Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

— Ну, что ты, сестрица, так страшно его ругаешь? — недоумевала Юйлоу.

— Не знаешь ты еще этого ничтожного насильника, — говорила Цзиньлянь. — Он труслив и жалок, как мышь, ничтожество, три вершка. Все мы его жены. Чего особенного, если у одной в мочевом пузыре семя вызрело?! Так ли уж надо ее возвышать, а других унижать, в грязь втаптывать?

Да,

Как буре платаны без счета валить,
Вот так посторонним о деле судить.

Не будем больше говорить, как бесилась Цзиньлянь.

Расскажем пока о Симэне. В передней зале он увидел посыльного от Великого придворного смотрителя Сюэ,[462] который поднес жбан рисовой водки, тушу барана, два куска золотой парчи, блюдо персиков долголетия, блюдо лапши — символа долгоденствия — и другие яства. Подарки были посланы, чтобы поздравить Симэня с днем рождения и вступлением на пост. Симэнь щедро одарил посыльного и направился в дальние покои.

Певички Ли Гуйцзе и У Иньэр собирались домой.

— Поживите у нас еще денек-другой, — оставлял их Симэнь. — Двадцать восьмого я приглашаю почтенного господина Чжоу, командующего войсками; господина Ся, судебного надзирателя; военного коменданта господина Цзина, управлявшего императорским имением его превосходительство Сюэ и смотрителя гончарен его превосходительство Лю. Будут и актеры. Мне хотелось бы, чтобы вы угощали гостей вином.

— Если вы оставляете нас, то мы должны послать кого-то домой сказать матушке, — пояснила Гуйцзе. — А то она будет волноваться.

Носильщики паланкинов были отпущены, но не о том пойдет речь.

На другой день Симэнь распорядился украсить большую залу парчовыми ширмами и шелковыми занавесами, расставить столы и приготовиться к приему, а сам следил за отправкой приглашений знатным гостям. На днях Симэнь побывал у смотрителя гончарен его превосходительства Лю, где познакомился с его превосходительством Сюэ, и тот прислал ему свои подарки. Симэнь в ответ направил обоим приглашения. Занимать гостей должны были Ин Боцзюэ и Се Сида. Оба дружка, по-праздничному одетые, явились рано, и Симэнь проводил их на крытую галерею, где им подали чай.

— Скажи, брат, кто будет нынче на пиру? — спросил Ин Боцзюэ.

— Будут их превосходительства Лю и Сюэ, главнокомандующий почтенный Чжоу, военный комендант Цзин Наньцзян, мой коллега судебный надзиратель Ся, командующий ополчением полководец Чжан, тысяцкий Фань, шурины У Старший и У Второй. Сосед Цяо сообщил, что не придет. Так что всего несколько человек с вами вместе.

Прибыли шурины У Старший и У Второй. Поклонившись присутствующим, они сели за стол, на котором вскоре появилось вино и закуски.

После угощения Ин Боцзюэ обратился к Симэню:

— Не сможем ли мы, брат, полюбоваться твоим сыном, которому исполнился ровно месяц?

— Его и гостьи очень хотели поглядеть, — отвечал Симэнь, — но жена просила не выносить — простудить боялась, а кормилица уверяла, что ничего с ним не случится. Тогда кормилица завернула его в одеяльце, принесла в комнату жены и всем показывала.

— Тогда и моя жена удостоилась любезного приглашения, — сказал Ин Боцзюэ, — хотела прийти, да, как на грех, у нее открылся давний недуг. С постели никак не могла подняться. Так она огорчалась! Прошу тебя, батюшка, пока гости не пришли, поговори с хозяюшкой, попроси вынести младенца. Уж сделай нам такое одолжение!

Симэнь велел передать в дальние покои, чтобы как следует завернули ребенка да не испугали.

— Скажи матушке, — наказывал он, — дядя У Старший и дядя У Второй, мол, пришли, а дядя Ин и дядя Се пожелали видеть младенца.

Юэнян велела кормилице Жуи как следует завернуть Гуаньгэ в красное шелковое одеяльце и донести до крытой галереи. Потом Дайань взял у нее ребенка. Гости внимательно разглядывали Гуаньгэ, одетого в ярко-красную атласную с начесом распашонку. У него было белое личико, алые губы и выглядел он вполне здоровым. Восхищенные гости на все лады расхваливали младенца. Боцзюэ и Сида достали из рукавов по узорчатому атласному нагрудничку с миниатюрной серебряной подвеской. Ин Боцзюэ протянул еще моток разноцветных ниток с нанизанными на нем деньгами долголетия[463] — жалким десятком медяков — и велел Дайаню получше укрыть ребенка, чтобы не напугать невзначай.

— Что за осанка! И с каким достоинством держится, а! — восклицал Боцзюэ. — Носить ему шелковую шапку чиновника, право, носить! На роду написано.

