Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

• Название: Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
• Автор: Иван Майский
• Издательство: Узбекистан
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Автор книги работал в посольстве СССР в Англии с 1925 по 1943 год, долгое время был послом в Великобритании. Бесценные свидетельства очевидца всей предвоенной и начала военной политической карусели. Особенно рекомендуется тем, кто искренне считает, что злой Сталин отказывался от союза с добрыми демократами, ради дружбы с нацистами.

Н.Стариков

---

Как велика была растерянность обоих премьеров, свидетельствует такой факт: перед Мюнхеном они даже не встретились, чтобы договориться о своих действиях на конференции. Гитлер и Муссолини, напротив, явились в Мюнхен после того, как между ними состоялось совещание на австрийской границе.

Учитывая состояние своих «демократических» партнеров, Гитлер решил еще раз прибегнуть к помощи большого кнута. Хотя все совершалось в полном соответствии с требованиями фюрера, он разыгрывал в Мюнхене разъяренного тигра: шумел, кричал, выражал крайнее нетерпение и ничуть не скрывал своего пренебрежительного отношения к Чемберлену и Даладье. В такой атмосфере оба премьера даже не рисковали поднять голос против каких-либо пунктов вырабатываемого соглашения (если оно вообще могло называться соглашением). Не удивительно, что за столом конференции все совершалось с быстротой пулеметной очереди: она началась в час дня 29 и закончилась в 2 часа 45 минут утра 30 сентября, включая время на завтрак, обед и другие необходимые перерывы. Менее чем в 13 часов судьба Чехословакии была решена. И не только судьба Чехословакии! Трудно себе представить роль более унизительную, чем та, которую в Мюнхене играли главы двух великих держав, тогда еще бывших мировыми.

При подписании соглашения произошел характерный инцидент: в стоявшей на столе чернильнице не оказалось чернил. Подготовка конференции происходила с такой поспешностью, что даже аккуратные немцы забыли о такой немаловажной «мелочи».

Днем 29 сентября в Мюнхен были вызваны два представителя чехословацкого правительства (ими оказались чешский посланник в Берлине В.Мастный и видный работник чешского министерства иностранных дел Губерт Масарик) не для того, чтобы сидеть за столом конференции, нет! Они должны были лишь принять из рук конференции свой приговор, даже не из рук всей конференции: немцы и итальянцы ушли из комнаты заседаний, и только тогда Чемберлен и Даладье приняли Мастного и Масарика. Даладье при этом был очень крут и резок, а Чемберлен лицемерно-велеречив. Суть сказанного обоими премьерами сводилась к тому, что один из сотрудников Чемберлена Аштон-Гваткин в разговоре с чешскими представителями кратко выразил так: «Если вы этого не примете, вам придется улаживать свои дела с немцами в полном одиночестве». Позднее британский премьер говорил, что он был в тот момент «очень утомлен, приятно утомлен».

Мюнхенский «диктат» рано утром был привезен чешскими делегатами в Прагу, и тогда перед чехословацким президентом и правительством во весь рост стал роковой вопрос: что же делать? Было совершенно очевидно, что Англия и Франция умыли руки и что какая-либо борьба чехов против мюнхенского «диктата» возможна лишь с опорой на СССР. По причинам, о которых речь была выше, тогдашние руководители страны на это не решались. Альтернативой была капитуляция. И они капитулировали, капитулировали торопливо и беспорядочно, теряя свои пограничные укрепления, свои фабрики и заводы, строения и склады, учреждения и организации, расположенные в Судетской области. Чешское население этих районов панически бежало, оставляя позади все свое имущество.

А Чемберлен тем временем завершал свою позорную акцию лицемерно-благолепной концовкой. Утром 30 сентября, не сказав ни слова ни Даладье, ни кому-либо из своих ближайших сотрудников, он спросил аудиенцию у Гитлера и обратился к нему с просьбой подписать англо-германскую декларацию, существо которой сводилось к следующему:

«Мы решили, что метод консультации должен быть методом для урегулирования всех вопросов, которые могут возникнуть между нашими двумя странами, и мы полны решимости продолжать наши усилия по устранению источников разногласий и тем самым способствовать укреплению мира в Европе».

Фюрер был удивлен, но не стал возражать. Еще бы! Он получил свой фунт мяса и мог позволить себе подарить Чемберлену ложку (очень маленькую ложку) меда. Декларация тут же была подписана. Вернувшись к себе в отель, британский премьер, похлопывая рукой по боковому карману, восторженно восклицал:

— Я получил-таки ее![102]

Именно эту ничтожную бумажку, которую Гитлер полгода спустя изорвал в клочья, Чемберлен торжественно показывал на аэродроме в Лондоне встречавшей его толпе, провозглашая, что она гарантирует «мир в наше время». Даладье не привез с собой такой побрякушки, однако Бонье, не ездивший в Мюнхен, организовал для него в Париже пышную встречу.

