Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

Через некоторое время появились Ли Гуйцзе и У Иньэр.

— Уж поздно, батюшка, — сказали они, улыбаясь. — За нами паланкины прибыли. Мы домой собираемся.

— Дети мои! — обратился к певицам Ин Боцзюэ. — Как вы своенравны! Неужели вы не споете господам шуринам? Домой еще успеете.

— Хорошо тебе разглагольствовать! — заявила Гуйцзе. — А мы два дня домой не показывались. Мамаша, должно быть, все глаза проглядела.

— Это с чего же? — удивился Ин Боцзюэ. — Боится, от сливы кусочек откусят, а?[476]

— Ладно! — вмешался Симэнь. — Пусть идут. Им и так за день-то досталось. А нам Ли Мин и У Хуэй споют. Вас накормили? — спросил он певиц.

— Только что, у матушки Старшей, — ответила Гуйцзе.

Певички отвесили земные поклоны и собрались уходить.

— Послезавтра сами приходите, — наказывал Симэнь, — да еще двух с собой приводите. Может, Чжэн Айсян и Хань Цзиньчуань. У меня будут родные и друзья.

— Везет вам, потаскушки! — вставил Боцзюэ. — Мало — самих зовут, да и других приглашать поручают. Еще и на посредничестве дают поживиться.

— К прилипалам ты себя вроде бы не причисляешь, а откуда же тебе все известно?! — изумилась Гуйцзе.

Певицы со смехом удалились.

— Скажи, брат, кого ты намерен послезавтра принимать? — спросил Боцзюэ.

— Почтенного Цяо приглашу, обоих шуринов, Хуа Старшего, свояка Шэня и всех вас, друзей-побратимов. Весело будет!

— Сколько мы тебе, брат, надоедали! — заметил Боцзюэ. — Мы вдвоем тогда уж пораньше придем. Поможем гостей принимать.

— Тронут вашей заботой, — ответил Симэнь.

Появились с инструментами в руках Ли Мин и У Хуэй. Когда они спели несколько куплетов, шурин У Старший и остальные стали собираться домой, но о том вечере говорить больше не будем.

На другой день Симэнь пригласил всех четверых уездных начальников,[477] которые еще до этого прислали свои подарки, поздравив Симэня с рождением сына.

В тот день первым прибыл придворный смотритель евнух Сюэ. Симэнь провел его в крытую галерею, куда был подан чай.

— Брат Лю прислал подарки? — поинтересовался гость.

— Да, его превосходительство прислали свои подарки, — отвечал Симэнь.

Через некоторое время Сюэ попросил показать младенца.

— Хочу пожелать ему долгоденствия, — сказал он.

Симэнь не мог отказать и велел Дайаню передать просьбу в дальние покои.

Вскоре у садовой калитки появилась кормилица с завернутым Гуаньгэ в руках. Дайань взял у нее ребенка.

— Какой прелестный ребенок! — восклицал восхищенный Сюэ. — Слуги, подите сюда!

Тотчас же появились двое одетых в темное платье слуг, внесших четырехугольный золоченый ящик. Из него были извлечены две коробки, в которых лежали подарки: кусок лучшего огненно-красного атласа;[478] четыре серебряных с позолотой монеты с выгравированными знаками: «счастье», «долголетие», «процветание», «благополучие»; ярко разрисованный, крапленый золотом барабанчик с изображением божества долголетия Шоусина и в два ляна весом серебряный амулет, символизирующий восемь драгоценностей.[479]

— У меня, бедного дворцового смотрителя, не нашлось ничего иного, — говорил Сюэ. — Пришлось поднести для забавы младенцу вот эти скромные безделки.

Симэнь с поклоном благодарил Сюэ:

— Весьма вам признателен, ваше превосходительство! Простите за причиненное беспокойство.

Гуаньгэ отнесли в дом, но не о том пойдет речь.

После чаю к гостям был вынесен стол восьми бессмертных,[480] на котором стояли двенадцать блюд с легкими закусками и свежий рис. Только они немного закусили, в дверях появился слуга и доложил о прибытии почтенных правителей уезда. Симэнь поспешно поправил халат и шапку и вышел их встретить у ворот. Уездный правитель Ли Датянь, его помощник Цянь Сычэн, архивариус Жэнь Тингуй и секретарь Ся Гунцзи вручили свои визитные карточки, а потом, проследовав в залу, обменялись приветствиями с хозяином. На встречу с ними вышел и придворный смотритель Сюэ. Прибывшие предложили ему занять почетное место. Среди гостей находился и ученый Шан. Когда все заняли свои места, подали чай.

Через некоторое время во дворе ударили в барабаны, полились звуки флейт и раздалось пение. Наполнив почетному гостю кубок, актеры развернули перед ним перечень исполняемых ими сцен. Сюэ выбрал из драмы «Хань Сянцзы вступает в сонм бессмертных».[481] Стройное исполнение сопровождалось танцами и очень понравилось Сюэ. Он кликнул слуг и наградил актеров двумя связками медяков. Не будем больше говорить о том пире, который продолжался до самого вечера, а расскажем пока о Ли Гуйцзе.