Обрадованный похвалами Симэнь поклонился в знак благодарности за благие подарки.

— К чему эти благодарности, брат? — остановил его Боцзюэ. — Это мы в спешке захватили скромные знаки внимания.

Тем временем объявили о прибытии их превосходительств Лю и Сюэ. Симэнь поспешно накинул на себя халат и бросился к парадным воротам. Именитые гости ожидали в паланкинах, каждый из которых несли по четверо носильщиков. Оба они были одеты в расшитые драконами халаты.[464] Их сопровождал целый отряд стражников, над головами которых поблескивали украшенные кистями пики. Окриками они разгоняли зевак и очищали дорогу.

Немного погодя прибыли столичный воевода Чжоу, военный комендант Цзин, судебный надзиратель Ся и другие военные чины. Их сопровождала охрана с дубинками. Над головами у них колыхались большие опахала. Воины криками отгоняли зевак. За ними тянулась свита провожатых. Когда они приблизились к воротам, их окружила целая толпа одетых в черное адъютантов. Во дворе гремели барабаны, звучали флейты и свирели.

Когда все вошли в приемную залу, перед бывшими дворцовыми смотрителями Лю и Сюэ предстали двенадцать столов. Помещение было отделано бархатом и парчой, в золотых вазах красовались цветы. На полу лежали пестрые парчовые ковры.

Симэнь поднял кубок и пригласил гостей занять свои места.

— Здесь присутствуют более почтенные господа, — говорили Лю и Сюэ, отказываясь сесть первыми.

— Достопочтеннейшие и добродетельнейшие господа придворные смотрители! — обратился к ним столичный воевода Чжоу. — Как говорится, кого при дворе чтут, того и князьям предпочтут.[465] Милости просим, ваши превосходительства, занять почетные места! Это так естественно, что даже не может быть никаких сомнений.

После недолгих уговоров Сюэ заявил:

— Если господа так настаивают, брат Лю, я не могу больше ставить хозяина в затруднительное положение. Давай сядем!

Присутствующие низко поклонились и вздохнули облегченно. Смотритель Лю занял возвышенное место слева, а смотритель Сюэ — справа. Оба разложили на коленях салфетки, позади них встали слуги с опахалами. За ними расселись и остальные. Рядом сидел столичный воевода Чжоу, далее — военный комендант Цзин и остальные гости.

Со двора доносились звуки свирели, грянула музыка. Славный в тот день был пир.

Только поглядите:

Редкие блюда!
Диковинные яства!
Фрукты — о, чудо!
Несметные богатства!

После того как вино пять раз обошло гостей и трижды подавали супы, повар объявил о предстоящем блюде — жареном гусе, и придворный смотритель Лю наградил его пятью цянями серебра.

Появился актер-распорядитель и, опустившись на колени, развернул перед гостями красный свиток, на котором было начертано:

«Следующий номер — сценка-фарс».

Вышел актер-слуга.[466]

Актер:

Коль справедливы на земле законы,
Сияет Небо удовлетворенно.
Чиновники ведут себя достойно —
Не бедствует народ, живет спокойно.
Коль жены здравомыслие являют,
Тогда и горя их мужья не знают.
Чем дети благонравней и послушней,
Тем их отцы щедрее и радушней.

Я не кто-нибудь. Я — посыльный.[467] в высоком присутственном месте. Под моим началом полно плутов-болванов. Вчера купил я на рынке ширму со стихами «Беседка Тэнского князя». Стал везде расспрашивать и разузнавать. Написал их, говорят, танский отрок, всего в три чи ростом, Ван Бо на императорском экзамене[468] Только, сказывают, кисть опустит, и готово сочинение — большой учености человек. Одно слово — талант. Вот и попрошу-ка я подручного, пусть отыщет его да ко мне приведет. Надо же с таким человеком повидаться, а? Эй, подручный!

Подручный:

На каждый хозяина зов отвечу сто раз «готов». Что изволите приказать, господин посыльный?

Посыльный:

Прочел я вчера на ширме «Беседка Тэнского князя». Уж больно стихи хороши. Слыхал, будто написал их на императорском экзамене Ван Бо — танский отрок, ростом в три чи, не больше. Так вот, даю тебе мерку. Ступай приведи его ко мне, да поторапливайся! Приведешь — цянь в награду получишь, не приведешь — пощады не жди! Двадцать палок всыплю!

Подручный:

Есть, ваше благородие! (Уходит). Ну и остолоп этот посыльный! Ван Бо при Танах жил. Почитай, тыщу лет с гаком назад. Где ж это я его разыскивать-то буду?! Ну да ладно! Пойду к монастырю. Вот там, вдали, идет ученейший кандидат-сюцай. Придется к нему обратиться. Не вы, господин учитель, тот самый академик Ван Бо, трех чи ростом, который написал «Беседка Тэнского князя»?