Анатолий Нейтак - Камень и Ветра 3. Кости сновидений

• Название: Камень и Ветра 3. Кости сновидений
• Автор: Анатолий Нейтак
• Жанр: Фэнтези

---

Решающим, однако, было сознание, что освободиться из этого узилища при желании будет не так уж сложно. Внутри у меня полыхал никем не загашенный огонь тёмной магии, которого с лихвой хватило бы и на дверь камеры, и на тюремную стражу. Но я решила избрать пусть пассивного ожидания, ибо мне не хотелось убивать ни в чём не повинных статистов. А чтобы скоротать вязко текущие часы, я постаралась как можно точнее вспомнить беседу с архивариусом.

Среди прочих тем Жиан затронул и тему испытаний.

– Ничего в этом нет нового, Игла. Всё и вся нас испытывает. Природа испытывает людей бегом лет и переменой погоды, расстояниями и подбрасываемыми загадками. Требуя от нас усилий, порой она вознаграждает за них сторицей. И ближние наши не отстают от мира, они также испытывают нас. Любимые испытывают изменами. Любящие – верностью. Покупающие скупостью, а продающие – щедростью. Имеющий друзей проходит через нескончаемое испытание верностью, и настоящие враги испытывают нас точно так же. Болезнь испытывает страданием, страсти – удовольствиями, беды – страхом. В красках и формах заключено испытание зрения, в созвучиях – испытание слуха. И сами мы постоянно испытываем то своё тело, то свою душу, то свой ум, то свою память, то свои умения…

– Но у любого испытания должна быть цель, – заявила я. И добавила. – Если нас берётся испытывать некто более могущественный, чем мы сами, некто, чьи замыслы в лучшем случае туманны, а стремления неизвестны…

Заканчивать не стала. Архивариус посмотрел на меня поверх очков чуть иронично, словно разгадав подлинные мотивы моего высказывания.

– Какого совета ты от меня ждёшь? Нельзя подладиться под неизвестное, нельзя и попасть в такт мелодии, которую не слышишь – разве что случайно и притом ненадолго. Выход из такого испытания один. Тот, что годится на любой случай. Надо быть искренним.

– Душа нараспашку, слова на ветер?

– Зачем же? Довольно будет и искренности актёра, примерившего вместе с новым костюмом новую роль. В конце концов, даже то, что мы считаем глубочайшим проявлением своей сути, есть всего лишь наиболее искренняя и удачная игра.

Помолчав, Жиан добавил таким тоном, словно на краткий срок полностью забыл о моём существовании:

– Игра с самим собой…

Теперь, вспоминая архивариуса, я была уверена: разговор с ним (или всё же с нею?) был для меня очередным испытанием. Небрежно, как бы между делом, Жиан подбрасывал мне такие кусочки мировой мозаики, что из них можно было при должном усердии собрать совсем иную картину реальности, чем та, к которой я привыкла. Ей же ей, если архивариус и не был путешественником по мирам, он наверняка близко знал кого-то из этой братии!

То есть сперва Жиан наговорил мне много разных полезных вещей, а потом Котище сунул меня в камеру. Тьма, тишина, отсутствие привычных занятий… не для того ли это было сделано, чтобы я как следует уложила в голове содержание долгой то ли беседы, то ли лекции?

Воспользуюсь случаем. Припомню. Обдумаю.

И сделаю практические выводы.

Задачу мою упрощает то, что выводы эти более-менее просты. Как говорил архивариус, "мироздание устроено очень сложно, если вдаваться в детали, и предельно просто, если говорить об уровне концепций". В моём случае простота окружающего выражается так: меня окружает сон. Сплетённый вокруг меня (и отчасти для меня). Чужой.

А я всегда остаюсь собой. Даже в чужом сне. Иначе говоря, я свободна и могу абсолютно всё, на что мне хватит дерзости мысли. Коль скоро я нахожусь во сне и знаю это, я не обязана следовать сценарию. Я могу сама стать автором. Или, для начала, подретушировать происходящее в меру своего желания.

К примеру, почему я уверена, что здесь так уж темно и холодно? Только потому, что в подобной подземной душегубке должно быть темно, холодно и сыро? Ха! Это сон! А я – урождённый маг, я властна даже над материальным, а не только над умозрительным. Я могу зажечь здесь свет и произнести обогревающее заклятие… но что, если можно обойтись без костылей привычной магии? Что, если достаточно просто вообразить себя способной видеть в полном мраке и не страдать от холода? Ведь моё тело здесь тоже иллюзорно, а иллюзия может мёрзнуть лишь в том случае, если таковы правила игры. Я согласна с такими правилами? Нет!

