Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

Симэнь наказал Лайаню стремглав сбегать за старухой Цай. Пир расстроился, и все пошли к Ли Пинъэр.

— Как себя чувствуешь, сестрица? — спросила Юэнян.

— У меня ниже груди все болит.

— Вставай, не надо лежать, младенцу повредишь, — посоветовала Юэнян. — А за повивальной бабкой послали. Сейчас придет. Схватки все усиливались.

— Давно за бабкой пошли? — тревожилась хозяйка. — Почему до сих пор нет?

— Лайань ушел, — отозвался Дайань.

— Вот арестантское отродье! — ругалась Юэнян. — Чего тут раздумывать! Ступай скорее! По такому срочному делу нечего было растяпу посылать.

Симэнь кликнул Дайаня:

— Бери скорей мула и поезжай!

— Дело неотложное! Нечего раздумывать! — торопила Юэнян.

Когда Цзиньлянь убедилась, что у Пинъэр подходят роды, ее охватила досада. Она немного побыла в спальне роженицы и вышла, увлекая за собою Юйлоу. Они встали освежиться с западной стороны под стрехой.

— Ох, и набилось народу! — заметила Цзиньлянь. — Духота, нечем дышать! Обыкновенная баба рожает, а глазеют, будто слониха от бремени разрешается.

Наконец появилась повитуха Цай.

— Мое вам почтение, сударыни! — проговорила она. — Кто хозяюшка будет?

— Вот Старшая госпожа, — отвечала Цзяоэр.

Старуха отвесила Юэнян земной поклон.

— Побеспокоили мы тебя, мамаша, — проговорила Юэнян. — Чего ж так долго не приходила?

— Я вам, матушка-сударыня, вот что скажу:

Я — Цай, повитуха,
Еще не старуха,
И ничуть я не вздорна,
Но ловка и проворна.
Всюду-всюду поспею,
День-деньской в суете я —
Мой наряд примелькался,
А пучок растрепался.
Услужу деликатно
Всякой дамочке знатной,
Хоть из царского дома —
Работенка знакома!
Вам полегче немножко —
Мне деньжат на одежку.
Не рожаете сами —
Мну живот кулаками,
Пуповину привычно
Режет ножик обычный.
Третий день наступает,
Жив малютка — купаю,
Умер — я сокрушаюсь
И подальше скрываюсь.
Да, зовут меня многие,
Так что вечно в дороге я…

— Но довольно праздных слов. Прошу осмотреть недужную, — Юэнян указала на постель. — Перед родами, должно быть.

Цай подошла к кровати и ощупала Пинъэр.

— Да, пришел срок, — заключила она и спросила: — А бумагу для приема новорожденного припасли, сударыня?

— Приготовили, — отвечала хозяйка и обернулась к Сяоюй: — Ступай ко мне в спальню и принеси побыстрей.

— Гляди, повитуха Цай явилась, — сказала, обращаясь к Цзиньлянь, Юйлоу. — Пойдем посмотрим.

У Цзиньлянь такого желания не было.

— Иди, если хочешь, — проговорила она, — а мне там делать нечего. Конечно, она ребенком обзаводится, ей счастье. Как тут не глазеть! Не права я оказалась: рано, говорю, ей рожать, в восьмой луне разве что будет. Так Старшая на меня ни с того ни с сего накинулась. Только на грех навела.

— А я тоже говорила, что в шестой луне подойдет, — заметила Юйлоу.

— Значит, тоже не подумавши болтала, — упрекнула Цзиньлянь. — Ну, давай прикинем! К нам она пришла в восьмой луне прошлого года. Не девицей явилась, а мужа успела похоронить. Как говорится, там понесла, а тут растить будет. Ну, сколько с ней хозяин встречался! Чтобы понести, все-таки месяц-другой понадобится. А уж признали: наш, мол, ребенок. Я, выходит, ошиблась. Если б она в восьмой луне рожала, то с натяжкой еще можно признать. Ну, а в шестой, помилуйте! Тут хоть ты из кожи вон лезь, а выше головы не прыгнешь. Сами, выходит, обсчитались. Барашек-то, как ни прикинь, а с чужого поля.

Пока они толковали, из дальних покоев вышла Сяоюй. Под мышкой она несла травяную бумагу, бинты и тюфячок.

— Гляди, — показала Юйлоу. — Старшая себе приготовила, а пришлось Шестой уступить.

— Одна — старшая, другая — младшая, — тут же отозвалась Цзиньлянь, — и обе друг перед дружкой стараются, мечтают наследника растить. А раз нет настоящего наследника, так хоть какого подавай. А мы с тобой из тех кур, которые яиц не несут. Нас, значит, под нож. И чего бегают, чего хлопочут! Такое сокровище и собака жрать не станет! Ишь, сколько радости, а все впустую!

— Что это ты говоришь, сестрица? — недоумевала Юйлоу.

