секунды не колеблется:

— Гроза не циклон, пока долетим — пройдет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Гроза над городом разразилась совсем неожиданно. Весь день на небе не появлялось ни одного облачка. Разморенные июльской жарой люди скрывались в домах с наглухо закрытыми ставнями. Но и там их преследовала духота. К вечеру подул ветерок и дышать стало легче.

Когда солнце, уходя за линию горизонта, оставило светлооранжевый след, с юго-запада надвинулась огромная грозовая туча, окаймленная отблесками заката. Светящаяся полоса на западе еще не успела потухнуть, а небо уже прорезали ослепительные зигзаги молний, сопровождаемые громовыми раскатами.

Мария Михайловна Киреева и ее старший сын Виктор, большелобый, с упрямым подбородком, очень похожий лицом на отца, собрались пить чай, когда от удара грома в буфете зазвенела посуда.

В больших серых глазах Марии Михайловны мелькнул испуг. Она повернулась к Виктору, хотела ему что-то сказать, но тут же раздумала, спрятала свое сразу разгоревшееся лицо за дверцей буфета и начала переставлять с места на место чашки.

Мария Михайловна, несмотря на долгие годы совместной жизни с Николаем Николаевичем, не могла приучить себя относиться спокойно к его полетам. Киреев участвовал в дальних воздушных экспедициях, и Мария Михайловна каждый раз мучительно волновалась.

Однажды, еще в начале их совместной жизни, Николай Николаевич, прощаясь перед полетом с женой, сказал ей ласково и шутливо:

— Не надо так, Марусенька! Ведь ты боец гражданской войны.

Сказал и сам спохватился: самое больное, самое тяжелое всколыхнул своими необдуманными словами.

До отъезда на аэродром оставались тогда считанные минуты. Николай Николаевич покрыл поцелуями пушистые пепельные волосы жены и все повторял прерывистым шепотом:

— Прости, родная, прости меня. Если бы ты только знала, как я люблю тебя!..