Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

— У старшей жены почтенного господина Симэня сын родился, — говорили на улице. — Да в тот самый день и час, когда хозяин, отец его, дух испустил. Вот странное совпадение! Такое редко случается!

Однако не станем останавливаться на досужих разговорах.

Перейдем к Ин Боцзюэ. Услыхав о кончине Симэня, он пошел выразить соболезнование и оплакать побратима. Когда он плакал около усопшего, оба шурина наблюдали в крытой галерее за художником, писавшим портрет покойного. К ним вошел Боцзюэ.

— Какое горе! — воскликнул он после положенных приветствий. — Мне и во сне не снилось, что умрет брат.

Боцзюэ попросил пригласить Юэнян, чтобы выразить ей свое почтение и сочувствие.

— Сестра не может выйти, — говорил шурин У Старший. — Видите ли дело какое. У нее младенец в одночасье родился.

— Что вы говорите! — изумился Боцзюэ. — Прекрасно! Значит, у брата появился наследник, дом хозяина обрел.

Немного погодя вышел Чэнь Цзинцзи в полном траурном облачении и отвесил Ин Боцзюэ земные поклоны.

— Да, большое горе тебя постигло, зятюшка! — соболезновал Боцзюэ. — Не стало у тебя батюшки, а матушки — что вода стоячая. Хозяйство на тебя теперь ляжет. Будь осмотрителен. А дело какое подоспеет, на себя-то одного не полагайся. У тебя вот дяди есть. С ними посоветуйся. Не в обиду тебе будет сказано: ты еще молод, в делах не больно сведущ.

— Не то вы говорите, брат, — вставил шурин У Старший. — У меня службы на плечах. Некогда мне будет. А у него матушка есть. Пусть с ней больше советуется.

— Шурин, дорогой вы мой! — не унимался Боцзюэ. — Матушка матушкой, а как она вне дома распорядится?! Нет, шурин, советы все-таки вам давать придется. Как говорится, без дяди не вдохнешь, не выдохнешь. Матушка да дядя — нет ближе человека! Так что ты, шурин, и ближе и старше всех… А вынос назначен?

— Могилу рыть будут шестнадцатого во второй луне, — пояснил У Старший, — а погребение назначено через тридцать дней, по прошествии четырех с лишним седмиц.

Вскоре прибыл геомант Сюй. Он совершил обряд положения во гроб. Гроб забили навечно гвоздями и установили как полагается. Над ним был водружен траурный стяг с надписью: «Здесь покоится прах полководца Симэня».

В тот же день выразить свои соболезнования прибыл тысяцкий Хэ. После поклонения перед прахом Хэ Юншоу угостили чаем шурин У Старший и Боцзюэ. Он узнал срок погребения сослуживца и приказал солдатам оставаться в доме усопшего.

— И чтоб у меня ни один не отлучался! — приказал он. — Вплоть до самых похорон. Потом вернетесь в управу. — Тысяцкий обернулся к двум старшим и продолжал: — О нарушивших указание доложите. Они будут строго наказаны. — В заключение он обратился к шурину У Старшему: — Если кто откажется возвращать долги, дайте мне знать. Я приму принудительные меры.

С этими словами он отбыл в управу. Составленный им письменный доклад об открывшейся вакансии был направлен в столичное управление.

Тут наш рассказ раздваивается.

Перейдем пока к Лайцзюэ, Чуньхуну и Ли Чжи. Добрались они до Яньчжоу. В цензорате вручили письмо с подношениями. Цензор Сун прочитал письмо Симэня, в котором тот просил дать ему подряд на поставку изделий старины.

— Прибыть бы вам днем раньше, — проговорил он. — Только вчера разослал по областным управлениям.

Найдя в пакете десять лянов листового золота, цензор призадумался. Неловко ему было отказывать Симэню, и он предложил Чуньхуну, Лайцзюэ и Ли Чжи остановиться пока в приемной зале, а сам направил в Дунпинское областное управление гонца за только что отосланным туда документом. Оно было передано Чуньхуну. Цензор дал прибывшим лян серебра на дорожные расходы, с чем они и отбыли обратно в уездный город Цинхэ.

Дней через десять они въехали, наконец, в город, где и узнали от прохожих о кончине Симэнь Цина.

— Три дня как умер, — говорили им. — И панихиду служили.

Тут у Ли Чжи зародился коварный план.

— Давайте скроем подряд, — подговаривал он Лайцзюэ и Чуньхуна. — Скажем, цензор Сун отказал. А сами пойдем на Большую улицу к Чжану Второму. Если же вы не хотите, я вам дам по десяти лянов. Только молчите.

Лайцзюэ был не прочь поживиться, но Чуньхун от такого предложения уклонился, хотя и выказал туманное одобрение.