Подрожав от холода во сне, я, конечно, не пострадаю. Даже если меня здесь вморозят в цельную глыбу льда, если мороз вокруг будет таков, что самый воздух сперва потечёт, словно вода, а потом застынет прямо у меня в горле, лишив способности дышать, я всё равно не погибну. Я даже не пострадаю. Что мне все эти игры воображения? Мелочь, не стоящая внимания!

Накручивая себя подобным образом, я осознала то, что до этого ощущала лишь очень смутно, на одной из самых дальних граней рассудка. Выразить словами это ощущение было довольно сложно; говоря метафорически, моя воля поцеловалась с волей создателя сна, и последняя немного уступила, изменяя форму и содержание.

Как следствие, я стала полноправным соавтором своего сновидения. Ненадолго и в малом, но стала ведь!

Подтверждающей новые права мелочью стало то, что я прозрела и перестала ощущать холод. Причём никаких заклятий мне для этого не потребовалось. Хватило должным образом направленной мысли.

Свои восторги по поводу сделанного я постаралась сдержать. Ну да, я изменила свой сон. Подумаешь, великое деяние! Если вспомнить слова Котища, "каждый из соискателей некогда совершил деяние, оставившее заметный след в сферах Знания. Каждый шагнул за пределы возможного, обошёл, изменил или просто сломал законы своего мира. Это достаточно явно показывает, что в пределах одного мира, одного пространства, одного Закона вам тесно".

А я действительно совершила считавшееся невозможным. Я анимировала костяного дракона без кровавой человеческой жертвы. И не во сне, а в реальном мире.

Свыкнуться бы ещё с представлением, что мой привычный "реальный мир" и мои/чужие сны лишены принципиальных отличий…

В камере меня продержали всю ночь и ещё немного. Всё это время я провела на ногах, расхаживая из угла в угол. Присесть и тем более прилечь было негде, но снова менять окружающее ради того, чтобы выспаться, мне не хотелось. Как и вообще спать. Я размышляла, вспоминала, планировала – короче говоря, проводила время слишком интересно, чтобы задумываться об отдыхе.

А потом за мной пришли.

Суд должен предваряться следствием. Причём то и другое должно совершаться по определённым правилам. Всё это – часть ритуала, именуемого правосудием. Вот только у меня сложилось стойкое ощущение, что разговаривающий басом фер Трискель, которого фер Уллахис почтительно именовал "учителем", крайне мало интересуется тем, кто я такая. Зато готов засудить, приговорить и казнить любую особу женского пола, которую сочтёт ведьмой. Он явно не был настроен соблюдать правила и следовать ритуалу ради одной из них.

Для ведьм у него существовал особый подход.

Меня посадили лицом в глухой угол. Чтобы я не могла учинить сглаз и порчу, мне завязали глаза. Чтобы не могла наложить заклятие при помощи жеста, мои руки упрятали в нечто вроде негнущихся стальных перчаток. Чтобы не могла налагать заклятия посредством слов, а заодно – вставлять шибко умные комментарии, в рот засунули кляп.

И защитника мне, что характерно, не предоставили.

Может быть, таковым считался мой знакомый рыцарь. Но фер Уллахис, присутствующий на "следствии", по поводу всего вышеперечисленного отмалчивался и оттого сильно упал в моих завязанных глазах.

Кроме доброго фера и меня, в помещении находился недобрый фер Трискель, какой-то чиновник из судейских, то ли судья, то ли прокурор, да ещё писарь, старательно скрипевший пером и молчавший не хуже, чем его чиновное начальство.

Началось с опроса свидетелей. Выслушав первых двоих, я начала скучать, ибо опрос шёл по такой ровной колее, что следующий вопрос мог бы предсказать даже деревенский дурачок.

– Ваше имя, почтенный (почтенная)?

– Каков ваш род занятий?

– Какие печальные обстоятельства вашей жизни связаны с тёмным ведовством?

– А ещё какие? Может быть, что-то скверное случилось с вами или вашими родственниками совсем недавно?

– Больше ничего не вспоминается?

– Спасибо за ваш рассказ, вы очень помогли следствию. Следующий!

Фер Уллахис сделал только два замечания, да и те в самом начале.

– Но ведь свидетель Такой-то не указал на присутствующую здесь Иглу как на источник своих бед!

– Полноте, мой друг, – пробасил фер Трискель. – Всем известно, что даже малоопытные и слабые ведьмы виртуозно владеют способностью отводить глаза своим жертвам. Об этом писали мэтр Утрус, фер Венвем, мэтр Оглиран и другие почтенные люди. Поэтому на уверенное опознание злодейки надеяться бессмысленно, даже нелепо. А вы продолжайте, почтенная, продолжайте. Сколько, говорите, болела ваша корова перед тем, как пасть?..