После назначения Симэнь Цина судебным надзирателем Гуйцзе обдумала со своей мамашей-хозяйкой хитрый план. На другой же день она купила коробку пирожков с фруктовой начинкой, приготовила блюдо потрохов, две жареные утки, два кувшина вина и пару туфелек и велела слуге отнести в дом Симэня, а сама направилась туда же в паланкине с намерением стать приемной дочерью Юэнян.

Сияя улыбкой, Гуйцзе приблизилась к Юэнян и склонила свой стройный стан сперва перед хозяйкой. После четырех поклонов она отвесила поклоны остальным женам и Симэню.

— В прошлый раз твоя мамаша поднесла мне дорогие подарки, а теперь ты хлопочешь, — проговорила до глубины души польщенная Юэнян. — Вон сколько всего накупила!

— Моя матушка говорит, — начала, улыбаясь, Гуйцзе, — батюшка, мол, теперь лицо должностное и не сможет так часто к нам заглядывать, вот у меня и возникло желание служить вам, как ваша приемная дочь. Хотелось бы установить с вами родственные связи и постоянно навещать вас.

Юэнян всполошилась и предложила Гуйцзе располагаться как дома.

— Почему же не пришли У Иньэр и остальные певицы? — спросила она.

— Вчера я с ней видалась, — отвечала Гуйцзе. — Не знаю, почему ее до сих пор нет. Позавчера батюшка наказал мне пригласить Чжэн Айсян и Хань Цзиньчуань. Когда я собиралась сюда, их паланкины стояли у ворот. Должно быть, вот-вот появятся.

Не успела она договорить, как вошли Иньэр и Айсян, а с ними еще две молоденькие певички в ярко-красных шелковых кофтах и с узелками одежды в руках. Колышащейся походкой, словно ветки цветов, с развевающимися узорными поясами, они подпорхнули к Юэнян и отвесили земные поклоны.

— А ты хороша, Гуйцзе, — упрекнула непринужденно сидевшую на кане певицу У Иньэр. — Не могла нас обождать.

— Я подождала-подождала, — оправдывалась Гуйцзе. — Тут матушка меня начала торопить: «Паланкин у ворот ждет, чего сидишь? Сестрицы твои, должно быть, уже отбыли». А вы, оказывается, опоздали.

— Ничего вы не опоздали, — сказала, улыбаясь, Юэнян. — Присаживайтесь. Сейчас чай подадут. А как зовут эту девицу?

— Это сестренка Хань Цзиньчуань, — ответила Иньэр. — Ее зовут Юйчуань.

Сяоюй накрыла стол. На нем появилось восемь чашек и два блюдца со сладостями. Певиц пригласили к столу. Ли Гуйцзе, возгордившись тем, что ее признали приемной дочерью Юэнян, продолжала восседать на хозяйском кане. Она помогала Юйсяо колоть орехи, которые они складывали в коробку. У Иньэр, Чжэн Айсян и Хань Юйчуань расположились за столом внизу. Ли Гуйцзе разошлась пуще прежнего.

— Попрошу тебя, сестрица Юйсяо, — обратилась она к служанке, — будь добра, налей и мне чаю. — Потом, обернувшись к другим, продолжала: — Сестрица Сяоюй, подай мне воды руки обмыть.

Сяоюй и в самом деле поднесла ей таз с водой. У Иньэр и остальные глядели на подругу с удивлением, но заговорить не решались.

— Иньэр, сестрицы, я уже пела, — не унималась Гуйцзе, — взяли бы и вы инструменты да спели что-нибудь для матушки.

У Юэнян и Ли Цзяоэр сидели напротив. Иньэр ничего не оставалось, как взять лютню, а Чжэн Айсян — цитру. Им подпевала Хань Юйчуань. Запели «Восемь мелодий Ганьчжоу»:

Укрыты цветами, среди бирюзы…

Кончился романс, и певицы положили инструменты.

— Кого сегодня принимает батюшка? — спросила Иньэр хозяйку.

— Родных и друзей, — сказала Юэнян.

— А их превосходительства Великие придворные смотрители тоже приглашены? — поинтересовалась Гуйцзе.

— Его превосходительство дворцовый вельможа[482] Сюэ здесь, — отвечала хозяйка. — А вот почтенного Лю, как видно, не будет.

— Почтенный Лю еще ничего, — заметила Гуйцзе, — а Сюэ такой придирчивый! Всю душу вымотает.

— Ничего не поделаешь, — говорила Юэнян. — На то они и придворные. Можно и потерпеть их капризы.

— Да, вам хорошо говорить, матушка, — продолжала Гуйцзе. — А нам-то каково сносить все их причуды!

За коробкой фруктов вошел Дайань и, заметив певиц, сказал:

— Гости наполовину в сборе. Вот-вот сядут за стол, так что побыстрее собирайтесь.

— Кто ж пришел? — спросила Юэнян.

— Почтенные господа Цяо, Хуа Старший, шурины У Старший и У Второй, дядя Се и другие побратимы, — перечислил слуга.