Заметив, что Юйлоу ее не поддерживает, Цзиньлянь умолкла и опустив голову, стала перебирать юбку, потом, ухватившись за колонну, начала переминаться с ноги на ногу и грызть семечки.

Между тем весть дошла и до Сюээ. Она так торопилась, что в тени споткнулась о ступеньку и чуть было не растянулась.

— Гляди-ка! — указывая на нее, заговорила Цзиньлянь. — И чего несется, как угорелая, рабское отродье! Ишь усердствует, себя бы пожалела! Смотри, упадешь, зубов недосчитаешься — тоже чего-то стоят! Полынь сбывает да соль всучивает — горечь отбить. Думает, небось, с рождением сына и ее чиновничьей шапкой венчают.

Через некоторое время в спальне раздался пронзительный крик, возвестивший о появлении новорожденного.

— Прошу передать его милости хозяину, чтобы на радости подарок готовил, — сказала старуха Цай. — Сын на свет явился.

Юэнян поведала счастливую весть Симэню, и тот, поспешно обмыв руки, возжег благовония в наполненной курильнице перед алтарем Неба, Земли и предков, дав обет заказать большой благодарственный молебен о здравии матери и младенца, о благополучном разрешении от бремени и о счастье новорожденного с принесением ста двадцати жертв.[449]

Когда весь дом ликовал от радости, досада с еще большей силой охватила Цзиньлянь. Она удалилась к себе в спальню, заперлась и, упав на кровать, заплакала.

Шел тогда двадцать первый день шестой луны года бин-шэнь под девизом Порядка и Гармонии.[450]

Да,

Как часты в нашей жизни неудачи,
Но мало с кем об этом посудачишь.

Старуха Цай приняла младенца, отрезала пуповину и спрятала детское место. Потом она приготовила успокоительный отвар, напоила им роженицу и уложила ребенка.

Юэнян пригласила бабку в дальние покои, где угостила вином и закусками. Перед уходом Симэнь наградил повитуху слитком серебра весом в пять лянов и пообещал одарить куском атласа, когда она придет мыть младенца на третий день после родов. Старуха на все лады благодарила хозяина.

Симэнь вошел в спальню и залюбовался полным беленьким сыном. Отец прямо-таки ликовал от радости, которую разделяла с ним вся семья. Он и на ночь остался у Ли Пинъэр, и все глядел, не отрываясь, на сына.

На другой день Симэнь встал рано, до рассвета, и, передав слугам десять квадратных коробок с лапшой долголетия, наказал разнести их родным и соседям.

Ин Боцзюэ и Се Сида, как только получили извещавшие о рождении наследника подарки, сразу же бросились к Симэнь Цину с поздравлениями. Симэнь угостил их лапшою в крытой галерее, а когда они ушли, в зале снова началось оживление. Суматоха была вызвана прибытием свахи Сюэ, за которой следовал слуга. Тетушка Сюэ привела кормилицу, солдатку лет тридцати, которая с месяц назад потеряла ребенка. И муж ее, опасаясь, что его пошлют на войну, а жена останется безо всякой поддержки, просил за нее всего шесть лянов серебра.

Кормилица показалась Юэнян опрятной, и ее купили. Ей дали имя Жуи, то есть Желанная,[451] и поручили уход за младенцем. К Ли Пинъэр пригласили также мамашу Фэн, которая должна была заниматься стиркой пеленок и детского белья, за что ей положили пол-ляна серебра в месяц и одежду. В хлопотах прошел весь день.

А тут неожиданно явился Пинъань и доложил о возвращении из столицы Лайбао и приказчика У. Спешившись у ворот, они немного погодя явились к Симэню поведать радость.

— С какими новостями? — спросил их хозяин.

Прибывшие рассказали, как добирались до столицы, как подносили государеву наставнику к рождению подарки.

— Государев наставник остался крайне доволен подношениями, — рассказывал Лайбао. — Доставил, говорит, твоему хозяину с подарками немало хлопот. Не знаю, мол, чем и отблагодарить. Потом и спрашивает: какого, дескать, ваш хозяин происхождения, кем служит. Какой, говорю, там чин. Тогда он и заявляет: Его Величество, мол, соизволили вручить мне грамоты на чины со свидетельствами на вакантные должности. И жалует вас, батюшка, чином и рангом. Собственноручно пишет сверху ваше имя, возводит в чин помощника тысяцкого и определяет в число Его Величества телохранителей и карателей с назначением на пост помощника судебного надзирателя в здешнюю судебно-уголовную управу вместо отбывшего тысяцкого Хэ. Я назначен стражником охранного отряда во владения князя Юньского, а приказчик У становится помощником станционного смотрителя в здешнем уезде.

Тут Лайбао достал три одинаковых грамоты с подписями и печатями, полученные в ведомствах мандаты и свидетельства на должности и, разложив их на столе, показал Симэнь Цину.