Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

— Я и в управу не явился, — заметил Симэнь. — Увольнительную посылал.

— Куда там являться! Поправишься, тогда и выйдешь. — Боцзюэ выпил чаю и продолжал. — Ну я пойду. Как-нибудь еще загляну, брат. Ли Гуйцзе с У Иньэр тоже собираются тебя проведать.

— Поел бы. Успеешь.

— Нет, благодарю, — проговорил Ин Боцзюэ и бодро зашагал к выходу.

Симэнь велел Циньтуну поехать за город пригласить доктора Жэня.

Доктор обследовал пульс больного.

— Ваш недуг, милостивый государь, — сказал в заключение Жэнь, — вызван разгоранием вверху опустошающего огня,[1511] истощением внизу почечной воды,[1512] неспособностью сердца и почек к согласованному взаимодействию.[1513] Вы страдаете от истощения силы ян, вызванного половыми излишествами. Необходимо тонизирующими средствами восполнить урон, нанесенный половой сфере, только так можно будет восстановить ваши жизненные силы.

Доктор Жэнь откланялся и ушел. Ему вручили пять цяней серебра. После приема присланного им лекарства голова перестала кружиться, но Симэнь был по-прежнему слаб и не мог подняться с постели. Мошонка еще больше распухла и болела, а мочеиспускание было крайне затруднено.

После обеда навестить Симэня прибыли в паланкинах Ли Гуйцзе и У Иньэр. Каждая держала в руках по две коробки. В одной были пирожки с фруктовой начинкой, а в другой — печенье-розочки, пара свиных ножек и пара жареных уток. Певицы вошли в спальню и отвесили Симэню земные поклоны.

— Что с вами, батюшка? Нездоровится?

— Рад, что пришли навестить, — отвечал Симэнь. — А на подарки напрасно расходовались. Жар у меня что-то поднялся.

— Выпили, наверно, побольше во время праздников-то, — заметила Гуйцзе. — Воздержитесь денек-другой, и пройдет.

Они немного посидели возле Симэня и направились в покои Ли Пинъэр поздравить с праздниками хозяек. Юэнян пригласила их к себе в дальние покои и угостила чаем. Потом они опять прошли к Симэню.

Во время их разговора явился Ин Боцзюэ, а вместе с ним Се Сида и Чан Шицзе. Симэнь попросил Юйсяо помочь ему сесть на кровать и оставил гостей в спальне, где и был накрыт стол.

— А рисовый отвар ел сегодня? — спросил Се Сида.

Юйсяо отвернулась, не сказав ни слова.

— Нет еще, — отвечал Симэнь. — Не хочу я есть.

— Пусть подадут, — продолжал Се Сида. — Мы, брат, с тобой за компанию поедим.

Подали рисовый отвар. Прислуживала Юйсяо. Гости не упускали из виду также сладости и закуски. Симэнь же не съел и полчашки.

Певицы тем временем сидели с хозяйкой в покоях Ли Пинъэр.

— Ли Гуйцзе с У Иньэр только что тут были, — заметил Боцзюэ. — Куда они делись?

— Они там, — говорил Симэнь.

Боцзюэ подозвал Лайаня.

— Ступай, певицам скажи, — наказал он. — Пусть придут батюшке споют.

Но Юэнян, чтобы не беспокоить Симэня, не пустила певиц.

— Ничего, и так выпьете, — сказала она.

Гости осушили по нескольку чарок.

— Трудно тебе, брат, сидеть с нами, — говорили они. — Мы пойдем, не будем тебя больше неволить. А ты ложись и поправляйся.

— Тронут вашей заботой, — отвечал Симэнь.

Гости встали и откланялись.

Выйдя во дворик, Ин Боцзюэ подозвал Дайаня.

— Передай матушке Старшей, — наказывал он слуге, — пусть пригласят медицинское светило врача Ху с Большой улицы. Его считают знатоком по части лихорадки. Скажи, батюшка Ин, мол, советует. Цвет лица у хозяина нехороший. Чего бы не случилось. Сейчас же скажи! И пусть не откладывает!

Дайань не посмел ослушаться и сейчас же доложил Юэнян. Хозяйка поторопилась в спальню к Симэню.

— Брат Ин через слугу передал, — обратилась она к больному, — чтобы мы пригласили врача Ху с Большой улицы. Он, говорят, мокротную лихорадку[1514] вылечивает. А почему бы и не пригласить! Пусть посмотрит.

— Опять его?! Он сестру Ли осматривал, да ничего сделать не мог.

— Лекарства врача помогают тому, кто излечим, — возражала Юэнян. — Милостью Будды пользуется тот, кто достоин. А может, ты достойным окажешься. Примешь лекарство и, глядишь, дело пойдет на поправку.

— Ну ладно, — согласился Симэнь. — Приглашай.

За доктором Ху послали Цитуна.

Тем временем проведать больного пришел шурин У Старший. Он и проводил доктора в спальню, где тот обследовал пульс.