На воротах дома были развешаны бумажные деньги, монахи служили панихиду. Вряд ли кто смог перечесть всех родных и близких, собравшихся выразить соболезнование. Ли Чжи оставил попутчиков и направился прямо к себе, а Лайцзюэ и Чуньхун земно поклонились шурину У Старшему и Чэнь Цзинцзи.

— Как насчет подряда? А где Ли Третий? — спросил шурин У.

Лайцзюэ молчал. Тогда Чуньхун достал письмо с контрактом и протянул шурину У Старшему. Слуга рассказал, как Ли Чжи предлагал им по десяти лянов, как подговаривал утаить подряд и передать его Чжану Второму.

— Но мог ли я за оказанные мне милости отплатить хозяевам такой черной неблагодарностью! — воскликнул Чуньхун. — Вот я и поспешил сразу домой.

Шурин тотчас же доложил Юэнян.

— Вот верный слуга! — говорил он про Чуньхуна. — А Ли Третий, оказывается, негодяй. Чтоб ему сгинуть, проклятому! Только зятюшка помер, а уж он зло творит.

И Шурин рассказал о случившемся Ин Боцзюэ.

— За Ли Чжи и Хуаном Четвертым долг с процентами составляет шестьсот пятьдесят лянов, — говорил шурин. — Вот и надо будет по горячим следам воспользоваться услугой господина Хэ. Напишем жалобу и подадим в управу. Пусть с них долг вытребует. А нам эти деньги на похороны годятся. Они ведь сослуживцы, и господин Хэ нам не откажет.

— Ли Третий этого себе не позволит, — заверял шурина всполошившийся Боцзюэ. — Обожди, шурин. Погоди, прежде я сам с ним поговорю.

И Боцзюэ, направившись к Ли Чжи, велел позвать Хуана Четвертого, и они стали держать совет.

— Слугам не следовало бы серебро предлагать, — начал Боцзюэ. — К чему лишних людей втягивать! И лису не поймали, и вони нанюхались. Он вон на вас жалобу надзирателю писать собирается. А они сослуживцы. Как говорится, рука руку моет. Заварили кашу! Куда вам с ним тягаться! Я бы на вашем месте вот что сделал. Потихоньку ввернул бы сейчас шурину лянов двадцать. Скажите, в Яньчжоу, мол, пришлось потратиться. А как мне стало известно, подряд брать они не собираются. Так что его нечего и показывать. Его мы Чжану Второму передадим. А вы тем временем две сотни лянов серебра, никак не меньше, соберете. Придется вам и заупокойные жертвы принести. Так вы и усопшего почтите и возвратите серебро. А на оставшийся долг новое письменное обязательство составите. Выплатите в рассрочку. Так вы враз двух зайцев убьете. И репутацию не запятнаете. Все обойдется по-хорошему.

— Ты прав, — согласился Хуан Четвертый. — А ты, брат Ли, поторопился малость.

Под вечер Хуан Четвертый с Ин Боцзюэ поднесли шурину У Старшему двадцать лянов и, объяснив в чем дело, заговорили о подряде. Шурин же знал, что его сестра, Юэнян, от подряда решила отказаться, в глаза ему сверкнуло блестящее серебро, и он не преминул им воспользоваться.

На другой день Ли Чжи и Хуан Четвертый закололи трех жертвенных животных и, почтив Симэня, возвратили двести лянов, о чем шурин У Старший доложил Юэнян.

Старое долговое обязательство уничтожили и составили новое — на четыре сотни лянов, а пятьдесят лянов было прощено. Долг, по обоюдному согласию, подлежал погашению в рассрочку. Ли Чжи передал контракт Ин Боцзюэ, и они направились на переговоры к Чжану Второму, но не о том пойдет речь.

Да,

Лишь расплавив, подсчитаешь
долю примесей во злате,
В деле денежном узнаешь,
низок человек иль знатен.
Тому свидетельством стихи:
Волю природы никак не изменишь;
Страсти умерь, приглуши вожделенье.
Алчный, ты ближнего ныне ограбил —
Выйдет в грядущем тебе разоренье.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава восьмидесятая

Чэнь Цзинцзи срывает цветы удовольствия. Ли Цзяо-эр, похитив серебро, возвращается в «Прекрасную весну»

Стихи гласят:

Как придет в упадок обитель,
так бегут из нее монахи.
Рухнет мост — и на людном тракте
сразу путники поредеют!..
В бедном доме нерасторопна
малочисленная прислуга
Вновь повышен в чинах чиновник,
а народ все живет в униженье
Если нет. глубины в водоеме.
там не станет водиться рыба:
Там, где ветви растут не густо.
не совьет гнезда себе птица.
В отношенье людей друг к другу
и тепло бывает и холод.
Те исполнены дум высоких,
эти низость души являют.

В этом восьмистишии говорится о том, что по-разному складываются взаимоотношения людей да и разные бывают люди, о чем приходится только глубоко сожалеть.