В моем дневнике под датой 30 сентября есть такая запись:

«Вчера я не спал почти до 4 часов утра, сидел у радио. В 2 часа 45 минут наконец было сообщено, что соглашение в Мюнхене достигнуто и европейский мир обеспечен. Но что за соглашение! И что за мир!

Чемберлен и Даладье полностью капитулировали. Конференция четырех фактически приняла Годесбергский ультиматум с мелкими, ничтожными изменениями. Единственная «победа» англо-французов состоит в том, что Судетская область переходит к немцам не 1, а 10 октября. Какое потрясающее достижение!

Я долго ходил по столовой из угла в угол и все думал. Тяжелые это были думы. Трудно сразу охватить истинное значение того, что только что совершилось, однако я чувствую и понимаю, что сегодня ночью пройдена какая-то огромной важности историческая веха. Количество скачком перешло в качество, и мир сразу изменился…»

Под той же датой позже:

«Днем меня пригласил к себе Кадоган и вкратце информировал о мюнхенских решениях… Затем он стал настойчиво допрашивать меня, что я думаю об этих решениях.

Я не стал миндальничать. Я со всей резкостью заявил, что считаю Мюнхен тяжелым поражением Англии и Франции, что вчера миром пройдена важная историческая веха, знаменующая о начале новой эпохи в европейской истории эпохи гегемонии и что результатом этого будет цепь дальнейших отступлений «западных демократий», а может быть, и распад их нынешних империй».

США и Мюнхен

До сих пор, излагая события мюнхенской драмы, я почти не упоминал США. Значит ли это, что великая заатлантическая держава не имеет к ней никакого отношения? Что она не несет никакой ответственности за победу фашизма и поражение сил демократии?

Нет, совсем не значит. В действительности США сыграли чрезвычайно серьезную и очень отрицательную роль в мюнхенские дни, но только они выступали более завуалированно, чем Англия и Франция. К этому Вашингтон имел и больше возможностей. Чтобы читатель мог легче понять стратегию и тактику американского правительства, приведу только один яркий пример.

5 октября 1937 г. Рузвельт выступил в Чикаго с большой речью, в которой заявил:

«Когда распространяется эпидемия какой-либо болезни, общество одобряет и принимает участие в создании карантина для больных, чтобы защищать общественное здоровье от распространения болезни»[103].

Отсюда президент сделал вполне логичный вывод, что в интересах сохранения всеобщего мира все страны, не желающие развязывания войны, должны сотрудничать в установлении «карантина» вокруг агрессоров. Однако здесь он поставил точку. В речи не было ни слова о путях осуществления указанной задачи, не было сделано и никаких практических предложений по организации подобного «карантина».

Больше того. На следующий день, 6 октября, Рузвельт устроил пресс-конференцию, на которой стал «разъяснять» смысл сказанной накануне речи. Суть этих разъяснений сводилась к тому, что он отнюдь не собирается втягивать США в рамки коллективного отпора агрессорам и вовсе не думает об отмене или модификации закона 1935 г. о нейтралитете.

Что же тогда означала чикагская речь Рузвельта? По существу только сотрясение воздуха, вызванное главным образом различными соображениями внутренней политики, в частности желанием несколько успокоить взволнованное гитлеровскими «прыжками» американское общественное мнение.

Если вы проследите за всеми выступлениями и действиями Рузвельта и его ближайших сотрудников на протяжении 1937–1938 гг., вы ясно увидите везде одно и то же: громкие слова о борьбе с агрессией и почти никаких практических мер в этом направлении. Такое впечатление еще более усиливается, когда со стороны американских руководителей вы все время слышите: «Мы готовы ко всяким действиям «short of war» (кроме войны). Именно этих последних слов нельзя было произносить, если они всерьез думали о борьбе с агрессией, ибо бандиты типа Гитлера или Муссолини понимали только один аргумент: удар кулаком.

Выступая официально против фашистской агрессии, руководители американской политики одновременно «под шумок» поощряли европейских «умиротворителей». Делалось это главным образом через американских послов в Берлине, Париже и Лондоне. Мне особенно хорошо знакома деятельность американского посла в Англии Джозефа Кеннеди (отца убитого президента Джона Кеннеди), который занимал этот пост в 1938–1940 гг.