— Почтеннейший господин, — заговорил доктор, обращаясь к шурину и Чэнь Цзинцзи, — страдает от яда, скопившегося в нижней части тела, так как совершал половые акты, ощущая потребность освободить мочевой пузырь. Болезнь запускать нельзя, ибо она завершается гематурией, сиречь мочеиспусканием с кровью.

И его одарили пятью цянями серебра. Лекарство, которое он прописал, возымело не больше действия, чем камень, брошенный в морскую пучину. И более того. У Симэня вообще перестала идти моча. Встревоженная Юэнян отпустила Гуйцзе и Иньэр и пригласила к мужу Хэ Чуньюаня, сына почтенного Хэ.

— Задержка мочи, — заключил он после осмотра, — произошла из-за полного отравления мочевого пузыря, который весь охвачен патогенным огнем. Яд распространился и дальше, проникнув в меридианы и коллатерали.[1515] всех четырех конечностей. Уже образовался натечный абсцесс и скапливается флегма. Дело дошло до расстройства взаимодействия между сердцем и почками[1516]

Его наградили пятью цянями серебра. С приемом прописанного им лекарства у Симэня возник приапизм, вызванный болезненным всплеском силы ян, утратившей телесные корни. Его веник стал словно из железа и не опадал с утра до ночи. Цзиньлянь, не взирая ни на что, в сумерки опять оседлала Симэня и, хотя он то и дело терял сознание, принялась забавляться, «отливая перевернутую свечу». Смерть здесь несколько раз сменялась воскрешением.

На другой день посыльный предупредил о прибытии тысяцкого Хэ.

— Тебя господин Хэ собирается навестить, — говорила Юэнян. — Здесь неудобно принимать. Я помогу тебе добраться до дальних покоев.

Симэнь кивнул головой. Юэнян одела его потеплее, они с Цзиньлянь помогли ему перебраться из спальни Цзиньлянь в покои Юэнян. В убранной гостиной, где были зажжены благовония, его усадили на расстеленный на кане тюфяк и подложили под спину пухлые подушки.

Немного погодя явился тысяцкий Хэ. Чэнь Цзинцзи пригласил его в дальние покои, где находился больной Симэнь.

— Я отказываюсь от обмена положенными приветствиями, ибо не решаюсь вас беспокоить, сударь, — начал Хэ. — Вам полегчало?

— Жар[1517] от головы перешел в нижнюю часть тела, — объяснил Симэнь. — Ятра поражены и опухли. Хорошего мало.

— У вас, видимо, отравление мочевого канала, — заметил Хэ. — У меня есть знакомый. Он прибыл навестить родителей в Дунчан и вчера заезжал ко мне, передал письмо. Он уроженец Фэньчжоу, что в провинции Шаньси. Его фамилия Лю, по прозванию Цзюйчжай. Ему полсотни лет, и он слывет исцелителем язв и отравлений. Я приглашу его к вам. Пусть и он осмотрит вас, сударь.

— Благодарю вас, сударь, за беспокойство, — проговорил Симэнь. — Я пошлю за ним слугу.

Тысяцкого Хэ угостили чаем.

— Не расстраивайтесь, сударь, и берегите себя, — сказал Хэ после чаю. — А о службе не беспокойтесь. Я буду присылать вам на просмотр все бумаги. Только не волнуйтесь.

— Прибавил я вам хлопот, — подняв обе руки, благодарил его Симэнь.

Тысяцкий Хэ откланялся и вышел. Симэнь велел Дайаню взять визитную карточку и пойти вместе со слугой тысяцкого Хэ за Лю Цзюйчжаем.

Приезжий доктор, обследовав пульс и причинное место больного, тотчас же приложил опухоль мазь и оставил лекарство для приема внутрь. Симэнь наградил его куском ханчжоуского шелка и ляном серебра. Первый прием лекарства не возымел заметного действия.

В тот же день навестить Симэня прибыла в паланкине Чжэн Айюэ. В одной коробке, которую она поднесла, находились птенцы голубей,[1518] в другой — нежные паровые пирожки с фруктовой начинкой. Развевался ее расшитый пояс. Она, словно колышащаяся на ветру ветка цветов, впорхнула в дверь и склонилась перед Симэнем в земном поклоне.

— Не знала я, батюшка, что вам нездоровится, — говорила она. — Хороши Гуйцзе с Иньэр! Сами навестили батюшку, а мне ни слова. Уж не осудите меня. Прошу прощения, что не проведала вас раньше.

— Не поздно и сейчас, — отозвался Симэнь. — И подарки купила. Мамаше вашей за хлопоты спасибо передай.

— Что это за подарки! — улыбалась Айюэ. — В спешке собирала. Как вы похудели, батюшка. Очень изменились. Это вам к столу сгодится.

— Годиться-то оно годится, да ест он уж больно мало, — заметила Юэнян. — Вот сегодня рисового отвару немножко отведал и все. Только что доктор осматривал.

— Матушка, — обратилась к хозяйке певица. — Велите голубка сварить. Я сама батюшку покормлю. Может, с рисом покушает. Вы грузны, батюшка, вам надо кушать. Разве так можно! Вы ведь всей семье опора.